— Можете идти, — разрешаю я.
Делегация молча разворачивается и идет к своему лагерю. Наверное, кое-кто выскажет возмущение по поводу отказа, но бунта явно не будет.
27
Я лежу на походной кровати — воловьей шкуре, натянутой на деревянную раму. Рядом на трехногой табуретке стоит сальная свеча в деревянном подсвечнике. Она дает достаточно света, чтобы я мог читать сборник трудов Эразма Роттердамского, уроженца города Гауда, но сильно чадит, из-за чего прочитанное как бы приобретает неприятный, сальный душок. Кстати, свечи сейчас не отливают, а сворачивают вокруг фитиля, поэтому частенько, как и сейчас, свеча тает криво, а потому сгорает быстрее. На противоположной стороне шатра, на составленных вместе двух сундуках, спит на матраце, набитом соломой, слуга Йохан Гигенгак. Он — «жаворонок», после захода солнца, если не спит, превращается в комок манной каши. Перед входом в шатер стоят в карауле два солдата из роты капитана Бадвина Шульца. Еще двое охраняют мой покой позади шатра. Они изредка прохаживаются, но разговаривают между собой только шепотом, чтобы не мешать мне. Уверены, что я придумываю план, как захватить город. О том, какую поимеем в Антверпене добычу, говорят с придыханием. Это при том, что все знают, что грабить горожан им не позволят. Зато можно будет ограбить испанцев, которые ограбили антверпенцев.
Возле Антверпена мы стоим уже вторую неделю. Лагерь окружён рвом и валом, на котором стоят карронады, полупушки и фальконеты. Мы готовы в любой момент отразить нападения испанцев. По данным наших антверпенских осведомителей, вражеских солдат в городе много. Одни говорят, что пять тысяч, другие — десять. Здесь спрятались все банды, которые рыскали неподалеку в поисках добычи. Есть там и командиры, и кавалеристы, и артиллерия. Прибежали в Антверпен и те, кто сумел удрать от нас на поле боя. Наверное, их рассказы об устроенном нами побоище и сдерживают испанцев от нападения. Сутки напролет они дежурят на высоких и прочных крепостных стенах Антверпена, готовые дать отпор. Вот только штурмовать такой большой и укрепленный город силенок у нас маловато. Можно было бы ночью забраться на стены, захватить и открыть ворота, но пришлось бы вести уличные бои, в которых наше преимущество в артиллерии сводилось бы практически к нулю, а без нее более опытные в рукопашных схватках и численно превосходящие испанцы задавили бы нас. Нужна помощь горожан. Этим и занимается сейчас генерал-старшина Шарль де Гарнье. Ночью в его шатер дозоры приводят каких-то людей, явно не военных. О чем они там договариваются — я не знаю. Самоустранился от этого процесса, заявив, что в дипломатии не силен. Вильгельм Оранский прислал письмо с приказом генерал-старшине организовать в Антверпене восстание. Вот тогда моя армия и придет на помощь горожанам.
Ночь тиха. Я слышу, как кто-то торопливо шагает к моему шатру. Караул молчит. Значит, идет кто-то из командиров. Судя по подволакиванию ног, это Шарль де Гарнье. В такое время привести его в мой шатер может только очень важное известие.
— Не спит? — тихо спрашивает генерал-старшина у караульного.
— Вроде нет, — также тихо отвечает солдат.
— Заходи, — громко говорю я, садясь на кровати, которая скрипит при этом, как парусник во время шторма.
Генерал-старшина садится на вторую трехногую табуретку и, перекрестившись, сообщает:
— Завтра утром, во время мессы.
Завтра воскресенье. Если не все, то большая часть испанцев-католиков пойдет в церковь. Само собой, без оружия. Пойдут не потому, что такие уж религиозные, а чтобы инквизиторы не заподозрили в ереси. На войне, конечно, атеисты — большая редкость, потому что мало кому удается не давать эмоциям взять верх над умом, но и до монахов солдатам очень далеко, молятся только перед боем.
— Откроют ворота, что возле реки, — продолжает Шарль де Гарнье. — Их охраняет мало солдат, а рядом лесок, где можно спрятать целую роту.
— Рано утром незаметно перекину туда роту Бадвина Шульца, — обещаю я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Горожане просят, чтобы сразу прорывались в центр города, где больше всего испанцев, — рассказал генерал-старшина.
— Так и сделаем, — говорю я, хотя солдатам прикажу не спешить.
Пусть и антверпенцы повоюют за свою свободу.
