квадрата. Она – это и есть центр мира; в ней он весь заключается.
Город Дельфы был местом пребывания оракула – жрицы, в состоянии транса отвечавшей на вопросы государственной важности или касающиеся человека лично. К ней мог прийти любой – самый обычный человек или персона высокого ранга, и она давала ответы.
Когда Афинам грозило вторжение персов, афиняне отправились к оракулу, чтобы спросить, что им делать.
И оракул дает им совет: «Возьмите свои деревянные стены», что означало: «Сядьте в корабли. Покиньте город. Пусть персы возьмут его. Спасайтесь на кораблях».[105] Так жители и поступили, нанеся таким образом урон ужасному персидскому флоту.
Рис. 77. Змеиный бог Амфиарай (барельеф, античная Греция, IV в. до н. э.)
Рис. 78. Дельфийский Омфал (пуп Земли) (резьба по мрамору, античная Греция, IV в. до н. э.)
Ответы на вопросы часто звучали загадочно, когда их произносила женщина, сидящая на треножнике, вдыхавшая какой-то пар или дым и, безусловно, находившаяся в состоянии транса. Ее называли «пифия», потому что она была спутницей космического змея, а самым древним божеством в этом регионе был Пифон. Этого змея убил Аполлон (получив за это свое прозвище Пифийский) и потом занял его трон. Тут мы снова видим мотив прихода и победы Аполлона; он становится защитником оракула. Так появляются новые мифологии: старых богов убивают, а их энергия питает нового бога.
Рис. 79. Богиня Пупа Земли (терракота, поздний неолит, Венгрия, 5500–5000 гг. до н. э.)
Сидя в дельфийском амфитеатре, можно увидеть священную гору Парнас, где когда-то обитали музы. Именно здесь зародилась и расцвела духовная жизнь античной Греции.
В книге Мартина Бубера «Я и Ты» сказано: «Я, связанное с Ты, отличается от Я, связанного с Оно».[106] Задумайтесь об этом. Подумайте, как вы относитесь к животным: обращаясь к ним на «ты» или считаете, что животное – это «оно»? Здесь есть существенная разница.
В Дельфах все пронизано духом «Ты». Все здесь живое – деревья, птицы, животные, на них смотрят как на одушевленных существ. Если вы, как я, живете в Нью-Йорке, вас окружают здания из мертвых кирпичей и тому подобное. Такое окружение для нас лишено души. Вот почему так трудно сочинить настоящие, душевные стихи, живя в городе. Вы начинаете задумываться о стихотворном размере, поэтическом языке и тому подобных вещах, и это весьма интересно для литературных критиков, но кто это читает? Редкий поэт действительно совершает прорыв и превращает город в нечто одушевленное. В греческой мифологии нет ничего неодушевленного, там есть только психология «Я и Ты», мистический способ общения с окружающим миром, когда ты воспринимаешь свое окружение как нечто живое.
Рис. 80. Феб Аполлон (краснофигурный кратер, античная Италия, V в. до н. э.)
Еще одна из ролей Аполлона – быть солнечным богом по имени Феб. Он управляет солнечной колесницей, пересекая небо (рис. 80), лучи солнца образуют нимб вокруг его головы, в то время как эфебы (маленькие звездные мальчики) падают в море. Это пример того, как различные божества слились в единое целое и потом вся мифология превращается в нечто такое, чем она раньше не была.
Дионис
Одним из главных святилищ был амфитеатр, место, посвященное в основном богу Дионису. Там разыгрывались сцены на мифические темы в качестве ритуального ролевого действа. Этот ритуал оживлял миф (проявление духовных сил), и, участвуя в нем, вы становитесь участником самого мифа, то есть активизируете внутри себя соответствующие духовные силы. И вот не просто отдельный человек участвует в каких-то ритуалах, а целое сообщество воссоздает и оживляет миф в форме трагедии или комедии.
Рис. 81. Амфитеатр в Дельфах (песчаник, античная Греция, IV в. до н. э.)
Поразительно, как в античной греческой традиции сосуществуют два совершенно противоположных божества: Аполлон, воплощающий рациональность, свет и сознательность, и Дионис, представляющий наше подсознание. В традициях Ближнего Востока Дионис ассоциировался с дьявольскими силами и считался антибогом. У древних греков же он признавался равным Аполлону. И вот мы становимся свидетелями идеи о гармонии и взаимосвязи между ними. Довольно длительный период, в VII–V вв. до н. э., культ Аполлона уступал культу Диониса, когда царили поражающие воображение оргиастические ритуалы, пользовавшиеся тогда скандальной известностью. Но культ Диониса в конце концов встроился в античную традицию, а восторженные песнопения сатиров и непристойности стали ярким противовесом принципам культа Аполлона.
Наилучшее исследование культов Аполлона и Диониса на сегодняшний день по-прежнему представлено в книге Фридриха Ницше «Рождение трагедии». Он пишет, что всякий раз, когда разум прорывается в область трансцендентного, он преисполняется благоговением и восторгом, и в такие моменты рождается искусство.[107] Внимание наблюдателя направлено на красоту и чудеса окружающего мира и всех, кто в нем живет.
В пространстве различий, в пространстве времени у нас есть формы, в которых проявляется сила трансцендентного, а художник через эту форму доносит до нас мысль о том, что трансцендентное неизменно присуще этим формам. Тело, воплощающее мечту, и сама мечта сливаются воедино. Это называется проявлением духа Аполлона.
С другой стороны, нас может привлечь невероятная энергия, перед которой ничто не устоит и которая рождает новое, то есть момент чистого творчества, а не внимания к форме. Это уже проявление дионисийского духа. Дух Аполлона выражает восторг перед ярким преходящим настоящим, а дионисийский дух – это слияние с энергией, сметающей все на своем пути и создающей новые формы. Оба этих духа объединяются в искусстве.
Ницше считает скульптуру главной формой изобразительного искусства, а музыку – главной формой искусства, представляющей динамику во времени и пространстве. И то и другое мы видим в произведениях искусства. Если динамика не сформирована, то остаются лишь крики и стоны, а если форма не учитывает внутреннего динамизма, то в итоге получается какая-то окаменелость, образчик мертвой, не трогающей душу скульптуры.
Объединив оба аспекта, вы совершаете прорыв к тайне, к mysterium tremendum et fascinans,[108] и переживаете высшую духовность как потрясение – tremendum. Вот отчего в религиях говорится о страхе божьем, а еще это называется любовью к богу. Вы не можете постичь тайну, как бы мощно ни воздействовала она на всю вашу систему жизни и мысли, пока вы не испытаете двух этих чувств.
Гёте рассуждает о том, что «der Menschheit bestes Tell» (лучшее в человеке)[109] – это нечто похожее на ощущение мимолетности всего сущего, когда человек осознает,