твои крылья — злая шутка судьбы. Расправь их, покажи судьбе-злодейке средний палец и живи. Ты нашел решение своей проблемы. Я — твое решение. Так что заткнись и больше не смей говорить, что Хаос — твое проклятие. Кто-то готов распрощаться с душой за подобную силу, неблагодарный ты кретин.
Я взрезала ему по лицу подушкой, словив перед этим шокированный взгляд.
Рей сжал мое временное оружие, медленно спустил его себе на грудь. А до меня дошло, что я натворила, только когда прочитала на его лице искреннее изумление.
Вот черт.
Я нагрубила принцу прямо в лицо. Снова.
Но в этот раз вышло даже как-то жестоко…
— Прости, — ляпнула тотчас. — Я не хотела…
— По-моему, именно этого ты и хотела, — прервал с улыбкой, садясь в кровати. — Знаешь, Элли… Вообще-то, я намеревался тебе намекнуть, что горю от злости из-за того, что ты не говоришь мне имя твари. Ну, и еще сгораю от давящих на разум желаний… Но ты все так повернула, что у меня возникла куча новых вопросов.
О нет.
— Завидуешь моей силе? — спросил прямо, как и обычно, решив не пользоваться прелюдией «вокруг да около».
— Как по мне, о такой силе все мечтают.
— Но не все понимают, какую ответственность она накладывает. Чтобы ты знала, Элли: я зачарованная бомба замедленного действия. Единственное, что непонятно, это сколько времени у меня осталось.
— Извини.
— Не стоит, — отдернул холодным тоном, и я почувствовала себя самой эгоистичной стервой на свете, у которой нежданно-негаданно проснулась совесть. — Никто не поймет человека, пока не окажется в его шкуре. Ты мыслишь стереотипно, так, как мыслит большинство. Все считают мои крылья даром, благословением богов. И я тоже хочу так думать. Но порой это… сложно. В последнее время — тем более. Я много чувствую, а это только вредит, потому что так или иначе мои эмоции — пища для Хаоса.
— Не чувствуй, — я пожала плечом, осознавая, что сказала глупость. Но она вырвалась сама по себе.
Язык — враг мой.
— Святая истина. — Несмотря на мои опасения, Рей засмеялся. — И это говорит мне девушка, из-за которой я все это и испытываю? Весьма иронично, что моим спасением станет самый желанный и запретный плод.
Фиолетовые глаза заблестели, прелестные мягкие губы изогнулись в улыбке, и у меня внутри начал разливаться жар, сменяя тот, что был вызван стыдом. Теперь это было желание. Оно самое — руку готова на отсечение дать.
Я хотела его. Похоже, так же сильно, как и он меня.
Но он прав: я боюсь.
Боюсь близости и воспоминаний. Боюсь оказаться заложницей паники. И что рано или поздно это приведет к отвращению. Что из-за своих кошмаров я перестану питать к Рейдану симпатию.
Пожалуй, этого я боялась сильнее всего.
— Что ж, уговор есть уговор, — спокойным баритоном мужчина разрушил витающую вокруг нас магию. Повернулся ко мне спиной, сказав тише, чем предыдущие слова: — Наслаждайся ими в таком виде, пока они не распахнулись и не унесли тебя ввысь.
Никогда бы не подумала, что какая-то простая татуировка лишит способности дышать. Наверное, как раз таки из-за осознания, что это не «простая» тату, я и потеряла дар речи.
Крылья, вытатуированные на широких плечах, не шли ни в какое сравнение с настоящими громадными крыльями. Но они выглядели такими… живыми, что на миг почудилось, будто рисунок шевелится.
Черные кости были изображены на лопатках и вытягивались в перья, скользя вдоль рук, доходя почти до локтя. Рей размеренно и глубоко дышал, плечи слегка поднимались, опускались, и крылья двигались в такт его дыханию — крайне медленно, невольно намекая, что их хозяин спокоен и не ощущает никакой угрозы.
Кэт верно подметила… Это поистине выглядит, как нечто личное и интимное. Не потому ли у меня в солнечном сплетении шевельнулось что-то похожее на бабочку?
Одна выжившая бабочка. Но ее оказалось достаточно, чтобы я улыбнулась.
Придвинувшись к принцу, мягко накрыла ладонями его лопатки, сразу же ощутив, как он вздрогнул. Вытянулся, напрягся.
— Ты ходячее чудо, Рей, — выдохнула, на свое счастье, не испытав смущения за столь откровенные слова. — Страшно дышать с тобой одним воздухом.
— Ты романтизируешь мою натуру, Элли, или мои крылья? — усмехнулся гаденыш. — Я не святой.
— А я разве так сказала? «Чудо» не означает, что ты хороший.
Но, черт возьми, я с уверенностью могу сказать, что ты самый добрый человек, которого я знаю…
— Элли…
Тяжелый вздох прогнал с небес на грешную землю, и до меня дошло, что я бесстыдно поглаживаю мужские плечи.
Не могу остановиться. Мне нравится его кожа. Нравятся твердые мускулы. Нравится запах, ассоциирующийся с безопасностью…
Он нравится мне целиком и полностью. Даже его гордыня и страстное желание всеми повелевать. Королевские замашки.
Понятия не имею, откуда я черпнула столько смелости — или безумия? — но я скользнула ладонями ниже, вдоль спины, и застыла, когда пальцы коснулись края его штанов.
— Мы могли бы… — начала шепотом, но подавилась воздухом, стоило ему схватить за запястья и дернуть на себя.
Я врезалась в его спину, и с этим ударом из меня вылетело все мнимое мужество.
— Королева, — сказал тихо, но таким твердым голосом, что я потеряла бы остатки самообладания, если бы не уловила смысл услышанного слова. — Элин, моя нетерпеливая матушка идет прямо сюда.
27. Кошмар во плоти. Элин
— Вот же Тьма. — Почувствовав, что он больше не держит, я отшатнулась и быстро сползла с кровати. Схватилась за ворот. — Мой кулон. Рей, где мой кулон?
— Не имею ни малейшего представления.
Гаденыш был совершенно невозмутим, словно нам не грозило никакое разоблачение, и явно не собирался помогать мне в поисках.
Я заметалась по комнате, смутно припоминая, что он сорвал цепочку и бросил куда-то на пол.
— Рей, это не смешно! — шикнула, упав на ковер и начав шарить руками по его мягкой молочной поверхности. — Куда ты его дел?
— Не ищи. Кажется, он разбился.
Я замерла, уставившись на него, как собака на большую кость. И нет, тут вовсе не пахло жестоким голодом страсти! Скорее, это жажда убийства.
Мужчина поднялся с кровати и с выражением глубокой апатии посеменил к двери.
Стоп-стоп-стоп.
Он что, собрался представить меня королеве в ТАКОМ виде? Да он рехнулся!
Меня не повесят. Мне не отрубят голову. Нет, это слишком простое наказание за мои проступки.
Вероятнее всего, меня выпотрошат за обман и государственную измену, после того как пытками докопаются до всей правды. А затем в назидание потенциальным предателям прибьют мои внутренности к позорным столбам.
Я не могу
