быть рядом с ней, но это только усугубляет одержимость.
Я смотрю на черный экран телевизора, стоящего на низком столике, пока это объяснение прокручивается у меня в голове.
Нет, я не собираюсь говорить ему об этом.
— Это… — начинаю я. — Сложно.
— Разве не всегда так? Окей, чего ты хочешь от нее?
— Я не знаю, — честно отвечаю я.
— Тогда, возможно, тебе стоит начать с выяснения этого.
Я фыркаю и закатываю глаза, хотя он этого не видит.
— Да, спасибо, Эйнштейн.
— Не за что, неудачник. — Он отпускает легкий смешок, от которого на моих губах появляется еще одна улыбка. — Но послушай, тебе нужен мой совет?
— Именно поэтому я и позвонил, идиот.
— Эй, не обижай своего мудрого наставника, крестьянин. — Прежде чем я успеваю бросить в него ответное оскорбление, он продолжает. — Мой совет? Мой серьезный совет? Иди за ней. Что с того, что ты не знаешь, что это такое и чего ты хочешь? Ты никогда не поймешь этого, просто вышагивая по своей гостиной.
Боже, мой брат слишком хорошо меня знает.
— Добивайся ее, — продолжает он. — Посмотри, что произойдет. Я уверен, что по пути ты поймешь, что это такое и чего ты хочешь. А если все это превратится в полное дерьмо, значит, так и должно было быть.
— Теперь ты начинаешь говорить как гороскоп.
Он застонал, и я почти вижу, как он отчитывает меня по телефону.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Кроме того, это звучит как вызов. А я никогда не видел, чтобы ты отступал перед вызовом.
Вызов, да? Мне нравится, как это звучит. Оливия Кэмпбелл — это вызов. Что-то, что мне нужно изучить, разгадать секрет, а затем разбить в пух и прах, чтобы уничтожить ее странное влияние на меня. С этим я могу работать.
— Это… на самом деле здравый совет, — говорю я.
— Серьезно? Что ты имеешь в виду?
Я хихикаю.
— Спасибо, Бенедикт.
— Не за что. — На другом конце линии что-то лязгает, а затем скрипит деревянная мебель. — А теперь я возвращаюсь на вечеринку. Кстати, я был так близок к тому, чтобы перепихнуться, когда ты позвонил. Так что спасибо за то, что не даешь мне покоя, хуепутало.
— Как будто у тебя когда-нибудь были проблемы с сексом, шлюшка.
Он хмыкает, и я слышу ухмылку в его голосе, когда он отвечает:
— Правда. Спасибо за ободряющую речь!
Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, он вешает трубку. Еще один смешок вырывается из моей груди, когда я качаю головой над своим телефоном и странным младшим братом.
Диван слабо стонет, когда я поднимаюсь на ноги и убираю телефон обратно в карман. Проведя руками по волосам, я приглаживаю их, направляясь к двери. Дэниел стоит там на небольшом расстоянии. Я киваю ему, натягивая пиджак. Он был прав. Разговор с Бенедиктом действительно помог мне все обдумать.
На лице Дэниела появляется небольшая улыбка.
Я открываю дверь и выхожу в темный вечер. Поскольку я не просил его оставаться, Дэниел тоже следует за мной и закрывает за нами дверь.
Прохладный вечерний воздух овевает мое лицо, когда я беру курс на библиотеку. Либо туда, либо в ее общежитие, а у меня такое чувство, что моя маленькая стипендиатка занята учебой, несмотря на то что сегодня вечер пятницы.
Из открытых окон дома, расположенного дальше по улице, льется грохочущая музыка. Меня пригласили на эту вечеринку. Ну, технически, меня приглашают на все вечеринки. Но на эту, в частности, пригласила богатая семья, которая находится в хороших отношениях с моей. Если бы я не был так не в духе, я бы появился там сегодня вечером.
Но я этого не сделаю. Потому что сейчас у меня другая цель.
Я быстро добираюсь до библиотеки, и на этот раз мне даже не нужно заходить внутрь. Подойдя к зданию, я обнаруживаю Оливию, сидящую за одним из столов у больших окон. Желтый свет заливает просторное помещение изнутри, поэтому я прекрасно вижу ее. Но из-за темноты снаружи она не сможет увидеть меня.
На ней белая блузка, подчеркивающая ее идеальную фигуру, а волосы она собрала в хвост. Это обнажает ее стройную шею, и по моему позвоночнику пробегает дрожь. Я хочу поцеловать эту шею. Или обхватить ее руками. Или и то, и другое.
С коварными планами в голове я направляюсь к входным дверям. Но как только я собираюсь войти в здание, у ее столика появляется еще одна фигура.
Ярость пронзает меня, как молния.
С визгом остановившись, я наблюдаю, как тот Филипп садится за стол напротив нее. Она улыбается ему, когда он устраивается на своем месте. И это настоящая улыбка. Такая, что доходит до глаз.
Голова внезапно раскалывается, и мне приходится несколько раз разжимать пальцы, прежде чем мне удается достать телефон.
Пролистав список контактов, я нажимаю на тот, которому никогда раньше не звонил.
Проходит десять сигналов, прежде чем нервный голос наконец отвечает:
— Мистер Хантингтон?
— Да.
— Я… э-э… Чем могу вам помочь?
Я смотрю на Оливию, которая проводит рукой по шее, откидывая хвост, а затем смеется над тем, что сказал Филип.
— Мистер Хантингтон? — Мужчина на другом конце линии звучит еще более обеспокоенно. — Вы здесь?
— Да, — снова отвечаю я.
— Чем я могу вам помочь?
Филипп наклоняется вперед и кладет руку на стол, рядом с ее рукой. Слишком близко.
Во мне закипает ярость.
— Это касается одного из ваших арендаторов.
23
ОЛИВИЯ
Прошло почти две недели с тех пор, как я в последний раз видела Александра. После того безумного дня, когда мы трахались в библиотеке, он больше не обналичивал часы. Это значит, что теперь ему осталось накопить двенадцать часов. Беспокойство извивается в моем животе, как змея. Я не могу отделаться от ощущения, что он готовится к чему-то грандиозному.
— Алло?
Я моргаю, выныривая из своих тревожных мыслей, когда очень знакомый и очень напряженный голос наконец-то раздается на другом конце линии.
Поправляя телефон в руке, я говорю:
— Привет, мама.
Несколько секунд с ее конца линии доносятся крики и лязг, а затем ее собственный голос приказывает кому-то успокоиться. Затем она наконец возвращается к разговору:
— Оливия? Это ты?
— Да. Как ты, мама? Как дела дома?
Мои братья и сестры снова кричат где-то на заднем плане.
— Перестаньте кричать, — призывает мама. Потом она смеется. Это натянутый и измученный звук. — Ну, знаешь. Все как обычно. Как дела в Хантингсвелле? Уже начались занятия?
Вздох почти срывается с моих губ. Да, месяц назад. Но
