Союзной богословской семинарии. В июне она переехала в Атланту, где Элла Бейкер уступила ей половину своего кабинета.
На конференции были избраны пятнадцать членов правления, призванных создать «постоянную организацию», о которой упоминал Мартин Лютер Кинг. Одновременно дискутировался вопрос, станет ли эта организация филиалом КЮХР? Делегаты решили, что это будет независимая группа, поддерживающая дружеские связи с КЮХР. Комитет пятнадцати в мае собрался в Университете Атланты вместе с Кингом, Лоусоном, Эллой Бейкер и Леном Холтом ― юристом КЗРР из Норфолка, штат Вирджиния. Здесь и было решено называться Координационным комитетом студенческого сопротивления (ККСС). Было принято заявление: «Мы подтверждаем, что философско-религиозный идеал ненасилия является первоосновой, определяющей наши цели, наше кредо и наш образ действий. Ненасилие, вырастающее из иудейско-христианской традиции, требует установления справедливого социального порядка, проникнутого человеколюбием. Объединение усилий людей доброй воли представляет собой первый шаг на пути создания такого общества... » Эта декларация полностью отвечала идеям Кинга, пусть даже он собственной рукой не вписал в нее ни одной буквы. Но прошло немного времени, и руководство комитета было очищено от белых, и основным мотивом его действий стала не проповедь ненасилия, а, скорее, пропаганда силы черных.
Между тем за три месяца, в течение которых разрасталось и крепло движение сидячих демонстраций, защитники белого господства приложили немало усилий для того, чтобы дискредитировать человека, которого они считали главным виновником и организатором общественных беспорядков. 17 февраля два помощника шерифа появились в баптистской церкви Эбенезер. Они вручили Кингу постановление об его аресте, выписанное в Алабаме. Большое жюри окружного суда Монтгомери обвинило его в фальсификации налоговых деклараций за 1956 и 1958 годы. Лучшего способа опорочить апостола жертвенной любви, чем выставить его мошенником, набивающим свои карманы деньгами, собираемыми на благие цели, нельзя было и придумать. Возрождение злостных домыслов, распускавшихся против него в 1956 году, привело Мартина в состояние ужаса и оцепенения. Обвинение, безусловно, было ложным.
Он с большей охотой принял бы смерть по обвинению чисто политическому, связанному с его моральными принципами, чем лишился бы доброго имени. Обладая чувствительной душой чернокожего пуританина, постоянно помня об учениях Иисуса и Ганди, он не мог испытывать в связи с этим обвинением ни гнева, ни ярости. Его охватило ощущение отвратительного беспокойства.
Он должен был выступать в Чикаго, но сначала отменил поездку. Затем, собрав в конце концов воедино всю свою волю, мужество и веру, все-таки решил, что в Чикаго поедет. Так в течение многих недель он колебался в своих действиях ― его, кажется, выбили из колеи. Он испытывал адские муки, неся свой необычный, невидимый миру тяжкий крест. Только Коретта и горстка самых близких людей видели и понимали, чего это ему стоило, 11 мая он появился в Нью-Йорке на завтраке, устроенном профсоюзными лидерами, которые уже внесли 1000 долларов и дали слово собрать еще 2000 на его судебные расходы и продолжение борьбы за свободу. Он сказал им, что сидячие демонстрации наверняка поспособствуют либерализации избирательных прав в связи с предстоявшими в ноябре президентскими выборами. Тем не менее он не мог избавиться от горечи при мысли, что должен отстаивать свою честь в зале суда. Более всего его расстраивало то обстоятельство, что он будет тратить общественные деньги на себя с целью доказать, что он не использовал общественные фонды в своих личных целях. У него не было выбора, и это уязвляло его. Он должен был выиграть это дело, не дав упрятать себя в тюрьму. Во время нью-йоркского визита Кинга губернатор штата Нелсон Рокфеллер, убежденный баптист, предоставил ему личный самолет для полета в Университет Олбани, а перед очередным благотворительным званым обедом в Нью-Йорке они долго беседовали наедине. «Он произвел на меня глубокое впечатление силой своих убеждений», ― позднее сообщил Кинг. Он был счастлив получить щедрое пожертвование в фонд КЮХР, но при этом отказался поддержать Рокфеллера в качестве кандидата в президенты США.
