Сложно было описать словами, какой печалью были охвачены Элизабет, Мари, Эдгар, кухарка Салли, Дороти и сиделка Энни, которая находилась с леди Леонорой в момент ее смерти. Они были безутешны. Лишь сэр Лестер казался отстраненным. Он почти все время проводил в библиотеке и был пьян.
Алан винил себя в смерти леди Леоноры. Если бы он остался в поместье в тот день, то, возможно, смог бы помочь бедной женщине. Но Энни разуверила его, она сказала, что смерть Леоноры была очень быстрой. Та встала с постели и хотела спуститься вниз, в гостиную, но вдруг тяжело вздохнула, схватилась за сердце и упала.
– Бедная, бедная леди Леонора. Она была такой доброй и красивой. Она заслуживала счастья. Дай бог, чтобы теперь она смогла воссоединиться со своими детками, – всхлипывала сиделка.
Леди Леонора лежала в гробу в гостиной. Алан смотрел на нее и не верил, что она мертва. Ее лицо оставалось все таким же прекрасным и величественным, как и при жизни, но теперь оно было спокойным. На миг ему показалось, что ее губы затронуты легкой, тихой улыбкой. Мучение этой несчастной женщина закончилось, и ее душа, наконец, была свободна от нестерпимой боли. Так мучаются тяжелобольные люди, для которых смерть становится спасением от ада, постигшего их еще при жизни на земле. Алан хотел, чтобы леди Леонора оказалась в лучшем из миров, уготованных человеку после смерти.
Элизабет сидела подле ее гроба в черном, траурном платье, делавшим ее похожей на фигурку печального кукловода. Она уже не могла плакать. Душа девушки была опустошена горем. Судьба леди Леоноры была так трагична, а смерть скоропостижна.
Элизабет оставила Эдгара и Мари в своей спальне с сиделкой. Она хотела уберечь детей от боли и тяжести. Атмосфера в доме приобрела особый оттенок горечи и скорби. За окном завывал ветер, подхватывавший плач слуг и разносивший его по самым отдаленным уголкам сада. Молчаливые статуи словно приблизились к дому и оплакивали умершую тихой, тоскливой печалью своих поникших голов.
В поместье приехал викарий из Мидсомери. Он должен был читать молитвы по усопшей и провести обряд погребения.
Вечером, накануне дня похорон, в доме разразился отвратительный скандал. Виной тому был сэр Лестер. Он вышел из библиотеки и был пьян настолько, что с трудом мог устоять на ногах. Он приблизился к гробу своей жены. Алан услышал, как сэр Лестер сказал, обращаясь к детям и слугам, присутствующим здесь:
– Видите? Видите, что случается с теми, кто хочет покинуть этот дом? Я же говорил, что нельзя уезжать отсюда! Никогда! Она проклинала это место и была наказана! То же самое будет и с вами, мои дети. Вы все умрете, а я буду скорбеть на ваших могилах!
Эдгар в ужасе прижался к Элизабет, а Мари заплакала. Алан не выдержал:
– Вы должны немедленно покинуть эту комнату, сэр Лестер. Вы не смеете оскорблять память своей жены и запугивать детей! – властно и холодно сказал он, не скрывая своей ненависти к этому человеку.
Но сэр Лестер уже оставил свои страшные предсказания. Он опустился на пол и рыдал с безобразно искаженным лицом. Его голос срывался и становился почти неузнаваемым:
– Скоро он придет и за мной. Я обречен, он никогда меня не простит… – выл он.
Слуги со страхом смотрели на корчащегося в истерике хозяина и не смели к нему подойти.
Алан посмотрел на Элизабет:
– Пожалуйста, поднимитесь наверх. Вы не должны смотреть на это.
Элизабет встала и повела Эдгара и Мари в свою спальню, прочь из гостиной. Алан постарался привести сэра Лестера в чувства. В конце концов, он успокоился и ушел восвояси.
Заплаканная Дороти приблизилась к доктору:
– Кэти сбежала. Я видела, как она выходила из дома с вещами.
Алан отреагировал на бегство служанки очень спокойно:
– И я не могу винить ее за это. Мы все были бы рады уехать отсюда, если бы только могли. Но, Дороти, почему вы остаетесь здесь? – спросил он.
– Я так привязалась к детям. Хотя, конечно, я не выдержала бы, если бы не Салли. Понимаете, доктор, – Дороти утерла слезы платком, – мои родители давно умерли. Она стала для меня настоящей семьей. Я не хочу покидать Салли. А она говорит, что не может оставить детей. О, если бы сэр Ричард увез их в Лондон, подальше от этого места.
– Так и будет.
Девушка ушла на кухню, а доктор еще раз взглянул на покойницу:
– Теперь уже ничто не нарушит ваш покой, – тихо сказал он.
По лицу мертвой скользнул отсвет пламени свечи, от чего Алану показалось, что уголки ее бескровных губ дрогнули, но это было лишь наваждением.
Горе металось по дому, отзываясь в его стенах разными голосами. Это был то плач, то причитания, то молитва. И казалось, что скорбь охватила все поместье, проникнув в каждую душу, обитавшую здесь, и оставив там неизгладимый след тоски.
***
Викарий предложил похоронить леди Леонору на деревенском кладбище, так как семейных склеп уже не годился для этой цели: он был сильно разрушен. Но сэр Лестер так закричал на него, что тот испугался его гнева и больше не стал спорить.
– Она будет лежать рядом с нашими дочерями. Она не может быть оторвана от семьи, – вопил сэр Лестер.
К счастью, Элизабет закрылась с детьми в своей спальне и не слышала его криков.
В Мидсомери почти невозможно было найти человека, который согласился бы приехать в поместье Джарндисов и нести гроб. Людей пришлось искать в соседней деревне, но и там были сильны слухи о проклятье усадьбы. Все же значительная сумма денег смогла привлечь несколько местных мужчин. Остальные жители смертельно боялись усадьбы и считали это место обителью тьмы.
С бегством служанки у Дороти и Салли добавилось хлопот, но они преданно и самоотверженно заботились об Элизабет, Мари и Эдгаре. Алан всеми силами поддерживал их. Мари не переставала плакать, Эдгар бережно гладил ее по голове и успокаивал, а Элизабет сидела в кресле, глядя на горящую свечу. Доктор настоял на том, чтобы Мари приняла успокоительное. Вскоре девочка заснула беспокойным сном. Эдгар задремал возле нее. Элизабет все так же сидела с застывшим взглядом. Алан заметил, как из ее левого глаза скользнула слеза. Он сел поближе к девушке и взял ее за руку, холодную и безжизненную. Алан был не в силах избавить Элизабет от тоски. Все, что он мог, – быть рядом и помочь ей пережить страшные дни.
– Мне кажется, что я слышу ее плач, – тихо проговорила Элизабет.
– Нет, это Мари плачет во сне, – Алан ощущал невыносимую, щемящую боль в сердце.
– Нет, нет, это она. Ее душа теперь в плену, как и души других, умерших в этом доме. Я тоже когда-то присоединюсь к ним, – глухим голосом твердила Элизабет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
