Вербовка Баркидами в III столетии солдат в Испании, в частности для подготовки и проведения итальянской кампании Ганнибалом, повлекла за собой выпуск большого количества монет из золота, серебра, электрума и бронзы. И в этот же период отдельные финикийские города, например Кадикс, Ибица, Малага и другие, приступают к чеканке монет. На Сардинии между IV и концом II века также производилось много денег, главным образом из бронзы. В других пунических городах, таких как Пантеллерия, Мальта, Гозо, Лептис, Сабрата или Триполи в Ливии, чеканили монеты с надписью на пуническом языке, хотя следует отметить, что все они относились к римской эпохе.
В конечном счете у нас сложилось впечатление, что введение денежного обращения в Карфагене и пуническом мире было вызвано скорее необходимостью (или требованиями) предоставить наемникам, вступившим в карфагенские армии, практичный и легко конвертируемый способ оплаты (преобладание аттического эталона на Сицилии), чем реально существующей потребностью карфагенской экономики.
Нужды экономики вполне удовлетворяли способы оплаты, существовавшие и до введения денежного обращения. И как кажется, экономическая деятельность карфагенян всегда была независимой от денежной политики города, что подтверждается отмеченным учеными парадоксом, свойственным последнему периоду Карфагена: в то время как нумизматические данные свидетельствуют о низкопробности и снижении качества исполнения монет, что указывает на медленную агонию, в которую вступил Карфаген после поражения при Заме, результаты раскопок, проведенных в 50-х и 70-х годах прошлого столетия, утверждают обратное. Полвека, отделявшие Вторую пуническую войну от Третьей, оказались для Карфагена периодом вновь обретенного процветания, ведь именно в это время город предпринял широкомасштабные работы (строительство круглого порта, возведение «квартала Ганнибала»), а что касается импорта, то Карфаген закупал большое количество греческих престижных изделий.
V.
ВРЕМЯ
Описать концепцию и восприятие времени карфагенянами непростое дело, поскольку наши сведения в этой области довольно отрывисты. Если не только в пунических, но и в финикийских надписях содержится относительно богатый лексический материал, относящийся к количественному делению времени, то его восприятие, в частности в религиозной или философской сферах, в них практически не отражено. Тем не менее мы можем выдвинуть некоторые предположения.
Идет ли речь о системе деления времени в церковном календаре по годам правления магистратов или об обычае перечислять всех предков в погребальных надписях и упоминать о проклятиях, насылаемых на головы расхитителей гробниц, ничто не заставит нас думать, что у финикийцев и их западных потомков было циклическое видение эпох и времени: за жизнью на земле следовал вечный покой.
У финикийцев и пунийцев не было отдельного термина для обозначения времени. Наиболее подходящим был термин Ч, который скорее обозначал такое понятие, как «эпоха» или «время протекания какого-либо процесса». Но в финикийской и пунической лексике существовали и другие выражения и слова, обозначающие время: прошедшее, настоящее и будущее. Были названия поочередно следующих дней и месяцев, существовало слово для обозначения понятия вечности (l’lm — навсегда) и судьбы, о чем свидетельствует надпись, начертанная на саркофаге Эшмуназара II, хранящееся в Лувре: царь, умерший в четырнадцатый год своего правления, утверждал, что он был преждевременно вырван из жизни.
ИЗМЕРЕНИЕ ВРЕМЕНИ
В противоположность финикийской системе церковных календарей, основанных на годах правления царей, в Карфагене суффеты давали свои имена годам, в течение которых они осуществляли свои функции. Типичная дата выглядела следующим образом: «В год суффетов X и Y, сына Z», причем генеалогия первого названного лица систематически опускалась. Но даже если год соотносился с периодом правления какого-либо царя или носил имя суффета, хронология оставалась относительной и могла быть абсолютной (со скидкой на возможную ошибку) только в том случае, если бы мы располагали полным и внятным списком царей или суффетов, сменявших друг друга. Итак, если, несмотря на отдельные пробелы, списки царей финикийских городов могут быть частично восстановлены, порядок чередования карфагенских суффетов практически невозможно воссоздать. Задача осложняется еще и тем, что встречается множество омонимов. И вполне вероятно, что именно по этой причине в некоторых надписях содержатся «двойные датировки», в которых имена суффетов дополняются именами рáбов. На самом деле речь идет об уточнении, снижающем вероятность возникновения путаницы между годами. Так, к имени суффета, исполняющего свои обязанности в течение определенного года, в дату вводилось добавление, что это событие имело место в период деятельности того или иного рáба (‘tR, где R является сокращенной формой от Rabim).
