— И вас выпустили? — спросил Венька.
— Через пять минут, — сказал Глеб. — И еще с извинениями.
— Надо было дежурному отправить вас, голубчиков, на экспертизу, — сказал Игорь.
— Не так уж мы были пьяны.
— А статья? — спросил я.
— Я ее назвал «Репортаж из вытрезвителя».
— Гениально, — сказал Венька.
— Я думал, ты статью все-таки не будешь писать, — сказал я.
— Что ты хочешь? — усмехнулся Игорь. — Вторая древнейшая профессия…
— Просто я смотрю на некоторые вещи шире, чем вы, — ухмыльнулся Глеб.
Это в мой адрес.
— А по-моему, Глеб нашел блестящий выход из положения, — сказал Вениамин.
Глеб подмигнул ему и чокнулся пивом.
— Мне нравится, как ты пишешь, — сказал Вениамин. — Мы с Андреем читали твой очерк о враче…
— Давай выпьем, — сказал Глеб. — Вон там в бутылке что-то осталось.
Венька подал. Глеб взглянул на меня и стал вилкой выуживать из консервной банки кильку.
— Поэтический такой очерк, — продолжал Венька. — Ну и женщина, дай бог! Правда, я ее всего один раз видел, когда Андрей нас познакомил…
— Куда это Шуруп спрятался с девчонками? — сказал Глеб. — Сашка, тащи сюда свою гитару!
Венька удивленно посмотрел на него и, видимо, смекнул, что этот разговор Кащееву неприятен. Игорь сидел и помалкивал. Он-то все знал, но не любил в такие дела вмешиваться. Я поймал его испытующий взгляд: он думал, я не выдержу… Но меня эта тема больше не волновала. А если и волновала, то не до такой степени, чтобы я по каждому пустяку срывался.
Помню, как-то давно мы с Игорем толковали о Глебе. Игорь сказал, что Кащеев сукин сын и подонок, но в нем есть и кое-что привлекательное. Этот человек необычен, он сразу выделяется среди других, и не только размерами и ростом. Глеб — парень с юмором, не дурак. В компании с ним интересно. А сколько живости и энергии в этой стодвадцатикилограммовой туше? И потом, в баскетбол Глеб играл здорово. Тут уж ничего не скажешь. Глеб не жадный. Когда кого-то подопрет нужда, не пожалеет последнего рубля или, как говорится, снимет с плеча рубашку и отдаст. Иногда даже позволяет себе купеческие выходки: закажет зал в ресторане… на троих. Или молодоженам на свадьбу приволочет на плечах стиральную машину. И в нашей компании он был главным заводилой. В глаза Игорь всячески поносит Кащеева, тот только успевает отбрехиваться, но, когда нужно, Игорь ничего не пожалеет для него. Ведь Игорь знает Глеба еще по университету. Они на спартакиадах встречались. И даже на каком-то фестивале были вместе. Если бы не старая дружба, Кащеев, конечно, не стал бы терпеть его нападки.
Когда я рассказал Игорю об этой истории с Глебом, он только усмехнулся.
— Если я когда-нибудь женюсь и не буду уверен в своей жене, то Глеба на порог не пущу… Ты что, не знал его? Если ему женщина понравилась, он прет напролом, как танк. Элементарная порядочность, дружба — все летит к чертям. Он ведь дикий человек!
Вот что сказал мне Игорь Овчинников.
Из кухни пришел Шуруп. Гитара на плече. Девчонки стали собираться домой.
— Саша, рвани на прощанье что-нибудь этакое, а? — сказал Глеб.
— Концерт окончен, — сказал Шуруп. — Возьмите, господа, ваши цилиндры и трости!
Вениамин поколебался: остаться с нами или уйти с Люсей? Потом все-таки снял со спинки стула серый мохнатый пиджак и надел. Игорь переминался с ноги на ногу возле Иванны, но ничего вразумительного так и не сказал.
— Есть в этом доме зеркало? — спросила Иванна.
Игорь сорвался с места, как будто только этого и ждал, и выскочил за дверь. К соседям побежал. Он говорил, что напротив живет симпатичный инженер. То ли физик, то ли химик.
Вернулся Игорь с большим зеркалом. Поискал, куда поставить, но кругом было пусто.
— Я подержу, — сказал он.
Иванна стала прихорашиваться, а долговязый Игорь, прижав к груди зеркало, стоял навытяжку.
— Приходите, пожалуйста, — сказал Игорь.
— К вам? — удивилась Иванна. — Зачем?
— Вместе с Сашей, — сказал Игорь. — У меня есть замечательная кофеварка… Немецкая.
— До свидания, — сказала Иванна и вдруг рассмеялась, заставив бедного Игоря покраснеть.
Они ушли, а он все стоял с этим дурацким зеркалом и молчал.
— Уронишь, — сказал Глеб.
— Вы обратили внимание, какие у нее глаза? — спросил Игорь. — Да и вообще…
— Старик, это на тебя не похоже, — сказал Глеб.
