…со времени Щепкина Мольера[280] не умеют ставить. Пьеса эта уже литована, ее хочет ставить Малый театр, хотел ставить Театр им. Вахтангова, но заменили «Мещанином».
Тов. Толстых[281]. Хорошо, когда у постановщика такие хорошие мысли. Но мне хотелось бы, чтобы при этом никто не страдал, чтобы такие большие драматурги и писатели, как Шекспир, Достоевский и Герцен, не превратились в повод для выражения театром своих мыслей.
Я не уверен, что «Преступление и наказание» будет недостаточно для выражения мыслей Достоевского. Есть ли смысл заранее себя обрекать на то, чтобы считать, что материала в «Преступлении и наказании» будет недостаточно[282]. ‹…›
Мне кажется, что на тех примерах, которые мы имеем с «Пугачевым»[283], нам надо больше обращаться к комедии. И вообще хотелось в театре иметь комедию. Вот взять бы и прочитать пьесу Шкваркина «Чужой ребенок»[284] и поставить. Я согласен с предложением Г. Бояджиева о постановке «Тартюфа». Я голосую за «Тартюфа». Если бы мы получили как можно скорее Можаева, то это было бы очень хорошо.
Е. Евтушенко. По поводу вечера Высоцкого. Это можно сделать очень интересно, шикарно. …в Достоевском… можно делать интересные, неожиданные совмещения. ‹…› Можно использовать дневники и письма писателя. Надо показать его удивительное мужество. Достоевский никогда не показывал себя каким-то правдолюбцем и правдоискателем. ‹…›
Автор должен взять все произведения Достоевского, а не только «Преступление и наказание», это даст возможность выразить концепцию мыслей Достоевского. Пусть Карякин в этом плане делает все, что угодно.
Теперь по поводу Можаева. Это может быть удивительно хороший и веселый спектакль. ‹…›
Что же касается «Клима Самгина», то я в такой спектакль не верю.
Ю. П. Любимов. Мне хотелось бы поставить «Клима Самгина», но есть такие сомнения, которые меня удерживают от этой постановки.
Тов. Карякин. «Клим Самгин» сыграл слишком роковую роль в литературе. Эта пьеса была написана в те годы, когда нельзя было писать о психологии, а там сплошная психология интеллигенции, которая представлена так, как она представлена в «Десяти днях, которые потрясли мир».
Е. А. Евтушенко. Мне кажется перспективным спектакль на материале «Былого и дум» Герцена.
Мне казался бы перспективным спектакль о Лермонтове. ‹…›
В зарубежной прессе я читал прекрасные отзывы на пьесу Пабло Неруды[285], но какая это пьеса, я не знаю, т. к. американские рецензенты не пересказывают содержания. Я скоро поеду в Чили, там посмотрю спектакль, привезу пьесу[286].
Как вы смотрите на пьесу «Кто боится Вирджинии Вульф»[287]?
Ю. П. Любимов. Это пьеса чисто семейного характера. Это пьеса не для нашего театра.
Мы вам всем раздадим пьесу «Женщины в народном собрании» [Аристофана] и просим вас прочесть ее, это займет не более полутора часов времени.
Тов. Золотухин. Репертуар мне очень нравится. Есть только одно пожелание — как можно скорее приступить к работе над этим репертуаром.
А. Аникст. Репертуарный план очень хороший. Мой друг Г. Н. Бояджиев сказал, что ваш театр трагический. Это верно. У меня возникла такая мысль, что надо вашему театру пустить юмористическую жилку. Для этого вам можно взять комедию Дюрренматта[288], в частности, его радиопьесу, которая поддается и сценической трактовке. ‹…› Может быть, надо подумать над тем, чтобы сделать чеховские вечера[289]. Почему бы вам не сделать вечера рассказов Зощенко[290].
Ю. П. Любимов. Да, это было бы прекрасно, особенно если взять его книгу «Возвращенная молодость».
Тов. Демидова. Что мне хотелось бы сказать? О репертуаре можно сказать много, в общем, репертуар интересный, но важно воплощение его. ‹…›
Ю. П. Любимов. В отношении шекспировского спектакля. Мы приготовили «Генриха IV» и пролог к нему. Мне показалось это интересным, более интересным, чем «Ричард II», но Александр Абрамович [Аникст] разбил мое мнение.
