Приветственно машу рукой, надеясь, что подобный жест в этом мире не имеет какого-либо извращенного значения.
Возросший энтузиазм собравшихся у основания горы людей указывает на верность выбранного направления.
— Продемонстрируй знак дракона! — советует главнад танцовщица, опознать которую не составляет труда. Она единственная облачена в одеяние.
— Чего?!
— Знак! — тыча пальцем мне в живот, кричит девушка.
— Но… — неуверенно протестую я, медленно постигая смысл ее требования.
Удерживающие меня руки меняют наклон тела, придав ему почти вертикальное положение. Я, терзаясь сомнениями в целесообразности данного действия, уступаю опыту главной храмовой танцовщицы, одним движением сдергиваю с плеча свободно переброшенный конец покрывала и опускаю его, открыв для всеобщего обозрения свернувшуюся вокруг пупка татуировку — Горыныча.
— Драко-о-он!!! — отметает мои сомнения толпа, разогнав всю живность из прилегающих к храму джунглей. Даже птицы и те бежали прочь, позабыв о способности летать. Уж на что хорошо подготовлены танцовщицы — со змеями без страха работают, и те вздрогнули, едва не уронив меня.
— Поставьте меня на землю! — с трудом перекрывая рев толпы, кричу я почти в ухо одной из девушек.
Она довольно долго с недоумением таращится на меня своими огромными голубыми глазами, заставив задуматься о цвете ее состриженных волос, но наконец-то смысл моей незамысловатой просьбы проникает в ее сознание. И девушка незамедлительно принимается действовать. В одиночку.
Её подружки, видимо, решили, что настало время меня раскачать, и принялись дергать вверх-вниз кому как заблагорассудится, словно кукловод игрушку со спутавшимися ниточками.
Хорошо, что привлеченная возникшей суетой предводительница труппы храмовых танцовщиц догадалась обратиться за разъяснениями ко мне, а не к кому-нибудь еще.
— Меня! Поставьте! — прокричал я свое пожелание, сопровождая слова жестами неумелого сурдоперевода. — На землю!
Повторив процедуру дважды, я добился-таки того, что оказался на твердой земле.
Громогласно поддержав мое решение, ярые сторонники культа Великого дракона принялись распевать религиозные гимны, смысл которых теряется в дебрях иносказаний и гротеска.
— Джимми, Джимми! Ачча, Ачча! — пританцовывая в такт, поочередно поют мужская и женская половины собравшихся, аккомпанируя себе хлопками ладоней друг о дружку и о различные части тела.
Вслушиваясь в малопонятные слова, я хожу вдоль края обрыва, разминая затекшие от долгого лежания мышцы. Волнообразное лезвие меча, заброшенного мною на плечо, раскачивается в такт моим шагам, словно дирижируя поющими.
Приблизившись к самому краю обрыва, я обнаружил, что на втором ярусе склона у стеночки расположились пары, предающиеся действу, удовольствием от которого природа попыталась уберечь род человеческий от вымирания.
— А… — Растерянность первого мгновения прошла, и я сообразил, что это не живые люди, а прекрасно изготовленные скульптуры. Мастерство ваятеля достойно всяческих похвал. Разве что замысловатые положения некоторых тел, просто-таки недоступные живому человеку, говорят о неспособности скульптора сдержать полет буйной фантазии, лишенной и намека на скромность.
— А при чем здесь дракон? — вслух спросил я сам у себя, не волнуясь о том, что меня может кто-то подслушать. В таком-то гвалте?..
Треск поваленного в джунглях дерева, совпавший с короткой паузой между песнями, раздался в звенящей после шумного многоголосия тишине словно выстрел.
Впрочем, на него, кроме меня, никто не обратил внимания.
Подняв взгляд, я рассмотрел — или мне это только привиделось? — мелькнувшую среди густых крон деревьев огромную голову, расписанную под хохлому. Она появилась и тотчас исчезла, словно и не было ее никогда. Присмотревшись внимательнее, я рассмотрел лишь трепещущие в потоках влажного воздуха ветви деревьев, из темноты которых на меня смотрит чей-то недобрый взгляд. Просто неподвижно смотрит из густой тени, словно пытаясь загипнотизировать, подчинить своей воле.
«Тролль окаменел, — вспомнил я, — и теперь служит мишенью всем голубям в окрестностях заброшенного замка, если таковые отваживаются туда залетать. Да и солнце светит так, что и в тени деревьев от него не больно-то укроешься. Но, с другой стороны, Оля ведь говорила, что видела его идущим за нами. Впрочем, с чего я решил, что это тот самый великан? Возможно, их в местных горах водится превеликое множество, равно как тараканов в щели за мусорным баком.»
