бала, ты же знаешь. Я бы с огромным удовольствием предпочла кое-кого другого, но так как папа…
Ее голос умолк, когда вернулся Десерней с месье и мадам де Вийер.
Они выглядели элегантно, дорого и изысканно одетые, поэтому было так трудно оценить их возраст. Может быть, около пятидесяти, а может, и больше. Маркиз был на несколько дюймов выше своей жены, высок, строен, с тонким и умным лицом. Маркиза стояла рядом со своим супругом, положив руку на его рукав таким образом, что это предполагало близкие взаимоотношения. София, глядя ей в глаза, могла видеть полное отсутствие знания о том, в чем Десерней только что чуть не признался Онории.
После того как Жак представил их друг другу, София присоединилась к обмену репликами.
— Вы живете в Сассексе, я права? — поинтересовалась маркиза.
— Да. — У Софии возникло предчувствие по поводу названия имени своего дома или его расположения, в то время как Десерней смотрел на нее так пристально. — Я родилась и выросла в Сассексе.
— О, — тон маркизы потеплел. — Я всегда чувствовала то же самое по отношению к Нормандии. Фактически все еще чувствую. Мы с маркизом планируем поехать туда в июне, но кто знает, будет ли разумно так поступить?
Музыка в этот момент стихла, и щебечущие голоса гостей перекрыл низкий бас сэра Вальтера, который произнес приветственную речь и призвал гостей присоединиться к его дочери и его брату для первого танца.
София посмотрела по направлению к двери и увидела, что Мэри и Август Эллвуд наконец приехали. Однако у нее не было другой возможности поприветствовать их, кроме как кивнуть и улыбнуться им, так как в этот момент Филипп Монтегю шел через залу, чтобы пригласить Онорию на танец, а другие пары, включая де Вийеров, начали двигаться по направлению к центру залы, когда музыканты вновь заиграли.
— Мадам, могу я иметь честь танцевать с вами этот танец?
София подняла глаза. Перед ней стоял Жак Десерней.
Он проговорил быстро:
— Вы не откажете мне?
Она кивнула головой в знак согласия и опустила глаза.
Он издал вздох облегчения. Затем он помог снять Софии палантин из тончайшей прозрачной ткани, который был у нее на плечах, и легким движением опустил его на спинку стула, на котором она сидела. После этого он освободил ее запястье от ридикюля — София почувствовала легчайшее прикосновение сквозь перчатку, когда он отвязал шелковую ленту.
Наконец он взял ее за руку.
Они пошли неторопливым скользящим шагом, согласно предписаниям, на расстоянии вытянутой руки, ее затянутые в перчатку пальцы покоились на его руке. София никогда прежде не испытывала такого волнения. Она чувствовала себя так, будто одной рукой он обнимает все ее тело целиком. Ей казалось, что пламя страсти, исходившее от него, проникает в ее собственное тело. За то время, которое понадобилось, чтобы пересечь танцевальную залу, она забыла о том, что они чужие друг другу; вместо этого их скрепленные руки говорили о другом.
Они подошли к центру залы и заняли свои места. София не знала людей, находящихся вокруг, и вовсе не испытывала желания знакомиться с ними. Заговорить даже с мужчиной напротив, значит разрушить очарование.
Все ее чувства обострились, поэтому, когда началась музыка, она влилась в нее вместе с воздухом, которым дышала. Прекрасно освещенная зала раскрылась как сцена из спектакля, в котором танцоры обеспечивали красочный фон для единственной фигуры, приковавшей ее взгляд.
Десерней двигался грациозно и умело, и у нее было теперь время рассмотреть, как прекрасно сидел на нем фрак. В нем была не выраженная до конца элегантность, которая свидетельствовала о лучшем английском вкусе, с одним лишь индивидуальным оттенком — необычной булавкой в его галстуке в виде перевернутой подковы, окруженной бриллиантами.
Она молчала в напряженном ожидании. В любой момент связь между телом этого человека и ее собственным может разорваться, возбуждение от соприкосновения рук, встретившихся в танце, исчезнет. Физический магнетизм, который он излучал, был всепоглощающим, но он, конечно же, будет отвергнут ею, когда танец закончится.
Однако Жак решил заговорить, когда они, после того как музыка умолкла, отошли в сторону. Его слова, хотя их довольно четко могли слышать люди со всех сторон, прозвучали больше как ласка, чем как вопрос.
— Вы танцуете вальс, леди Гамильтон?
София, наконец, встретила напрямую его взгляд. В серой глубине его глаз мерцал свет изумления, как солнечные блики на холодных волнах. Она отрицательно покачала головой.
— Какая жалость, — сказал он. — Вы изумительно танцуете.
Если бы София сказала ему, что, по ее мнению, танцевать вальс неуместно, он бы только засмеялся. Поэтому она промолчала, удерживая его взгляд, и поняла, что она желала его так же настойчиво, как и в тот жаркий день, когда они встретились впервые, так же глубоко, как и тогда, когда он пришел к ней после полуночи во время уличных беспорядков. В следующую секунду он сможет посмотреть сквозь нее и будет знать, как сильно она его хочет.
Единственной маскировкой был разговор.
— Леди Беатрис вряд ли позволит вальс. Ее дочери очень любят шотландский быстрый рил, как вы вскоре в этом убедитесь.
— А что любите вы, леди Гамильтон?
Смущенная, она сказала наобум:
— У меня нет особых предпочтений.
Начался следующий танец, и они задвигались под музыку вместе с другими парами. Оказавшись совсем близко к Софии, Десерней пробормотал:
— Вы никогда не говорите, о чем действительно думаете. Почему так?
Смутившись, она произнесла:
— Дискуссия во время экосеза не является английской традицией.
Его глаза расширились:
— Так вы бы спорили со мной, если бы хороший тон этого не запрещал? Мадам, я француз: вы можете возражать мне, жестоко критиковать меня, дразнить меня. Я буду с наслаждением воспринимать каждое слово.
София выполнила поворот в сторону от него, и почувствовала, как ее щеки становятся горячими от волнения. Чего он ожидал от нее? Потока подшучиваний для удовольствия пар, танцующих вокруг них? Неужели он воображал, что она захочет флиртовать с ним в легкой, остроумной манере, к которой он, должно быть, привык? Это была постыдная мысль.
Она не должна пытаться узнать о нем больше, чем он сказал. Он француз. Представитель нации, которая убила ее мужа.
Когда она снова соединилась с ним в танце, Жак, должно быть, увидел предупреждение в ее взгляде, так как искра юмора в его глазах исчезла. Контролируя свой голос, София сказала:
— Очень хорошо. Вы однажды сказали мне: «Если бы вы только знали… Как мне вас жаль». Что вы имели в виду?
Десерней сжал губы.
— Боюсь, я не помню.
София воспрянула духом: она