Шарль де Гарнье уходит, и я опять ложусь на кровать. Читать перехотелось. Смотрю на догорающую свечу и думаю о том, что бои на суше начали мне нравиться не меньше, чем на море, а ведь я даже мальчишкой не мечтал стать военным. Как и космонавтом, хотя в годы моего детства это была самая модная профессия. Впрочем, и о морской карьере тоже не мечтал. Наверное, я бы выбрал другую профессию, если бы мой одноклассник, который поступил в мореходку после восьмого класса, не приехал в отпуск и не рассказал, что по окончанию учебы ему присвоят офицерское звание, не надо будет служить в советской армии с ее «дедовщиной». Может быть, я стал бы геологом — сухопутным бродягой. Кому суждено шляться по свету, тот придумает себе профессию.
Под утро пошел дождь. Сквозь сон я услышал, как барабанят крупные капли по плотной материи шатра, и подумал, что нам это на руку. Испанцы не смогут применить против нас пушки, установленные на башнях. На рассвете дождь ослаб, но не прекратился.
— Оставьте мушкеты и аркебузы, — приказал я роте Бадвина Шульца. — Налегке быстрее добежите до ворот.
Капитан кивнул, соглашаясь со мной, но не обрадовался. Его солдаты лишились одного из преимуществ, поскольку стреляют лучше врага. Испанцы считаются самыми плохими в Западной Европе стрелками из огнестрельного оружия. Впрочем, из луков они стреляли не намного лучше. Разве что пращники с Болеарских островов ценились высоко, но болеарцы даже в двадцать первом веке не считали себя испанцами.
Вслед за ротой Бадвина Шульца из лагеря несколькими небольшими отрядами выехали рейтары. Они каждый день патрулируют окрестности города, так что подозрения не должны вызвать. Надеюсь, испанцы не придадут значения тому, что сегодня патрули многочисленнее. Рейтары должны будут первыми ворваться в город и защитить ворота до подхода пехоты. Оставшиеся в лагере собрались возле своих командиров рот, ожидая приказ. Ночные караульные, слышавшие наш с генерал-старшиной разговор, наверняка проинформировали сослуживцев о том, что их ждет утром. По крайней мере, обсуждают солдаты, где в городе больше всего добычи?
Я поднялся на вал, откуда город виден лучше. Глина размокла, скользит под ногами. Возле орудий нет расчетов, только часовые на углах лагеря, под деревянными навесами. В атаку пойдут все, кроме охраны лагеря, потому что людей мало.
Захожу под навес, где стоит молодой румянощекий мужчина с лицом простака, но себе на уме. У таких поразительная способность объегоривать самих себя. Он что-то медленно жует и делает вид, что не замечает меня. Вдруг изо рта выплескивается длинная коричневая струя, разбивается о глиняный склон вала. Видимо, жует табак. Европейцы пока что не курят табак, а жуют.
— Был со мной в Америке? — спрашиваю я, потому что не могу вспомнить, видел этого солдата на фрегате или нет.
— Брат мой был, младший. Богачом вернулся, дом новый купил, женился раньше меня, — рассказывает часовой. — Он всюду умудряется пролезть вперед меня.
— Младшие братья — они такие, — соглашаюсь я.
Обычно младший брат — экстраверт, который суется во всякое новое дело раньше старшего брата, интроверта.
— Сеньор, возьмите меня в следующий поход в Америку, — просит он.
— Если будет место, возьму, — говорю я, подозревая, что места не будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
До меня дошли слухи, что боцман Лукас Баккер берет с новичков мзду за право оказаться под его командой на фрегате. Платить обязаны вперед, не зависимо от того, какая будет добыча и будет ли вообще, и сумма, как подозреваю, не маленькая, поэтому не каждый желающий становится членом экипажа.
Рота Бадвина Шульца дошла до лесочка и спряталась в нем. Рейтары доехали до реки, постояли на берегу. Наверное, любовались, как прозрачные дождевые капли разбиваются о серую речную воду и добавили в нее свои плевки. Медленно двинулись в обратную сторону. Едут спокойно, хотя внутренне, скорее всего, напряжены. В любой момент могут открыться ворота, и рейтарам придется скакать в город и принимать бой. Причем контакт будет плотный, придется орудовать не пистолетами с дистанции, а короткими пиками или мечами против, скорее всего, длинных пик и глеф. В такую погоду из пистолетов удастся выстрелить всего раз и то при условии, что порох в стволе и на полочке не отсырел. Муторно идти в бой, знаю, что на этот раз твои шансы выжить намного ниже.
