– Вы знаете, что это, – сказал Торранс, указав пальцем на нечто, залитое янтарного цвета консервирующим раствором. Аркрайт не ответил. Его лицо блестело от пота, под правым глазом пленника бил нервный тик. – Ну-ка, куда это я положил свои перчатки? – подивился Торранс. – Ах, вот же они, на столе. И ты, Уилл, надень свои, – он взял с тележки скальпель и вспорол восковое кольцо вокруг крышки. – Подержи это немного, Уилл, будь так добр, – сказал он, передавая мне скальпель, и отвинтил крышку. В замкнутом пространстве этот звук показался очень громким.
– Хорошо, – громко сказал Аркрайт. – Ладно! Это и в самом деле становится утомительно. Я требую немедленно поговорить с доктором фон Хельрунгом!
Торранс отложил крышку и запустил руки в банку, чтобы извлечь гнездовище. Он слегка скривился: думаю, не от страха, а оттого, что предплечья у него были такие большие, что с трудом пролезли в сосуд. Он осторожно уложил гнездо, свитое из переплетенных человеческих останков, рядом с банкой; там оно влажно блистало в свете лампы.
– Шпатель, Уилл, – пробормотал Торранс. Я подал ему плоскую лопаточку, которой он и соскоблил немного – с четвертак – связующего вещества: слюны Typhoeus magnificum.
– Что это? – завопил Аркрайт. – Что это вы там делаете?
– Вы знаете, что я делаю.
– Вы этого не сознаете, сэр, но вы совершили ужасную ошибку. Ужасную!
– Я? Совершил ужасную ошибку? – Торранс приподнял шпатель.
– Думаете, я боюсь? – Аркрайт саркастически рассмеялся. – Вы этого не сделаете. Не сможете.
– Я не смогу? – Торранс выглядел искренне изумленным.
– Нет, не сможете – потому что я не обязан ничего вам рассказывать. Я ничего не скажу, пока вы меня не выпустите. Ха! И какую дверь вы выберете? Если вы меня убьете, вы никогда не узнаете.
– Никогда не узнаю что? Не припомню, чтобы я хоть что-то, черт вас побери, у вас спрашивал.
Аркрайт попытался рассмеяться – вышло нечто вроде придушенной икоты. Его руки были связаны за задними ножками стула и дрожали, поэтому весь стул тоже дрожал. Сам воздух вокруг Томаса Аркрайта дрожал: частицы пыли сотрясались в сострадании к его ужасу.
– Скорость всасывания, – продолжал Торранс, – разнится в зависимости от места контакта с ядом. К примеру, контакт с поверхностным слоем кожи вызывает более пролонгированное развитие симптомов, чем, скажем, контакт со слизистой рта, глаз или носа – в сущности, с любой полостью тела, например, с ушным каналом или анусом.
Он говорил очень сухим, монотонным голосом, похожим на голос Уортропа: как будто читал лекцию невидимым студентам.
– Вы с ума сошли, – констатировал Аркрайт.
– Нет, – ответил Торранс, – я монстролог. Разница невелика, но есть, – и он продолжил свой рассказ. – Что же до симптомов… Ну, думаю, углубляться в детали будет излишне. Если вам любопытно, то, полагаю, Уилл обрисует, что может ожидать вас в ближайшие часы. Он видел это, так сказать, из партера.
Я кивнул. Голова у меня кружилась, кровь ревела в ушах, а в сердце – распрямлялась туго скрученная пружина.
– Уилл… – эхом отозвался Аркрайт. – Уилл! Ты не можешь этого сделать. Не дай ему это сделать, Уилл! Беги и найди фон Хельрунга. Быстро, Уилл! Беги!
– На вашем месте я бы не взывал к мистеру Генри, – сказал Торранс. – По правде говоря, это все он придумал.
Аркрайт ошеломленно уставился на меня. Я не отвел глаз.
– Это он вывел вас на чистую воду как вонючего лжеца, которым вы и являетесь. Так что я бы на вашем месте не командовал мистером Уиллом Генри, нет, сэр!
Он шагнул к сидевшему, и этот единственный шаг заставил Аркрайта судорожно задергаться. Ножки стула заскрипели по бетонному полу, револьвер упал с его колен.
– Милосердный Боже, я понятия не имею, что вам от меня нужно! – вскричал он: его напускная смелость дала трещину.
– Слыхал, Уилл? – осведомился Торранс. – Это, по-твоему, похоже на лонг-айлендский выговор? По-моему, нет. Настоящий британский английский.
– Я британский подданный, слуга Ее Величества королевы Виктории, и я еще погляжу, как вас, сэр, вздернут!
– Очень сомневаюсь, – безмятежно ответил Торранс. Он обошел стул, чтобы встать прямо за Аркрайтом, передвигаясь с поразительным для мужчины таких габаритов проворством. Он не колебался и не стал дожидаться, чтобы пленник повернул голову; он вытянул вперед свободную руку и пальцами зажал Аркрайту нос.