А. Аникст. Практически я думаю, что надо приготовить оба текста и затем сказать, что лучше.
Председатель. Какие есть мнения и предложения? Нет больше предложений.
Разрешите поблагодарить всех присутствующих за участие в работе Художественного совета и работу Совета считать на сегодня оконченной.
(Конец заседания)[291].
Нам не разрешили работать над пьесами…
В архиве театра сохранилась записка, на ней не указана дата. Это репертуарный план театра на 1969–1972 годы. Во многих своих пунктах этот план соответствует приведенной стенограмме. Однако план дополнен машинописным текстом, в котором перечисляются неосуществленные замыслы театра.
Репертуарный план на 69-72-й гг.
1. Мольер. «Тартюф».
2. Достоевский. «Арифметика».
3. Герцен. «Былое и думы».
4. Брехт. «Покупка меди».
К 100-летию со дня рождения В. И. Ленина.
1. Шатров. «В. И. Ленин».
2. Поэтическое представление о В. И. Ленине (документы, художественные произведения, записки современников).
3. Вознесенский. Пьеса.
4. Владимов. Пьеса.
5. Гранин Д. Пьеса.
6. Альфред Жарри. «История папаши Убю».
Нам не разрешили работать над пьесами:
1. Шекспира.
2. Владимова.
3. Бакланова.
4. До сих пор не финансируется инсценировка романа А. М. Горького «Мать»[292]. Этот спектакль посвящается 100-летию со дня рождения В. И. Ленина. Инсценировка одобрена Институтом мировой литературы им. Горького и включена в репертуар 1-го полугодия приказом начальника Управления культуры. В течение 5 месяцев Министерство культуры РСФСР не финансирует эту работу.
5. Уже много месяцев Министерство культуры СССР не решило вопроса с пьесой Вознесенского.
6. Ни одна газета не поместила рецензий на спектакль «Тартюф». Газета «Известия», заказав статью В. Б. Шкловскому об этом спектакле, не поместила ее. Не пошла статья В. Фролова в газете «Советская культура». Зам. министра культуры СССР т. Владыкин не разрешил напечатать даже информацию о 300-м спектакле «10 дней, которые потрясли мир».
7. На телевидении, радио не разрешено упоминать слова «Театр на Таганке», «Любимов».
«Полторы тысячи страниц уложить в шестьдесят…»
Итак, мы увидели, как серьезно подходили в театре к выбору произведений для репертуара. Но затем эти произведения нужно было еще и поставить. Шутка ли, вместить «Преступление и наказание» в три часа![293] Конечно, без сценической композиции нельзя было обойтись. И театр выработал свою «методу» по ее созданию.
Как это получилось, рассказывает Ю. П.: «…инсценировка [„Героя нашего времени“] была хорошая, мы ее с Эрдманом делали. Он меня многому научил. Прежде всего — работе с текстом. Когда занимаешься с текстом, надо изложить все на бумаге. Потому что на бумаге все выглядит совсем по-другому. Он говорил: „Вы вот изложите мне, Й-юура, на листочке, и тогда я вам скажу, буду я с вами делать или не буду“ ‹…›
Сначала я пришел с листочком, на котором было написано: „Так, мне кажется, можно составить это произведение: чтобы одно как бы вытекало из другого. Вот путешествие Максима Максимыча, то-то, то-то, то-то…“ Николай Робертович прочел мои изыскания и говорит: „Хорошо, я буду с вами делать спектакль. ‹…› Давайте найдем все, что вокруг этого замечательного произведения“ И начали мы копаться в архивах. Нашли письмо Николая I. Письмо это у нас было в такой сцене: двор стоит, а Николай рассуждает, что Максим Максимыч и есть настоящий герой нашего времени… Уникальное письмо! Оно вошло в драматургию, которая скрепляла этот „ход“. То есть Эрдман сразу приучил меня еще и к „литературному ходу“. Не только к ходу режиссерскому, как развивается, входит одна новелла в другую и чем они объединены, как их драматургически построить, чтобы не было ни сучка, ни задоринки.
