– На дорогах к побережью через территорию Лахеджа и до Адена очень опасно, – наконец заговорил он. Его обтесанный песками и ветром голос прогремел глубоко и звучно. – Караваны без вооруженного сопровождения вряд ли смогут пройти невредимыми. Большие трудности создают горные племена – они нанимаются сопровождать караваны, получают большую часть денег и нападают на заказчиков прямо в дороге, когда предоставляется возможность.
– Как ведут себя чужеземцы? – поинтересовался султан.
– О большей части сражений им неизвестно, они почти не высовываются за пределы кратера. Разве только султан Лахеджа попросит о помощи – тогда они выставляют двух-трех человек, этого вполне достаточно, чтобы караваны в сохранности добрались из Лахеджа в Аден.
Лицо Рашида было непроницаемо, лишь едва приподнятая раненая бровь выражала его эмоции.
Султан кивнул, обдумывая и тщательно взвешивая услышанное, и наконец объявил:
– Мы больше не можем мириться, что чужеземцы помогают Лахеджу жиреть за счет других султанатов, а возможно, и расширить территорию. Мы должны как-то вмешаться.
Шейхи громкими возгласами одобрили решение султана. Когда они умолкли, Салих вновь повернулся к Рашиду:
– Как, по вашему мнению, мы можем это осуществить?
Рашид помолчал, уставившись в наполовину полный стакан чаю.
– Ведь вам не понаслышке известен образ мыслей и поведение чужеземцев, – неспешно добавил султан. – Вам приходилось жить среди них, вы знаете язык.
Рашид аль-Шахин многое повидал, вместе с отцом сопровождая торговцев Ижара в Сомали и Египет, еще подростком, едва его приняли в круг мужчин. Он помнил Аден еще до захвата капитана Гайнса и был среди тех, кто оказывал сопротивление в неспокойные первые годы присутствия англичан, а его отец заплатил за эту борьбу славной смертью воина.
– Я всегда проводил в Адене только то время, пока мы с моими людьми, приведя нетронутые караваны, дожидались выступления новых. А мое знание языка ограничивается самым необходимым, – скромно высказался Рашид, слегка поклонившись султану.
Султан улыбнулся. Скромность была одной из причин, по которым он сверх меры ценил предводителя воинов, но, видит Аллах, далеко не решающей.
Рашид поставил на пол пустой стакан и расслабленно положил запястья в тесно облегающих их кожаных манжетах на колени, сдержанно, но уверенно жестикулируя руками.
– Нападать открыто – бесполезно и бессмысленно. Но не стоит надеяться, что чужеземцы когда-нибудь порвут с Лахеджем. Аден и Лахедж находятся слишком близко, и чужеземцы слишком сильно зависят от полей и источников султана экономически. Мы только можем дать им понять, что они должны с нами считаться и не могут не принимать нас во внимание.
– Значит, – подбодрил его султан, – каковы ваши предложения?
Рашид кивком поблагодарил соседа, вновь наполнившего его стакан, и поднял его. Он посмотрел на султана, и его глаза загадочно заблестели.
– Хитрый дипломатический ход, способный поразить чужеземца в самое чувствительное место.
5
Майя сидела на простой, узкой веранде бунгало и читала. Октябрь не принес прохлады, но погода стала терпимее, и Аден вдохнул сухой, теплый воздух без прежней обжигающей, влажной духоты. Нежный бриз обдувал с моря лагерь, и сидеть под тенью крыши было очень приятно. Утром, едва Ральф покидал бунгало, Майя выносила на улицу стул и брала в руки одну из книг, которые к тому времени уже прибыли, или шла через лагерь на побережье, где снимала обувь и гуляла, утопая в песке и гальке, позволяя волнам гладить босые ноги под подобранной юбкой. В такие моменты Аден казался ей пусть и не дружелюбным, но хотя бы немного менее враждебным, она не страдала от навязчивого безделья – эти часы чем-то напоминали увеселительную прогулку на далекий морской берег. Но даже в самые самозабвенные часы Майя не могла почувствовать себя беззаботно – мешали угрюмые отвесные скалы по бокам или за спиной, от них некуда было деться.
Майя не подняла глаз, когда рядом со скрипом остановилась повозка. Она уже не замечала звуков лагеря, где каждый день царило оживление, кто-нибудь приезжал или уезжал. Только заслышав приближающиеся шаги, мужские шаги, Майя подняла голову, и ее сердце взволнованно затрепетало. Но виду она не подала, лишь медленно захлопнула книгу, обняла ее двумя руками и встала, сохраняя выражение напряженной сосредоточенности, с которым читала.
– «Джейн Эйр», – вполголоса прочитал Ричард вместо приветствия, слегка наклонив голову, чтобы разобрать тисненные золотом буквы на корешке книги под локтем Майи. – Весьма переоцененный роман.
