Староста говорил о том, что другие гости к ним с подарками приезжают, а наши мужики в пятнистой форме явились с дурными намерениями – грубо навалились, как на врагов. Когда я с ним разговаривала, слышался стук молотков – люди Ивана Захаровича устраняли последствия своего нашествия.
– Ваши предыдущие гости убили двух наших друзей, взяли несколько человек в заложники, держали их тут против воли. В вашей деревне! И вы не могли не знать, что это противозаконно!
– Здесь свои законы, девка, и главный закон здесь – я, – заявил мне староста. – Прежние вежливо попросились на постой, и я их пустил, договорившись об оплате. Они ничего у нас в деревне не ломали, вели себя вежливо и предупредительно, к бабам не приставали. А то, что ваших взяли, так то ваши дела, и я в них не лезу. Я вообще ни в чьи дела не лезу. И не хочу, чтобы кто-то лез в мои.
Послышался гул очередного вертолета.
– Еще кого-то нелегкая несет! – воскликнул дядька, возраст которого я так и не смогла определить.
Но зато я смогла определить другое: мой сообщник явно побывал на зоне. О том свидетельствовали следы от сведенных татуировок на руках, да и в речи его проскальзывали обороты, которые использует только человек, знающий, где находятся «места не столь отдаленные». Да, дядька был одет в домотканую одежду, косил под русского крестьянина, но у меня создалось твердое впечатление: передо мной ряженый. Но вот давно ли он тут – другой вопрос.
Я понимала, что нельзя полностью доверять словам «дважды нефтяной вдовы». Не исключено, та искренне заблуждалась, но могла и провернуть какую-то аферу вместе с кем-то из мужей или без них. Что она на самом деле делала в деревне? Зачем ее принесло в регион?
Или здесь все сейчас ищут внезапно обнаруженные алмазы? А может, не только их? Или часть ищет, а другая часть проводит разведывательные мероприятия? А вскоре тут начнут делить земли?
Вертолет сел в деревне, послышались крики, но выстрелов не было. Староста напрягся, однако с лавки не встал.
– Кто мог сюда прилететь? – спросила я у него.
– Да кто ж их знает-то! – в сердцах воскликнул он и добавил очень современную матерную тираду. – Жили спокойно много лет, а теперь чуть ли не каждый день новые незваные гости! Покою от вас нет!
Дверь в дом распахнулась без стука, и на пороге возник Иван Захарович Сухоруков собственной персоной.
Староста замер на месте с открытым ртом, Пашка в удивлении оторвался от пива, я широко улыбнулась. Признаться, не ждала Сухорукова так рано. Но, значит, дело близится к завершению? Все вопросы вскоре будут урегулированы, а проблемы решены?
– Здравствуй, Сеня, – сказал Иван Захарович, без приглашения направляясь к столу и плюхаясь на лавку рядом со мной.
В дверях столбами застыли два личных телохранителя с каменными выражениями лиц.
– Очень неплохо ты тут устроился, – невозмутимо заметил Иван Захарович. – Значит, теперь в староверы подался? А как же основная специальность?
Тут я уже не могла сдержаться и поинтересовалась специальностью нынешнего старосты староверов. Оказалось, что Сеня был высококлассным фальшивомонетчиком, и какое-то время они с Иваном Захаровичем провели в одних застенках. Естественно, дело было в молодые годы (обоих). Теперь-то Иван Захарович – серьезный бизнесмен, то есть он сейчас банкир и меценат, а фальшивомонетчик Сеня, значит, «промышляет» в староверах.
– Чего ж ты так гостей встречаешь? – продолжал Иван Захарович, пока Сеня приходил в себя (процесс у Сени затягивался). – Почему не потчуешь яствами, изготовленными из натуральных продуктов? Или ты предпочитаешь дары цивилизации, которые тебе регулярно привозят?
– Люська! – рявкнул в ответ Сеня во всю силу своего голоса, которая оказалась немалой.
В дверях, ведущих на кухню, появилась дородная тетка, ростом выше Сени на голову, а в ширь превосходящая его раза в два с половиной. Тетка была румяная, со щечками-яблочками, гладким лицом, длинной светлой косой, полными руками и поразительными голубыми глазами. Ей бы какую-нибудь сельскохозяйственную продукцию рекламировать, а она сидит тут в глуши, одетая в домотканое платье с вышивкой! Эх, надо будет научиться такие вышивки «читать»… Есть у меня один знакомый модельер, обшивающий звезд эстрады. Может, ему идейку подать насчет специфической символики рисунков? Да он и сам может что-то изобрести, у него фантазия работает прекрасно. Правда, с завихрениями, и я сама ничего из его творений не надену, даже если мне заплатят десятикратную стоимость его нарядов.