Реакция была мгновенной. Аркрайт брыкался и извивался, бессильно кидался всем телом на веревки, мотал головой из стороны в сторону в тщетной попытке высвободиться из мертвой хватки Торранса. Боковым зрением, прежде чем его глаза накрыла широкая ладонь монстролога, он должен был видеть поблескивающий шпатель. Аркрайт плотно сжал губы, но и он сам, и Торранс понимали, что это был лишь вопрос времени. Он мог бы задерживать дыхание, пока не потеряет сознание, но что бы это ему дало? Только упростило бы Торрансу задачу; вот и все.
Выбора у него почти не было. Дама или тигр? Плохая аналогия.
Он открыл рот и выдохнул:
– Меня зовут не Аркрайт, – с крепко зажатым носом, звучал он как человек с очень сильным насморком.
– Плевать мне, как вас зовут.
– Вас за это вздернут! – заорал он. – Вас и фон Хельрунга, и вашего мелкого пособника-ублюдка!
– Уилл не мой мелкий пособник-ублюдок. Уилл – мелкий пособник-ублюдок Пеллинора Уортропа.
– Уортропа? Вот как? Хотите знать, что с Уортропом? Уортроп мертв. Он умер на Масире, на проклятом острове Масира в Аравийском море, как я фон Хельрунгу и сказал!
Торранс поглядел на меня через комнату. Я покачал головой.
– Мы вам не верим, – сообщил он Аркрайту. – Уилл, помоги-ка мне тут. Если он продолжит так дрыгаться, я шпатель уроню.
Я принял у него инструмент и посмотрел, как Торранс зажимает шею Аркрайта своей могучей рукой.
– Вам удалось, – прошептал Торранс. – Видите, я могу дрогнуть. Я уже в том возрасте, когда мысль о повешении заставляет задумываться, но он – всего лишь ребенок, а дети думают, что будут жить вечно. И у него серьезные причины. Он, видите ли, думает, что, может быть, это вы убили Уортропа. И я думаю, что, возможно, он прав.
– Я его не убивал!
– Ну, умер он в любом случае не так, как вы описали. Ставлю на Кернса. Его убил Кернс.
– Никто его не убивал – никто. Клянусь вам, никто! – он перевел взгляд на меня; я держал в руке саму смерть – а стало быть, его жизнь.
– Он жив, – выдохнул он. – Вот вам. Он жив! Это вас устраивает?
– Сперва он умер; теперь он жив, – сказал Торранс. – А потом он у вас будет петь в бродячем менестрель-шоу?
Он выпустил Аркрайта и щелкнул мне пальцами. Ему был нужен пуидресер.
– Я правду вам говорю! – вскричал Аркрайт. – И вот что я вам еще скажу. Ублюдка бы убили, если б не я! Вот в чем ирония судьбы. Уортроп обязан мне жизнью, а вы собираетесь отнять мою собственную в награду!
– Обязан вам жизнью, – эхом отозвался Торранс.
– Да, жизнью. Они собирались его убить. Убить нас обоих. Но я не дал им…
– Им, – повторил Торранс.
– Нет, нет, прошу вас. Этого я вам рассказать не могу.
– Они собирались его убить.
– Они меня убьют. Загонят как паршивую собаку и…
– «Они».
– Да послушайте же меня! – взвизгнул Аркрайт. Взгляд его метался из стороны в сторону – на меня, на Торранса, снова на меня. К кому взывать? К ребенку, написавшему пьесу, или к актеру, что в ней играет? – Если я вам скажу, я покойник.
– Вы покойник, если не скажете.
Дама или тигр. Возможно, аналогия все же была не такая плохая.
Я больше не мог сдерживаться.
– Где доктор Уортроп? – выпалил я.
Он сказал нам; и ответ ничего для меня не значил. Я никогда не слышал об этом месте; но Торранс слышал. Он долго таращился на Аркрайта, а затем разразился смехом.
– Что ж… хорошо же! Это мне нравится. Это… Ну, это безумие. Но это разумно. Заставляет отчасти поверить вам, Аркрайт.
– Отлично! Теперь вы знаете, где он, и вы меня отпустите. Так ведь?
Но Торранс еще не закончил это обдумывать. Он достиг средоточия загадки – двух одинаковых дверей.
– «Они», вы сказали. «Они собирались его убить». Были Кернс, вы и они. Или сперва – вы и Кернс, и только потом они?
– Я даже не понимаю, о чем вы говорите. О, Христе, помилуй меня! – он повел глазами в мою сторону. – Христе, помилуй меня, – прошептал он в отчаянии.
Я подумал, что понимаю, и вмешался как переводчик Торранса.
– Откуда вы знаете Джона Кернса?
– Я знать не знаю Джона Кернса. Никогда с ним не встречался, прежде в упор его не видел и ни разу о нем не слышал, пока не началось это чертово дело. И дорого бы дал, чтобы вообще никогда не слышать!
– Все понятно! – закричал Торранс. – Сперва Кернс, потом они и, наконец, вы. Не Кернс и вы – не вы с Кернсом. Вы не заодно с Кернсом, и не заодно с ними. Вы заодно с… – он притопнул ногой. На ум мне пришел непокорный жеребец, которому не терпится вырваться из стойла. – Слуга короны… Слуга короны! Теперь понял. Это хорошо.
