class="p1">– Ты имеешь в виду, типа, мой сезон? – возмущается Эшли. – Ты не смотрела мой сезон?
Гретель качает головой.
– Я имею в виду – вообще. Я видела рекламу. Группа женщин встречается с одним мужчиной.
– И он исключает их по одной, – дополняет Руби. – Прокладывает путь к браку.
– Это шоу идет уже лет двадцать, – говорит Рэйна. – Что-то вроде того.
– Есть категория женщин, которые смотрят это шоу по вечерам в понедельник, сидя на диване в розовом халате и с бокалом вина, – хмыкает Бернис, глядя на Рэйну так, словно подозревает ее в принадлежности к этой категории.
– Большинство людей смотрят это просто с иронией, – замечает Руби.
– В каком смысле – «с иронией»? – спрашивает Эшли.
– Я больше не смотрю это шоу, – говорит Рэйна.
Уилл склоняет голову набок.
– Не смотришь?
– Нет, – подтверждает Рэйна. – Обычно – нет.
– Почему?
– По многим причинам, – говорит она, разглаживая ладонью шелковистую ткань юбки у себя на колене.
– Например?
– Ну, например – и это не в обиду тебе, Эшли, – из-за регрессивных условий.
– Именно поэтому моя сестра его и не смотрит, – нахмурившись, замечает Бернис.
– Я не понимаю, почему все вы так против брака, – говорит Эшли и бросает многозначительный взгляд на Руби. – Не все из нас до конца жизни хотят спать то с тем, то с этим.
– Я думаю, проблема в том, что это шоу изображает счастье как нечто одинаковое, – говорит Рэйна.
Бернис ерзает на своем стуле, сдирая заусеницу.
– Ты не согласна? – спрашивает Уилл.
– Не совсем, – отвечает та. Уилл взглядом настаивает, чтобы она продолжала. – Мне кажется, что то, о чем идет речь, вполне подходит Рэйне.
– Почему? – спрашивает Уилл.
– Если говорить честно…
– Мы здесь говорим честно, – напоминает Уилл.
– Полагаю, это именно то, что сказала Руби, – со вздохом заключает Бернис. – В Рэйне есть… эстетика. Та же самая эстетика, которую предлагает это шоу. Это жизнь, которую тебе предлагается заполучить, и выглядит так, что у Рэйны такая жизнь есть.
– А какую жизнь ты пыталась получить, когда начала встречаться с миллиардером? – спрашивает Руби.
– Я не получила эту жизнь, – отрезает Бернис. – В этом все и дело. А она получила – а теперь называет это «регрессивным»? Это как те богатенькие типы, которые притворяются бедными. Легко притворяться, будто ты выше чего-то, если это что-то у тебя уже есть.
– Ты не ошибаешься, – подтверждает Рэйна. – У меня действительно есть та жизнь, которую тебе «предлагается заполучить», и это дает мне определенные привилегии.
– А ты что, политик? – интересуется Руби, потом смотрит на Уилла. – Почему ей сходит с рук все это?
– Давайте скажем как аргумент, что у Рэйны действительно идеальная жизнь, – говорит Уилл. – Богатство, любящий муж и все такое. Что в этом для тебя настолько невыносимого, Бернис?
– Это показывает мне, кем я не могу стать.
– Да, мы поняли, ты не твоя сестра, – соглашается Руби. – Мы все не можем стать королевами бала, которые не хотят идти на бал.
– Но неужели я должна быть вот этим? – спрашивает Бернис, указывая на себя, голос ее делается выше. – Самой толстой девушкой, с какой когда-либо встречался Эштон? Такой уродливой, что это меня выставляют злодейкой? Годной только на то, чтобы стать оттоманкой? Это как хоррор-версия истории о том, как какой-нибудь подлец в шутку приглашает девушку на бал.
– Тебя, Бернис, делает настолько несносной то, – заявляет Руби, – что на самом деле ты не такая уродливая и не такая тупая, как тебе кажется.
– Круто, спасибо, – отвечает Бернис.
Руби вздыхает:
– Эштон выбрал тебя не ради шутки. Он выбрал тебя потому, что твоя самооценка ниже плинтуса, потому что ты завидуешь своей сестре. Рэйна здесь, вероятно, потому, что жизнь у нее поганая в каком-нибудь ужасном смысле, который мы даже представить не можем. Какой смысл завидовать и ей тоже?
– Нет никакого смысла, – говорит Бернис, – я просто завидую.
Эшли постукивает своими длинными ногтями один о другой.
– Э-э-э, прошу прощения, – произносит она. – К слову о том, чему люди завидуют… может быть, мы вернемся к моей любовной истории?
– Да, пожалуйста, – отвечает Бернис.
– Может быть, тебе следует объяснить подробно условия этого шоу, Эшли, раз уж Гретель никогда его не видела, – предлагает Уилл.
– Круто, – говорит Эшли, выпрямляясь. – Я могу начать с самого начала. Пересказ – это одно из тех умений, которое я освоила на этом шоу.
Она прикладывает левую ладонь к груди и начинает заново.
* * *
Я известна как Эшли Е, если вы не прочли мой бейджик в первую неделю или не видели мой сезон шоу, или вообще не смотрели телевизор и не рассматривали обложки журналов в последние несколько месяцев, если у вас нет «Инстаграма»[18] или «Твиттера» или, может быть, вы не слушаете интересные подкасты, или что угодно. Мое имя пишется как A-s-h-l-e-e. Плюс еще одна «Е». Если вы думаете, что в этом имени слишком много «Е», я вас понимаю. На самом деле в моих инициалах нет никакой «Е». Но даже если б моя фамилия начиналась на «Е», это уже не имело бы никакого значения, потому что, выйдя замуж за Брэндона Ирисарри, я стану Эшли И.
Моя титровая карточка с этого шоу больше не совсем верна. Титровая карточка – это типа как субтитры, которые плавают под твоим лицом, когда тебя показывают на экране. Ну, например, мне на самом деле уже двадцать два года, а не двадцать один – мой день рождения пришелся на середину сезона. И я действительно из Парк-Понд в Пенсильвании, но теперь живу в Бруклине – примерно с месяц. И я действительно была торговым консультантом, но уволилась для того, чтобы участвовать в этом шоу; шоу показали по телевизору, и теперь никто меня не возьмет на работу.
Брэндон был выбран для шоу «Избранница» так же, как выбирают каждого мужчину-лидера для каждого сезона: через суперсекретное голосование и интервью. Мужчина – звезда шоу должен быть горячим и соблазнительным. Брэндон соответствует этому запросу: у него густые каштановые волосы, на удивление мужественная челюсть и невероятно накачанный пресс. Но мужчина-звезда должен быть не просто горячим. У него должна быть еще некая особенность, типа, он должен быть наследником большого состояния, или профессиональным спортсменом, или у него должна быть какая-нибудь трагическая история. Брэндон – это последний вариант. Его школьная любовь умерла у него на руках. И это, конечно, печалька, ставим грустный смайлик. В начале первой серии Брэндон навещает могилу своей девушки и плачет. Потом говорит на камеру: «И я помню, как подумал: она не просто мертва, мертва сама любовь».
Что неправда. Любовь жива
