Эмир взмахнул рукой, и чтец в мгновение ока исчез за дверью.
Бейли криво улыбался.
Безучастный ко всему Камол, не проронивший за весь вечер ни слова, спросил:
— Сколько солдат было у русских?
— Батальон, — ответил за эмира тупчи-баши.
— Батальон — и двести тысяч… Да, арифметика… — протянул Бейли.
После визита в Арк Бейли доносил Маккартнею:
Переговоры с эмиром и его военным министром были вполне успешными. Администрация эмирата полна решимости выступить против большевистского правительства в Ташкенте, однако она нуждается в дополнительных ассигнованиях и поставках вооружения. В связи с этим прошу вашего содействия в деле быстрейшего формирования и отправки караванов с оружием. Необходимо усилить армию эмира артиллерией (лучше всего пушками Гочкиса) и пулемётами. Кроме того, было бы желательно увеличить контингент афганских добровольцев из числа офицеров, недовольных нынешним режимом в Афганистане.
Рассчитывать на вступление эмира в войну против Туркреспублики пока не приходится, но после усиления его армии такая возможность будет не только вероятной, но и очевидной.
Прошу ускорить необходимые приготовления.
Я остаюсь в Бухаре под покровительством хорошо известного вам полковника Тысячникова. Пароли для связи и явки остаются прежними».
Поздним вечером Ахмад возвратился в домик дядюшки Исмаила. Рябинин сидел на курпаче, низко согнувшись, придвинув масляный светильник почти к самому носу, и что-то тщательно заносил в блокнот.
— Что это ты? — спросил Ахмад.
— Понимаешь, товарищи — они только что разошлись — собрали для нас столько данных, что я не в силах удержать всё в голове.
— А если нас поймают с твоим блокнотом?
— Ну и пусть. Всё равно ничего не разберут: я зашифровал записи.
— Ты знаешь шифр? — удивился Ахмад.
— Ничего я не знаю. Вот, скажем, в Бухаре сейчас расквартировано 8670 солдат. Пишу: «Бухара — 8670 килограммов урюка». Дальше: пушки обозначаю тыквами, пулемёты — редиской, склады боеприпасов — баштанами. И так далее. В случае чего пусть думают, что я крупный торговец овощами и фруктами.
— А не перепутаешь?
— Нет. А если мы оба выучим шифр, так и подавно. В случае чего ты меня поправишь.
Ахмад устало опустился на курпачу рядом с Мишей и тронул его за плечо.
— Мазофшо, а ведь я тоже не напрасно просидел целый день в чайхане Исламбека.
— Ну…
— Видел двух старых знакомых: майора Бейли и Камо— па Джелалиддина.
— Кого?! — вскочил на ноги Рябинин. — Откуда ты знаешь Камола?
— Как откуда? — удивился Ахмад. — Это лучший друг муллы Акобира. Я ему сто раз плов подавал, руки ему мыл и даже ноги. Может быть, ты тоже его знаешь?
Рябинин рассмеялся.
— Да как тебе сказать, Ахмад. Никогда я его в жизни не видел, но письма его читал не раз — и в Астрахани, и в казахской степи. Это крупный шпион.
— Конечно, шпион, хоть и прикидывается торговцем. Бейли с ним считается, а мулла Акобир просто боится.
— Так что же делали твои знакомцы?
— Около полудня они вошли в ворота Арка и часа через два покинули дворец.
— Надеюсь…
— Правильно надеешься. Я проследил за ними. Они вместе прошли к дому полковника Тысячникова, Бейли постучал и вскоре исчез за воротами, а Камол двинулся дальше. Он долго петлял по городу, однажды я чуть не потерял его в толпе, пока, наконец, не вышел к Самаркандским воротам. Там есть небольшое медресе с круглым двориком и кельями для мулла-бачей. Вот в одной из таких келий он и скрылся.
— Чья келья, знаешь?
— Конечно, знаю. Сунул монету служителю… Живёт там некий Ибрагим, мулла-бача, а Камол, как утверждает служитель, — это его дядя. Кстати, Камол там бывает часто.
Друзья надолго замолчали. Трещал и чадил огонёк светильника. Неясные тени шевелились в тёмных углах. Где-то далеко лаяли собаки.
Рябинин первым нарушил молчание:
— Ахмад, ты не думал над тем, как бы встретиться с этим господином Камолом?
— Ах, Мазофшо, ещё как думал!.. Прихожу я это к господину Камолу и говорю: «Здравствуй, свет очей моих, вместилище знаний и тайн, сын ишака и верблюда! Расскажи ка мне, для чего ты с инглизом Бейли ходил в Арк и чем ты там занимался!» А вместилище знаний и тайн отвечает мне: «О достойнейший из отроков ЧК, я ходил туда, чтобы встретиться с его высочеством эмиром и готов подробно сообщить тебе о содержании нашей беседы». Тут я беру калам или огрызок карандаша и записываю всё услышанное, дабы передать то, что дошло до ушей моих, нашему дорогому товарищу Фоменко.
