Добрые вести, словно ветер, разгоняли мрачные тучи с южных и восточных горизонтов Золотой Орды. Берке-хан, благодаря аллаха за оказанную ему милость, велел принести большую жертву – было зарезано много различного скота и устроен небывалый для ставки Орды той[29].
Жизнь похожа на небо. Она то голубая и светлая, но вдруг набегут тучи и скроют от глаз солнце, и сразу ветер сделается холодным, а по горизонту заплещутся молнии и долетят глухие раскаты грома.
Едва отшумела радость в Орде по случаю победы Кайду и удач Ногая, как всадник на взмыленном коне принес грозную весть о том, что взбунтовались орусутские города: Ростов, Ярославль, Суздаль и Великий Устюг. Ни Каракоруму, ни Золотой Орде, ни хану Кубылаю из Ханбалыка[30] не хотели платить их жители дань.
Гонец сказал: «Пожар может распространиться по всей земле орусутов».
Пожалуй, он прав. Не впервой встречался Берке с непокорностью орусутов и всегда старался надолго сломить их волю. Но такого еще не было, чтобы поднялись сразу четыре города. Здесь действительно может начаться большой пожар, и справиться с ним будет трудно.
Кто в Орде всей душой ненавидит орусутов? Кого послать в их земли с карающим монгольским мечом? Беркенжара? Но он болен, и это дело ему сейчас не по плечу. А может быть, сделать так, как поступал Бату, – поссорить князей? Сколько раз уже было, когда самолюбивые князья легко попадались в расставленный капкан.
При всех ханах больше всего боялась Золотая Орда объединения орусутов. С каждым годом все чаще появлялись люди, мечтающие собрать вместе разрозненные земли и освободиться от ненавистного ига. Простой народ отказывался повиноваться тем князьям, что готовы были служить Орде.
Тяжелой, невыносимой была жизнь орусутов. После опустошительных набегов приходили баскаки. В Орде на эту должность назначались самые жестокие, безжалостные воины. Кроме подушного налога, зависимые княжества должны были отдавать десятую часть урожая и половину добытой пушнины. Если же кто-то не мог дать требуемое, то сборщик дани сам вносил в казну Орды что полагалось, с тем, чтобы должник в будущем году возвратил ему с процентами. Если должник не рассчитывался и в этот раз в срок, то его ждало рабство. Иногда сбор податей осуществлялся через доверенных лиц из местного населения. Таких людей орусуты называли бесерменами, кипчаки же дали им прозвище кырманы[31].
Во времена правления монгольского великого хана Менгу для упорядочения сбора налогов и податей в орусутские земли был послан человек по имения Пысык Берке. Хитрый и злобный, он служил когда-то у китайца Елюй Чуцая, главного советника Угедэя.
Пысык Берке решил провести перепись населения и скота всех орусутских княжеств. Того же он потребовал от свободного Новгорода. Новгородцы, осовбожденные от налогов и податей во время правления хана Сартака, воспротивились. Но обстоятельства складывались не в их пользу. У границ по-прежнему стояли немецкие рыцари, и ссориться с Каракорумом и Золотой Ордой было опасно. Под давлением бояр Новгород принял решение провести у себя перепись.
Орусутские города бурлили недовольством. Баскак Китак, устроив свою ставку в Ярославле, при помощи бывшего монаха Изосима, принявшего мусульманство, все туже затягивал петлю податей и налогов на горле орусутов. Потянулись вереницы рабов на невольничьи рынки Бухары, Самарканда и Стамбула.
И вот теперь города восстали. Долго думал Берке, кого послать на усмирение. Выбор пал на Саука. Хан знал о его ненависти к орусутам и потому был уверен, что старый советник сделает все как надо.
* * *
Пятитысячный отряд подошел к стенам Ростова Великого на рассвете. Это был на его пути первый город, где предстояло показать орусутам грозную силу монгольского меча.
Приказав разбить походные шатры, Саук немного вздремнул, а когда вышел снова из своего белого шатра, солнце уже вовсю играло на церковных куполах города.
В этот миг Саук совсем не был похож на семидесятилетнего старика. Движения его сделались быстрыми, глаза смотрели ясно и молодо. Наконец-то наступил тот день, когда он мог сполна отомстить орусутам.
– Позвать сюда Каблан-нойона! – приказал Саук.
Проворный нукер, сунув в ножны кривую саблю, побежал выполнять приказ.