Майя инстинктивно крепче прижала книгу к груди и слегка подалась назад.
– А мне нравится, – отрезала она.
– Еще бы, – лицо Ричарда оставалось бесстрастным. – Чувствовать собственную отчужденность и внутреннюю преграду, куда ни беги, не принадлежать никому и ничему – это знакомо нам обоим, – его губы растянулись в насмешливую улыбку. – Или тебя так очаровал мистер Рочестер?
У Майи вспыхнули щеки. Ну почему Ричард всегда видел ее насквозь? Она резко перевела тему:
– Зачем ты приехал?
Какое-то время он молча смотрел на нее, и его голос прозвучал печально, почти ласково, когда наконец он сказал:
– Ты точно так же стояла передо мной, когда я увидел тебя впервые, в кабинете твоего отца. Помнишь? Ты прижимала к груди книгу и смотрела исподлобья, пока я не присел на корточки, оказавшись на уровне твоих глаз, и не спросил, что у тебя за книга. Сколько тогда тебе было лет? Восемь? Девять?
– Семь, – прошептала Майя дрогнувшим голосом, и ей показалось, что сейчас она задохнется от внезапно нахлынувших слез светлой грусти и тоски по дому. – Мне было семь.
Он умоляюще протянул к ней руку, тем самым жестом, которым тянулся за той, другой книгой, и с тем же самым взглядом.
– Мир? Я хотел показать тебе другой Аден, он тебе еще, наверное, незнаком, но будет интересен.
Как и тогда, она с детской нерешительностью вывернула ногу, прежде чем, вопреки осторожности, позволить любопытству одержать победу над здравым смыслом. И быстро кивнула, как в тот раз, когда еще маленькой девочкой она приступом взяла незнакомого студента и повела его показывать свои сокровища, в которые они сразу так глубоко погрузились.
Они молча сидели рядом, пока запряженная пони повозка, нанятая Ричардом вместе с извозчиком, везла их к краю кратера – снизу можно было разглядеть возведенные на скалах стены старых водосборников. Майя в молчании сопровождала Ричарда вверх по бегущей за домами тропе, по давно остывшим потокам лавы, сверкающим и антрацитово-черным, покрытым в некоторых местах красноватыми пятнами, словно камни заржавели в соленом воздухе Адена. Крутой путь был явно различим, хотя, похоже, им пользовались не слишком часто.
Звуки города стихли – шум колес, цоканье и скрежет лошадиных и верблюжьих копыт, гул голосов. Словно неведомая сила унесла Майю и Ричарда прочь от крыш, башен и минаретов Адена и укрыла в каменном круге, забросила в другой мир, где их поджидали демоны, дьявол или сам Господь. Хилые кустарники, похожие на сухие ветви с коричневыми обрывками пергамента, цеплялись за каменные расщелины и трепетали на усилившемся ветру. Где-то залаяли сразу несколько диких собак и так же внезапно умолкли. Наверху царила пьянящая тишина, пленившая Майю резким контрастом с городом, лежащим под ними. Капли пота выступали на лбу, бежали по спине под платьем и нижней рубашкой, но их сразу же высушивал ветер. Как приятно вспотеть от нагрузки и впервые за долгое время вдохнуть полной грудью. Пусть в этом подъеме не было особого смысла, он стоил затраченных усилий. Но уже через несколько шагов у Майи перехватило дух – она поняла, куда ее привел Ричард. То, что снизу казалось невнятным светлым пятном среди черных скал, оказалось низкой круглой башней, к которой вела обнесенная каменной стеной дорога. Пораженная, Майя остановилась, в безмолвии разглядывая эту причудливую постройку. В ней был только дверной проем да маленькое окошко, у подножия росли каперсы с мясистыми зелеными листочками и трава с восхитительно пышными белыми цветами. Майя вздрогнула, заметив среди них выжженные солнцем кости. Человеческие кости. Берцовые, ребра, лопатку. Она испуганно глянула на Ричарда из-под развевающихся на ветру полей шляпы.
– Что это?
Он ответил не сразу, словно сперва хотел проникнуться удивительной атмосферой места, прекрасной и жестокой одновременно.
– Это Башня Молчания, – торжественно объявил он, указав на нее, и, повернувшись в Майе, продолжил: – Место погребения парсов. Они верят, что земля, огонь, вода и воздух равно священны и чисты, их нельзя осквернять телами мертвых. Парсы приносят сюда своих покойников и хоронят их, оставляя солнцу. И птицам, коршунам да воронам, – добавил он, указав на небо, где с любопытством кружили черные силуэты. – Из их клювов и когтей некоторые кости снова попадают на землю с вершины башни, где парсы оставляют умерших.
