– Вытащи его к нам за ноги! Не выходи из видимости.
Слуга кивнул. Нагнувшись к телу, он осторожно потянул за пятки и выволок его в коридор.
– Огня, здесь нечто жуткое! – сказал слуга, но тут со скрипом открылась дверь в одну из пустовавших комнат. Подул ветер, погасив фитиль керосинового фонаря, висевшего на крюке, вбитом в потолочную балку.
Раздался странный хлюпающий звук, и тело второго слуги упало на пол.
– Встали спина к спине, мечи к бою! – после города мертвецов Кукылину ничего не стоило сохранить присутствие духа в любой ситуации. Перекидывая топор из правой руки в левую, он уловил движение воздуха перед собой и, словно по наитию, с криком «Альдейгья, бей!» ударил и почувствовал, что лезвие топора рассекло врага. Вспыхнули мечи его товарищей, но в их свете Кукылин увидел только лужу крови на полу.
Повернувшись друг к другу спинами, рыцари некоторое время не сдвигались с места. Потом Амек сказал:
– Посмотрим, что со слугами.
Сохраняя боевой порядок, рыцари прошли десяток шагов, так что тела оказались перед Кукылином. Голова второго слуги была почти отделена от туловища каким-то острым орудием. У первого, лежавшего навзничь, были вырваны глаза, а по нижней части лица шли пять параллельных борозд, как от когтей.
– Вряд ли это работа человека, – сказал Кукылин.
– Повернемся, я гляну, – Амек наклонил свой меч и осветил мертвецов. Тени, отбрасываемые потолочными балками, переместились, но одна, как показалось Кукылину, почему-то осталась на месте, как раз над лужей крови. Кукылин вынул из-за набедренного ремня нож и метнул в тень. Вместо того, чтобы воткнуться в дощатый потолок, нож со звоном отскочил. Тень словно нехотя отлепилась от потолка и, едва коснувшись пола, чудовищным прыжком метнулась к рыцарям. Кукылин увидел пять окровавленных лезвий, несущихся к его лицу, и наискось махнул топором. Раздался скрежет металла, тень скользнула к стене и исчезла. У ног Кукылина лежала отрубленная рука в кольчужной перчатке с приделанным к каждому пальцу стальным когтем. Таграк и Исуклик покосились на нее и снова повернулись каждый в свою сторону. «На лестницу лучше не соваться», подумал Кукылин. «В комнаты тоже».
– Надо зайти им в тыл, – сказал Амек. – А прежде прорваться там, где не ждут.
Снова заскрипела дверь. Справа от Кукылина Таграк содрогнулся и, выронив меч, обеими руками схватился за горло.
– Петля, – прохрипел он. – Меч разрубил.
Пока Таграк приходил в себя после удачного спасения и снимал с шеи обхвативший ее шнурок, у Кукылина созрел план.
– Бежим вместе! – крикнул он и рванулся к дальнему концу коридора. Мимо его головы пролетело несколько мелких предметов, затем он впечатался плечом в стену, чувствуя, как подаются обмазанные глиной жерди. Сплющенный налетевшими сзади Таграком и Амеком, Кукылин вывалился наружу вместе с торцнвой стеной постоялого двора, больно ударился о грунт и, выкарабкавшись из-под Таграка, побежал, воздев топор, к скоплению теней у входа в здание.
Вновь прозвучавший древний клич Метрополии «Альдейгья, бей!» потонул в лязге, хрусте и скворчании. Гормов топор в руках Кукылина описывал широкие сдвоенные окружности – знаки бесконечности, время от времени почти без усилия отрубая головы и руки вместе с плечами. Воины-привидения с непостижимой быстротой увертывались от ударов, но им некуда было деваться от разивших беспощадно с трех сторон огня и металла. Когда от толпы у входа осталось человек пять, дверь харчевни содрогнулась от удара изнутри и упала вместе с петлями. В проеме блеснула сталь.
– Твой! – крикнул Кукылину Амек, разрубая надвое очередного черноплащника.
Бой с огненным оружием против холодного немеханического почитался бесчестным. Кукылин шагнул вперед и левой рукой обтер забрызганный кровью щиток забрала.
– Кая – аха-а-а-а!
– Альдейгья, бей!
Кукылин не успел даже заметить движения вражеского предводителя, как на его правое плечо обрушился лютый удар. Острый, как бритва, меч был, видно, закален до хрупкости и, наполовину перерубив набитую песком водопроводную трубу, заботливо приваренную Гормом поверх латного наплечника, раскололся на части. Пока его соперник обескураженно пялился на оставшийся в руках эфес, Кукылин отступил назад, перехватил правой рукой выпадавший из онемевшей левой топор и, вспомнив уроки Горма, метнул. С броском что-то не совсем заладилось, возможно, из-за недостаточной дистанции, и оружие поразило врага не лезвием в лоб, а рукояткой в пах.