— Я погиб, — сказал Игорь. — Таких глаз я еще в жизни не видел…
— Теперь посмотри в это зеркало на себя… — сказал Глеб. — Что ты там увидишь? Серые с мутью глаза. Глаза человека, которому давно за тридцать… Приличных размеров нос, такие носы еще фуфлыгами называют, с красноватым оттенком, что свидетельствует о порочной тяге к алкоголю…
— Вспомнил, — сказал я. — Ты похож на Баталова…
Игорь поднял зеркало и, взглянув на себя, рассмеялся:
— А я-то думал, что на Жана Марэ…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Железная крыша горячая, как сковородка. Дотронешься — обожжет. Я лежу на старом тонком одеяле. Рядом с печной трубой кипа книг. На голове у меня остроконечный колпак, как у древнего астронома, только без звезд. Этот колпак я сделал из газеты. Я один на крыше. Иногда меня навещают голуби. Им тоже жарко. Усаживаются на карнизе и, раскрыв клювы, дремлют на солнцепеке.
На крыше можно загорать и заниматься. Никто тебе не мешает. Вот разве что самолеты отвлекают. Они сегодня то и дело на огромной высоте проходят над городом.
Я задираю голову и смотрю в небо. Белесое и безоблачное. Ни одной птицы не видно… Таким ли оно было много миллионов лет назад? Например, во времена палеолита? В древний каменный век? Я пытаюсь представить эту далекую картину. Но перед глазами возникают знакомые иллюстрации, изображающие папоротниковые леса, огромных ящеров, летающих и ползающих, и других ископаемых с гребнями на спинах.
Я работаю во вторую смену. Каждое утро встаю вместе с солнцем и забираюсь на крышу нашего общежития. Утром крыша холодная и влажная. Я сажусь на корточки и раскрываю учебники. До экзаменационной сессии осталось меньше месяца. Нужно прочитать горы книг. Шутка сказать, шесть экзаменов и четыре зачета! У меня еще с зимней сессии остался должок. Если все сдам — переведут на пятый курс.
Я читаю учебники, как романы.
Углубившись в пыль веков, я тем не менее вижу, как поднимается большое нежаркое солнце, и слышу, как просыпается наш шумный дом. Внизу хлопают двери, трещат будильники, невнятно бормочут громкоговорители, кто-то басом запел в умывальной.
Из города пришел первый автобус. На голубой крыше в неровной выемке блестит маленькая лужа. Автобус почти пустой. Оставляя на влажном асфальте широкий след, автобус скрылся за домом. Покрякивают на путях маневровые. Охрипший за ночь диспетчер раздраженным голосом, так не похожим на голос диктора, дает по радио указания стрелочникам и сцепщикам. Это все знакомые привычные звуки. Они мне не мешают.
Я обратил внимание на голубей, которые поселились в нашем доме. Они начинают возиться и бормотать в своих гнездах с первым заводским гудком. Не то что деревенские. Те просыпаются вместе с петухами.
Я забираюсь на крышу, когда солнечная погода. В пасмурный день занимаюсь в сквере или в комнате. Шуруп уже в который раз собирается встать вместе со мной и тоже позагорать на крыше. Ему нужно к приемным экзаменам готовиться. Но подняться в пять утра свыше его сил. Я даже не бужу его. Это бесполезно. Он мертвой хваткой вцепляется в подушку, и никакая сила не оторвет его. Так обезьяний детеныш держится за свою мать.
В семь часов уже можно снимать рубаху. Начинает припекать. Воздух чистый, лучи так и липнут к телу. Я раздеваюсь и водружаю на голову бумажный колпак.
Я думал, что один торчу на крыше. Но вчера совершенно случайно обнаружил на пятиэтажном доме, что стоит за сквером, какую-то черноволосую девушку. Она тоже устроилась на крыше с книжками. Только лежит не на крашеном железе, как я, а на раскладушке. Пока девицы не видно. Собственно, мне наплевать, придет она или нет. Даже лучше, чтобы не забиралась на крышу: отвлекать не будет.
— Андрей! — кричит с улицы Шуруп.
Железо громыхает, когда я иду по крыше. Голуби сердито забубнили. Они живут под застрехой. Сашка стоит на тротуаре, и светловолосая голова его сверкает на солнце, глаза прищурены — солнце слепит.
— Ты знаешь, ну его к черту, театральный, — громко говорит он. — Подам лучше документы во ВГИК. Театр — это искусство прошлого… Телевидение, кино. Вот что сейчас главное.
— Эта гениальная мысль пришла тебе в голову во сне? — спрашиваю я.
— Я еще скажу свое слово в нашем кино, — говорит Сашка.
Он уходит, а я снова берусь за учебник. Иногда помимо воли бросаю взгляд на соседний дом, но ее все еще нет. Она появилась на крыше с раскладушкой в половине девятого. В купальнике и черных очках…