В 60-х годах прошлого века была обнаружена весьма интересная надпись III столетия, содержащая дату, указанную в соответствии с каноническим способом датировки, используемым в эту эпоху в Карфагене: «…Bst Sptm Sptw 'dnb'l ' tR… whbrnm», что переводится как «В год суффетов Шуфета (имя собственное) и Гадонибаала, во времена рáбов… и их коллег». Еще одна надпись, найденная в тофете, являет собой редкое свидетельство перехода от одной магистратуры к другой. Текст, в котором говорится о строительстве двух часовен в Ливане, посвященных Аштарт и Тиннит, содержит имена двух пар разных суффетов, которым предшествует термин Sptm.
Частое упоминание в надписях новолуния (о праздниках новолуния) свидетельствует о том, что финикийский и карфагенский календари были лунными. В них мы также обнаружили названия двенадцати месяцев, часть которых встречается и в еврейском календаре периода до изгнания. На этой основе и по аналогии с календарями, принятыми на Ближнем Востоке (Угарит, Месопотамия, Египет, у евреев), удалось восстановить год, состоящий из двенадцати месяцев и включающий, по всей вероятности, один дополнительный месяц. Но если мы и располагаем названиями практически всех этих месяцев, установить порядок их следования не так просто.
Финикийско-пунический календарь
* Хурриты — древний народ, появившийся на территории северной Месопотамии во второй половине III тысячелетия до нашей эры.
Ученые связывают некоторые из перечисленных месяцев (Zyb, 'tnm, Bl и P'lt) с наступлением сезонных работ, в то время как в другие, например в месяц Zbh Šmš (жертвоприношение солнцу), осуществлялись праздничные церемонии и литургические службы. Полагают также, что месяц Krr, упомянутый в надписи, обнаруженной в Пирги, был месяцем танцев. И мы с большой уверенностью можем утверждать, что год начинался с месяца Krr и заканчивался в месяце Mp’.
Если допустить, что финикийский, а затем и пунический календари были основаны на календарях либо Месопотамии, либо Египта, являющихся в то время двумя главными культурными полюсами на Ближнем Востоке, то вполне возможно установить начало отсчета времени у финикийцев и пунийцев.
В первом случае день начинался с заката солнца (Mb' Hšmš). А первый день месяца начинался вечером того дня, когда на небе появлялся тонкий серп новой луны (Hdš). Ночь полнолуния (Ks') соответствовала пятнадцатому дню месяца, который насчитывал от 29 до 30 дней. И, как свидетельствует одна финикийская надпись, обнаруженная на Кипре, это событие сопровождалось празднованиями. Поскольку лунный год состоял из 354 дней, то для совпадения календаря с сезонными ритмами, а следовательно, с сельскохозяйственными работами, в него вставляли один дополнительный месяц, как это имеет место в наши дни в еврейском календаре. Вполне возможно, что им был месяц Мр' Lpny Но тогда двенадцатый месяц остается неизвестным для нас, хотя некоторые специалисты предполагают, что им был месяц Sh, встречающийся в иудейском календаре, который шел за августом перед дополнительным месяцем.
Также вполне вероятно, и скорее всего так оно и было, что финикийско-пунический календарь был заимствован у египтян. В этом календаре, который не всегда совпадал по фазам с солнечным календарем, день начинался с восходом солнца (Мs' Hšmš), а полнолуние выпадало на второй день месяца. Каждый месяц состоял из 30 дней, а год включал в себя, таким образом, 360 дней. Чтобы не отставать от солнечного года, в календарь включали пять дополнительных дней, прибавляемых в конце двенадцатого месяца. Древних египтян, которые использовали и другие календари, эта система удовлетворяла полностью, даже если каждые четыре года набегал один лишний день.
Если имеющиеся в нашем распоряжении редкие эпиграфические свидетельства дают возможность выдвинуть некоторые предположения относительно деления года (Šn), то в том, что касается деления месяца (Yrh — термин, изначально обозначающий луну), все обстоит гораздо сложнее. Нам неизвестно, был ли он поделен на недели, а если да, то когда они начинались. То же самое относится к делению дня (Ym) на временные периоды. Благодаря надписям мы знаем названия только двух из них: восход солнца (Мs' Нšmš) и заход солнца (Mb' Hšmš), которые были двумя кардинальными точками отсчета (см. Путешествия, гл. IX). Мы до сих пор не знаем, каким словом обозначалась ночь. Хотя благодаря многим циферблатам, найденным как на Востоке, так и на Западе, нам стало известно, что финикийцы и пунийцы делили день на часы еще в эллинистическую эпоху. Один из таких солнечных циферблатов, обнаруженных в Лептис-Магне (Ливия), который мог быть произведен в Греции, обозначался неопуническим термином Pn.