Саук в задумчивости смотрел на лежащий перед ним город. Долго же пришлось ждать этого дня. Еще вчера не было в Орде более тихого и незаметного человека, чем он. Многим казалось, что и звание ханского советника Саук получил совершенно случайно. Давая совет хану, он никогда не повышал голоса и, если Берке не соглашался или выражал недовольство, сейчас же умолкал. Люди порой считали, что Сауку совершенно безразлично, какое решение примет хан, но это было далеко не так.
Просто он хорошо научился скрывать свои мысли, а в душе всю жизнь тлел, не затухая, крохотный огонек надежды.
Саук принадлежал к потомкам Чингиз-хана, а кто из них не мечтал о власти, не мечтал повелевать народами, завоевывать новые земли и постоянно купаться в лучах удачи и славы?
Уже в семнадцать лет понял Саук, что цель почти недостижима. Отец его, Кулкан, погиб при взятии орусутского города Коломны. Мать, Кулан-хатун, была младшей женой Чингиз-хана. Она не помнила ни своего рода, ни племени. Было ясно – никто из чингизидов, происходящих от старших жен, не уступит ему дорогу; кроме того, в Орде не было и родственников по линии матери, на которых можно было опереться в будущей борьбе за трон. Если бы был жив отец…
Очень скоро Саук понял, что у него нет и особых способностей, которые бы помогли ему выделиться среди других чингизидов. Но тайная мечта все равно не покидала его и жгла сердце. И снова думал он об отце и верил, что, если бы орусуты не отняли у него жизнь, все сложилось бы по-другому. Отец был бесстрашным воином. В такие минуты Саук яростно ненавидел орусутов и считал их единственными виновниками крушения всех его планов и надежд.
С годами в душе появилось новое чувство – желание мстить за отца и за себя. Ради этого он пользовался каждым случаем, чтобы принять участие в походах на земли орусутов. Но где возьмешь способности полководца, если не было их с рождения? Трижды Саук возглавлял отряды воинов, и ни разу не зажглась над его головой звезда удачи. Трижды только быстрый конь спасал его из петли смерти.
Бату и другие чингизиды, видя неспособность Саука к войнам и набегам, учитывая его замкнутость и неразговорчивость, решили оставить его в ставке Орды советником.
Это было еще одно поражение, крушение последних надежд на могущество и славу. Злоба, отчаяние захлестнули Саука. Все кипело в нем и бурлило, в каждом слове и поступке других чингизидов чудилась насмешка, но он, умея владеть собой, сделал вид, что вполне доволен новым назначением. Только к орусутам он не мог скрыть своей ненависти и потому при каждом удобном случае советовал ханам уничтожать их.
И сейчас, глядя на непокорный орусутский город, Саук вдруг отчетливо вспомнил приезд новгородских послов в Орду, к хану Сартаку. Проклятые гяуры убили отца, они же преследовали и его самого. Ведь именно тогда он едва не выпил предложенную рыжебородым Святославом чашу отравленного вина. Если бы Саук знал, что вино отравлено, он бы никогда не прикоснулся к нему. Но во всем был виноват орусут, его глаза. С какой ненавистью смотрел старый воин на монголов! В его поступке был вызов, и, загоревшись ответной ненавистью, Саук превозмог страх, который никогда не покидал его, и взял чашу.
Сегодня все по-другому. Страха нет. За его спиной готовые подчиниться любому его жесту, каждому слову пять тысяч отважных воинов с глазами, горящими от скорой битвы и предстоящей добычи. Пусть на старости лет, но пришло время, когда в его власти совершить кровавую тризну по погибшему в орусутских землях отцу. Он растопчет непокорные города, превратит их в прах, и они уже больше никогда не смогут подняться из пепла, чтобы перечить Золотой Орде.
Саук вдруг подумал, что было бы хорошо, если бы когда-нибудь в его руки попал рыжебородый орусут Святослав. Он заставил бы его сказать, почему тот так ненавидит монголов. Он припомнил бы ему ту чашу с отравленным вином…
Запыхавшись от быстрого бега, гремя кривой саблей, к шатру приблизился большой и тучный Каблан-нойон.
Саук сказал:
– Отправляя нас в поход, великий Берке-хан велел нам, прежде чем разрушить город, спросить у орусутов, чего они хотят. Возьми сотню воинов и отправляйся к ним. Если сочтешь, что желания их не совпадают с нашими, зови орусутов, чтобы они вышли сражаться с нами за крепостные стены. Не согласятся – пригрози, что сожжем город, а самих предадим страшной смерти.
– Слушаюсь и повинуюсь…