— Да-а, — вздохнул в темноте Рябинин, — заманчивую ты, Ахмад, картину нарисовал. Всё у тебя по Шахерезаде. А если по Фоменко?
— Это как?
— А вот слушай, я тебе сейчас расскажу… Вечером ты нанесёшь визит Камолу.
— Что такое визит? Я не знаю.
— Ну одним словом, придёшь к нему в медресе…
— А он меня зарежет.
— Ах, Ахмадушка, — развеселился Рябинин, — кто станет резать человека, который сто раз мыл ему руки и даже ноги? Придёшь к Камолу и скажешь… Скажешь всё то, что ты ему и хотел сказать, только без этого… без сына ишака и верблюда. Тебя послал мулла Акобир. Понимаешь?
— Мало-мало начинаю понимать.
— Акобиру срочно нужны сведения о том, поддержит ли эмир восстание достойных людей в Ташкенте. А также он интересуется, каких успехов добился здесь высокочтимый инглиз Бейли. Скажешь, чтобы обо всём этом он написал мулле в письме. Потом возьмёшь письмо…
— Дальше мне понятно. Но если он меня всё-таки зарежет?
— А я зачем? Пока ты будешь вести переговоры с Ка— молом, я спрячусь где-нибудь в дворике. В случае чего ты меня позовёшь…
— Но ведь у тебя же нет оружия!
— А это что! — Рябинин вытащил из-под халата чёрный воронёный браунинг и поднёс его к светильнику. — Здесь семь патронов. На одного Камола хватит.
… Операция «Камол» началась удачно.
Вечером следующего дня, как и было условлено, Ахмад отправился в медресе. В келье, указанной ранее смотрите лем, он увидел Камола вместе с его племянником, хлопотавших над пловом. Неяркое пламя очага слабо освещало комнатушку, но Ахмад всё же рассмотрел маузер в деревянной кобуре, небрежно брошенный в углу на подстилку.
— А, это ты, — линиво бросил Камол так, словно он расстался с Ахмадом только вчера. — Как поживает его святейшество Акобир?
Ахмад подробно рассказал о самочувствии своего хозяина и приступил к главному. Камол, сидя на коврике, чистил лук и, казалось, слушал его вполуха. Он то и дело подсказывал своему племяннику, как лучше помыть рис, как тоньше порезать мясо, сколько положить гороха. Когда же у Ахмада поток красноречия наконец иссяк, шпион спросил с усмешкой:
— Как ты думаешь, что сделают с тобой красные, если поймают с моим письмом?
— Расстреляют. Но его святейшество Акобир изволил утверждать, что ни красным, ни белым не нужен маленький оборвыш, которого когда-то выгнали из медресе. А ещё он сказал, что если поймают, то я должен сказать, что нашёл этот клочок бумаги на дороге и смысл написанного мне непонятен.
— Ну что ж, — согласился Камол, — твой хозяин рассчитал всё правильно. Эй, Ибрагим, дай-ка мне лист бумаги и калам. Да зажги ещё один светильник: в твоём храме науки больше тьмы, чем света.
Когда письмо было готово, Ибрагим помог Ахмаду зашить его в шапку. Камол вышел проводить гостя. Спросил на прощанье:
— Сколько ты думаешь добираться до Чирчика?
— Почему до Чирчика? — спросил простодушно Ахмад и вдруг застыл на месте, словно бы его током ударило. С чего Камол завёл речь о Чирчике? Когда Ахмад и Миша уезжали в Бухару, мулла Акобир оставался в своём ташкентском доме. А теперь… Но откуда это известно Камолу? Значит, у него с Ташкентом есть постоянный канал связи?
— А разве мулла уже вернулся из Чирчика? — в голосе Камола чувствовалась несвойственная ему елейная мягкость.
Ахмад запнулся, он не знал, что ответить. Выпалил, наконец, наугад:
— А он туда и не ездил.
— Ах, вот оно что! — ещё нежнее пропел Камол и взял
Ахмада под руку. — А теперь мы с тобой, порождение ехидны, возвратимся в келью, и ты мне расскажешь всё: и кто тебя послал, и с каким заданием. Да будет тебе известно, малолетний шпион, что мулла перебрался в Чирчик, скрываясь там от ЧК.
Ахмад рванулся, но почувствовал на себе железную руку Камола.
— Мазофшо, — закричал он что есть мочи, — на помощь!
Грохнул выстрел. Камол тихо охнул и разжал пальцы.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Ташкент. Мятеж
— Макарыч, это Колесин! — закричал с порога Рябинин. — Это никакой не Бот. Я узнал его, узнал…
— Стой, — поднялся из-за стола Степанишин, — не тарахти, не кричи. Кто Колесин? Отвечай всё толком и вразумительно.
Час назад Степанишин послал Рябинина в военный комиссариат с пакетом, велел подождать ответ, а тот врывается, запыхавшись, и несёт какую-то несусветную чушь. Уж не повредился ли парень разумом в этой чёртовой Бухаре?