Приблизившись к девушке-дракону, я поинтересовался:
— Долго еще?
Благо очередная песнь была печальной по содержанию и посему исполнялась вполголоса, что дало мне возможность общаться с собеседницей без риска сорвать голосовые связки.
— Что? — не поняла она, осоловело глядя на меня и счастливо улыбаясь.
— Долго еще? — повторил я.
— Что долго?
— Церемония.
— Какая?
— Эта, — вздохнув, пояснил я.
— А что? — словно испытывая мое терпение, улыбнулась танцовщица.
— Мне интересно, когда можно будет вернуться туда. — Я указал пальцем ей за спину и поспешил добавить, опережая очередной вопрос: — На ложе. Отдохнуть.
Если я думал, что после уточнения она не найдет что спросить, то глубоко ошибался.
— С кем? — поинтересовалась она, очень даже откровенно сияя глазками.
— Один. Чтобы поспать. Самому.
— Аватара дракона устал?
— Немного, — признался я, решив не объяснять основную причину, вызвавшую желание убраться с открытого пространства. Я прекрасно помню, как далеко может бросать камни рассерженный тролль.
— Сейчас. — Взмахнув рукой, она подала подругам знак. И меня стремительно унесли прочь, по ставшей традицией привычке подняв на руки.
Толпа проводила нас несмолкаемыми криками и аплодисментами.
Отказавшись от помощи в раздевании, согревании как меня, так и постели, и прочих мелких услуг, я отпустил танцовщиц и растянулся на ложе, терзаемый двумя проблемами. Они имеют общее начало: «Что делать…» Во-первых, что делать дальше? В том плане, что не собираюсь же я лезть в пасть смертельной опасности только потому, что аборигены принимают меня за аватару дракона и Сокрушителя. И, во-вторых, что делать, пока желание узнать расположение места, которое и короли предпочитают посещать самостоятельно, не переросло в проблему?
Ответ на первый вопрос невольно подсказал джинн, с радостным воплем вылетевший из кувшина, а второй я нашел сам, отыскав укромное местечко за раскорячившим голые ветви деревом.
Приблизившись к озеру, чтобы умыться, я рассмотрел хорошо утоптанную тропинку, ведущую к самой кромке воды, и тотчас вспомнил прелестную девушку из ночного сна. А может быть, и похожей на сон яви. Как она грациозно шла по воде, озаряемая слабым светом луны. Улыбнувшись, я зачерпнул рукой воды. Пальцы, подняв брызги, скользнули по близкому дну. Озаренный догадкой, я попробовал мизинцем определить глубину озера. У берега он погрузился до середины второй фаланги и уперся в каменное дно. А дальше?
— Вернись, я все прощу! — крикнул джинн, посыпая голову пеплом и заламывая руки.
Но я не обратил внимания на его старую как мир шутку продолжая шагать по щиколотку в воде (довольно холодной должен признаться) и наблюдать за паническим бегством из-под опускающейся ноги юрких оранжево-зеленых тритонов. Приближающийся с каждым шагом противоположный берег, узкой полоской вулканического стекла окаймляющий водную гладь, блестит изломанными гранями острых осколков. Среди хаотичных изломов черно-красного обсидиана вызывающе зеленеют редкие стебли простой луговой травы, проросшие в наносной почве, как символ стремления жизни к торжеству над мертвенной безжизненностью камня.
«Неужели все озеро пешеходное?» — подумал я, делая очередной шаг.
И лишь успел взмахнуть руками, с головой уйдя под воду, жадно вцепившуюся в меня обжигающе холодными пальцами.
Вынырнув, я судорожно нащупал край круто обрывающегося каменного плато и выбрался на него, звонко клацая зубами и с опозданием понимая, как именно удалось ночной незнакомке исчезнуть с моих глаз. «Это же элементарно, Ватсон», как любил говаривать один из тех, очень редких во все времена представителей правозащитной братии, которые предпочитают использовать дедуктивный метод для поимки преступников.
— Могло быть и хуже, — заметил я, отлепив от лба лепесток кувшинки и вернув его в родную стихию. — Наверное…
Во время погружения покрывало соскользнуло с меня и теперь белесой пародией на медузу медленно погружается в толщу воды. Но желания нырять за ним у меня не возникло. После секундного раздумья я пришел к выводу, что нарушения экосистемы этого озера одно-единственное хлопчатобумажное изделие не вызовет. А за его утерю завхоз храма дня Великого дракона и храма ночи Великого дракона, если у них не раздельный обслуживающий персонал, не обвинит меня в кощунстве и вандализме по отношению к храмовому инвентарю и не заставит возмещать ущерб в десятикратном размере.