– На стол накрой! – рявкнул Сеня своей Люське. – Все, что есть, мечи!
Вскоре мы уже ели борщ, который, как выяснилось, является самой любимой Сениной едой и присутствует в доме практически ежедневно. От Сени же я с большим удивлением узнала, что когда-то борщ был одним из важнейших блюд на русских свадьбах. А потом его вытеснили салаты. Я тут же нашла объяснение (хотя, возможно, и неправильное): лежать лицом в салате гораздо комфортнее, чем в борще, в особенности горячем.
Ужинали вчетвером – Сеня, Иван Захарович, Пашка и я. Телохранители у двери так и стояли истуканами, не отвлекаясь на прием пищи и внимательно наблюдая за хозяином и хозяйкой, которая бегала между столом и кухней и с нами не садилась. Пашке было предложено домашнее пиво. Его даже я отхлебнула – для общего развития. Вкус был похож на вкус бутылочного, но все равно какой-то не такой. Я бы сказала, что в этом пиве присутствовала сладость.
Пока ели – разговаривали о жизни. Иван Захарович с Сеней даже острог вспомнили, в котором у обоих прошла часть молодости. Острог находился не очень далеко от этих мест – по российским меркам. Новости про достижения Ивана Захаровича последних лет доходили и до Сени. Какими путями, он не сказал, но телевизора здесь не было (хотя бы из-за отсутствия электричества), и издания нашего холдинга, как я догадывалась, сюда не доходили. Вероятно, захаживали странники, тоже имевшие отношение к острогам, и рассказывали о развитии событий «в миру». Не о депутатах же с чиновниками им говорить? Есть более интересные люди, с более ценными и важными для народа инициативами.
Когда Люська убрала со стола, начался серьезный разговор.
– Так чем занимаешься в этой глуши, Семен? – спросил Иван Захарович, разваливаясь на лавке в своей любимой позе отдыхающего тюленя. – Все денежки рисуешь или что-то другое освоил?
Сеня не только прекрасно знал, кто такой Иван Захарович – и в прошлом, и в настоящем, – но и своими глазами убедился, что прибыл Иван Захарович с большим количеством сопровождающих, которые могли разнести деревню по бревнышку. Сеня был битым жизнью мужиком, к тому же обладающим деревенской практичностью и хитростью. Он явно просчитал все варианты и решил, что ему лучше сотрудничать с новым гостем. Более того, Сухоруков известен своим меценатством. Вдруг поможет сирым и убогим, затерянным в лесной глуши «староверам»? Или просто предложит организацию совместного дела?
– Мы тут книги переписываем, – скромно потупился Сеня.
– Что вы делаете? – подался вперед Иван Захарович.
Пашка аж от пива оторвался. Я задумалась, потом попросила взглянуть на оригинал и копии. Сеня усмехнулся.
– Вон девушка-журналистка первая догадалась, – усмехнулся в бороду Сеня.
Затем староста удалился за занавесочку и вернулся с тремя томами в руках. Один, по его словам, был оригиналом, второй – уже готовой копией, третий находился в работе. И в самом деле чуть менее половины страниц пока оставались не заполненными.
Сеня копировал старинные рукописные книги, причем, похоже, европейского происхождения. Бывший фальшивомонетчик подтвердил мои догадки.
– Но откуда вы берете обложки, бумагу? Неужели возможности теперешней полиграфии практически безграничны?
Я на самом деле не думала, что современные типографии способны произвести такое . Да, можно сделать обтянутые кожей обложки, «состарить» кожу (такие технологии точно существуют), немного стереть золотые буквы и рисунки – как бы те осыпались от времени… Но бумага! Кто делает эту бумагу? Или теперь «старят» не только холсты, изготовляя копии картин, которые потом расходятся на аукционах, но и книги?
– Я не знаю, кто делает «основу». Вы же в курсе, в наших кругах не принято задавать лишние вопросы… – Сеня опять усмехнулся в бороду. – Нам сюда поставляют книги без текста. Уже в обложке. То есть за нами только текст. Наверное, кто-то все-таки освоил производство такой бумаги. Вам будет легче выяснить, чем мне. – Староста посмотрел на меня. – А мы тут занимаемся переписыванием. Переписаны книги на самом деле от руки. Это в типографии не подделаешь.
Конечно, скриптория в деревне не было, и никакой старый монах не сидел перед группой более молодых братьев в тускло освещенном помещении, читая вслух. От Сени я узнала, что в скрипториях работали монахи, на которых наложили епитимью. Они склонялись над неудобными столами и писали под диктовку чтеца. Иногда засыпали, пропускали часть текста, просыпались – и продолжали писать, словно ничего не пропустили.