Кукылин огляделся. Над дымившейся кучей обугленных и окровавленных трупов злыми тугныгаками стояли Амек и Таграк. Мечи бросали на их фигуры и на поверженные тела у их ног причудливые отблески.
– Где Исуклик? – спросил Амек.
«Он не бился с нами вместе», подумал Кукылин. «Неужели наверху?» Из окон второго этажа и двери ударило пламя. Постоялый двор запылал, как облитый керосином. Сквозь гудение огня Кукылину почудились страшный хохот и заунывное пение на неизвестном языке.
– Ты слышишь? – обратился он к Амеку.
– Что я должен слышать? – переспросил тот.
– Эй, где Исуклик?
Кукылин зачем-то достал рацию и включил воспроизведение.
– Валяй, на Кыгмике свет клином не сошелся, – донесся до него голос Горма.
– Мне бы твои проблемы: куда бы еще слетать и кого бы еще изрубить. А я вот тут котел ищу…
Нувукак был погружен во тьму – после десяти электричество отключали.
Патрульные машины, объезжая завалы и баррикады, изредка проносились по пустынным улицам близ площади Тынагыргын, переименованной в площадь Пятидесяти Тысяч Квадратных Лиг, и освещали фарами оплывшие от жара давней атомной бомбардировки стены домов с заложенными кирпичом оконными проемами.
Со двора занимавшего целый квартал девятиэтажного здания Отдела безопасности доносились приглушенные толстой бетонной стеной стрельба и вопли – там расстреливали очередную партию заложников.
В кабинете на восьмом этаже вторые сутки без перерыва шло совещание.
Сгорбившись в уродливом кожаном кресле и прикрыв рукой воспаленные глаза, секретарь Отдела Нагруасек слушал доклад начальника западного тюремного управления Калюка. Тот стоял в луче направленного ему в лицо рефлектора и, обливаясь потом, бубнил:
– Все вынесенные смертные приговоры приведены в исполнение немедленно, кроме приговора двум осужденным по указу восемьдесят пять, бежавшим и до сих пор не найденным. Рапорт об угоне бронемашины…
– У тебя на плечах голова или болван для парика? – прервал его Нагруасек.
– Приказано было их не поймать, а расстрелять! Приговор должен быть исполнен немедленно!
– Но как… – побагровевший Калюк ловил воздух ртом.
– Не-мед-лен-но! Не понимаешь? Как же ты попал в начальники? Ты все понимаешь, но прикидываешься!
Калюк дрожащими руками полез в нагрудный карман френча за таблеткой.
– Смирно! Ты прикидываешься – значит, тебе есть, что скрывать. А не измену ли ты хочешь скрыть?
Калюк в последний раз схватил ртом воздух и, как был, по стойке «смирно», грохнулся на ковровую дорожку. С его головы слетел парик.
– Уберите эту тушу, – Нагруасек брезгливо поморщился. – Кто может продолжить? А, ты… Давай, – сказал он, увидев полупривставшего со своего стула у стены Виютку, заместителя Калюка.
– Докладываю: в течение четырех часов приговор по делам бежавших осужденных будет приведен в исполнение!
– В течение трех. Назначаю тебя на место трупа.
– Ура!
– Вольно. Ахаханаврак, у тебя что?
Ахаханаврак, заведовавший сбором развединформации, поднялся, оправил китель, прочистил горло и хорошо поставленным голосом начал:
– Братья! По агентурным данным, разложение проклятых Загорных княжеств, подтачиваемых изнутри и сокрушаемых снаружи напором прогрессивных сил, вот-вот перейдет в полный крах. В религиозном угаре так называемые рыцари, доверившись распускаемым маньяком по имени Кукылин слухам, собирают войско, во главе которого должен стать мифический Горм, Одинокий Мститель, некоторыми отождествляемый с мифическим же Пупихтукаком. Обманом и посулами Кукылину удалось зазвать в свою так называемую армию от тридцати до пятидесяти человек. Стонущие под тяжким игом феодалов рабочие и крестьяне объединяются в отряды и жгут рыцарские усадьбы. За последние три дня освободительная война перекинулась из княжества Укивак в соседнее Напакутак. Вождь повстанцев Накасюналюк…
– Из нас-то не делай идиотов, брат! – поймав недовольный взгляд Нагруасека, заметил Виютку. – Накасюналюк будет вождем повстанцев в завтрашней газете, а пока пусть остается бароном! Давай, брат, факты для серьезных людей!
– Изволь, брат, – Ахаханаврак нехорошо улыбнулся. – Во-первых, в том, что ты сделан идиотом, вини своего отца. Во-вторых, то, что Накасюналюк барон, не мешает ему объективно действовать на руку прогрессивным силам, расшатывая устои Загорных княжеств. А вот то, чего вы, братья, точно не увидите в завтрашней газете, это новости не из-за гор, а с нашего запада, которые не мне бы вам рассказывать.