После тяжелых юридических баталий дело Кинга о налогах и доходах было наконец рассмотрено судом присяжных. Жюри состояло сплошь из белых мужчин, жителей Алабамы. Здание суда во время этих заседаний окружалось кольцом полицейских, помахивавших дубинками, и конными помощниками шерифа, готовыми разогнать любую демонстрацию. Атмосфера в зале была напряженной, даже накаленной настолько, что Коретта не выдержала и разрыдалась, когда, ко всеобщему удивлению, жюри присяжных вынесло оправдательный приговор. Это произошло 28 мая, в субботу. На следующий день, вернувшись в Атланту, Мартин Лютер Кинг произнес проповедь, названную им «Автобиография страданий». В ней он поделился со своей аудиторией всеми теми душевными муками, которые испытал с момента предъявления ему обвинения. А затем он с чувством сострадания стал говорить о своих преследователях, о двигавших ими мотивах. Не ненависть, а страх побудили их пойти на столь низкий поступок, как предумышленное ложное обвинение. Конечно, это ― явное зло, но и на него нужно ответить любовью. Что же касается жюри, то «никакого чудесного превращения оно не испытало, хотя с присяжными что-то случилось». После этого случая Мартин Лютер Кинг глубоко уверовал, что дух примирения все же снизошел на этих белых граждан Алабамы.
Многие заметили, что помощник Кинга ― Байард Растин не принимал никакого участия в событиях 1960 года. Его уход из Движения стал для Кинга источником еще более острых терзаний, чем даже дело о налогах. Эдем Клейтон Пауэлл, подобно Рокфеллеру и многим другим деятелям, стремился расположить к себе Кинга и заставить его авторитет работать на себя. Растина и Рэндолфа Пауэлл рассматривал как барьер между собой и Кингом. Оба они были активными членами Социалистической партии, а Пауэлл был, возможно, самым влиятельным негром в Демократической партии. Он хотел, чтобы Кинг порвал всякие отношения с Растином. Чего конкретно надеялся добиться Пауэлл, осталось неясным, но он требовал от Кинга, чтобы тот отказался от Растина. В противном случае, заявил Пауэлл, он готов сделать публичное заявление, которое повредит Движению.
Кинг рассказал Растину о своей стычке с Пауэллом и сказал, что он готов во что бы то ни стало защищать своего помощника. «Не следует этого сделать, Мартин, ― ответил Растин. ― Я этого не допущу. Судьба Движения должна быть важнее всех личных соображений. У тебя и без этого забот полон рот. Выбора нет: я подаю в отставку». Кинг попытался его отговорить, но в конце концов сам принял его доводы. В определенном смысле это было самое мудрое из всех возможных решений. Однако и здесь не обошлось без недоброжелателей, попытавшихся использовать эту историю в корыстных целях. Несколько месяцев спустя Джеймс Болдуин написал в «Харперс»: «То, что Кинг позволил Эдему Клейтону Пауэллу добиться отставки Растина, очень сильно повредило его моральному авторитету, и особенно в глазах молодежи... Методы, использованные Пауэллом ― вопрос о его мотивах мы обсуждать не будем, ― были далеко не безупречными. Кинг должен был либо защищать своего соратника, который к тому же был его другом, либо принять требование Пауэлла. Он выбрал последнее». Болдуин, как и другие, остался в неведении, что Растин сам отказался от защиты. В последующие годы судьба развела Кинга и Растина в разные стороны. Но это не мешало им, встречаясь время от времени, стоять на публике рядом, плечом к плечу, как это было, в частности, во время Похода на Вашингтон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
