— О, народ, мутант очнулся! — услышал Самир незнакомый голос.
За болью пришли и другие ощущения. Он понял, что лежит на чем-то твердом, холодном и раскачивающемся.
— Девочка?! — просипел он.
— С ней все в порядке, — ответил другой незнакомец. — Как, думаю, и с тобой.
Красноватая пелена — последнее, что он помнил, перед тем как провалиться в серую мглу, — не исчезла. Самир не сразу сообразил, что он просто лежит с закрытыми глазами.
И открыл их. Резкий свет заставил зажмуриться. А когда зрение восстановилось, он увидел, что находится в каком-то тесном помещении с маленькими оконцами, в лицо ему светит фонарь, а вокруг стоят люди.
— Девочка?! — требовательно повторил он и резко поднялся.
С десяток рук попытались уложить его назад, но он отбросил их.
— Держи его! Крепче! Здоровый гад!
Теперь у него получилось зарычать, хотя не так грозно, как он рассчитывал, но все же…
И вдруг он почувствовал знакомое касание. Маленькие прохладные ладони сжали его щеки и заставили губы выпятиться и зашевелиться. Самир резко обернулся.
Она сидела рядом, улыбалась. Потом подалась вперед и обняла его.
То, что испытал в этот момент Самир, невозможно было передать словами. И дело даже не в скудности его знаний и бедности языка. Есть вещи — и теперь он точно знал это, — которые невозможно описать. Можно только почувствовать.
Девочка встала, взяла его за руку, потом посмотрела на стоявшего рядом высокого мужчину в блестящей кожаной куртке, кивнула ему и вложила ладонь Самира в руки незнакомца, словно передавала заботу о нем.
Мужчина с почтением поклонился. Отпустил руку Самира и произнес:
— Меня зовут капитан Беринг. Ты сейчас на моем дирижабле. Ты сильно изранен, но выживешь. Когда поправишься, мы тебя высадим, где скажешь. Думаю, ты ждешь награду…
— Кто она? — перебил его Самир.
— Дочь атамана Всеволода, — нахмурившись, ответил капитан.
— Почему она так важна?
Небоход вскинул брови.
— Так ты ничего не знаешь?! — изумился он и переглянулся с остальными людьми. — Почему же тогда так дрался за нее?
Самир молчал. Что он мог ответить этому человеку? Как передать все, что испытал за последние дни, чему научился, что чувствовал?
Капитан дирижабля пожал плечами:
— Роза знает, где находятся земли, нетронутые Погибелью…
Значит, ее зовут Роза! Самир несколько раз повторил про себя имя девочки и пропустил часть сказанного капитаном. Тем временем небоход продолжал:
— …после убийства Всеволода отняли язык, чтобы заставить ее замолчать. Сторонники ее отца взялись…
Дальше Самир не слушал. Его клонило в сон, напала слабость.
Роза.
Самир уже знал, какую награду он попросит. И пусть только попробуют ее не дать! Разорвет в клочья, как волков!
Впервые в жизни Самир точно знал, чего он хочет: быть рядом с Розой.
Защищать ее от любых посягательств и опасностей. От угроз и боли.
Всю жизнь идти рядом с ней, нести на плечах и, если понадобится, закрывать собой, как собственного ребенка.
Ежи Тумановский
КРЫЛЬЯ ДЛЯ МОНАХА
Высокий и худой мутант оказался на редкость выносливым. Он легко протащил Брена на себе не меньше двадцати шагов, прежде чем тот сумел передавить ему горло, и продолжал бежать, демонстрируя, что по крайней мере какое-то время может обходиться без воздуха. Вот на это Брен никак не рассчитывал.
Багровое солнце, поиздевавшись всласть над всякой тварью, живущей в бескрайних песках Пустоши, медленно ползло вниз, к горизонту. А вверх по склону старого холмовейника бодро мчался монах Брен верхом на высоком человекоподобном мутанте, изо всех сил сжимая пальцы на его жилистой шее и понимая, что доживает свои последние мгновения. Как только они окажутся на вершине, их непременно заметят из лагеря богомерзких созданий. И тогда бросай оружие монах и начинай молиться. Ни удрать, ни одолеть многочисленного врага уже не получится.
Не отпуская горло мерзопакостной твари, чтобы та не смогла заверещать, Брен зубами распустил кожаный плетеный шнурок на рукаве, потянул, высвобождая приличных размеров удавку, и ловким движением обернул ее вокруг шеи мутанта. Потом уперся ногами в костистую спину и дернулся назад, держась обеими руками за концы веревки. Несмотря на всю свою силу, выдержать такой рывок мутант не сумел. Как гигантский маятник Брен описал вокруг тела врага дугу и оказался у него под ногами, а в следующий миг мутант кубарем полетел на землю.
Оглушенный падением, он несколько биений сердца лежал неподвижно, и этого времени Брену хватило, чтобы вытащить нож, сесть мутанту на спину и вскрыть прочную хрящевую оболочку на шее. Совсем недавно, когда он неожиданно напал на тварь из засады, с одного удара пробить эту естественную защиту ему не удалось. Теперь же основные сосуды и нервные сплетения противоестественного существа были под острым зазубренным лезвием. Одно короткое движение — и мутант станет трупом, хотя после этого еще долго будет дергаться, а может, даже и ползать по склону холмовейника.
Брен готов был нанести последний удар, но убиение даже нечестивой твари нельзя свершать с тяжелым сердцем и черными мыслями. Он на всякий случай стянул ноги пленника кожаным ремнем, приподнял их, набросив еще одну петлю на шею мутанта, и забормотал очистительную молитву.
Через несколько мгновений мутант открыл затылочный глаз. Глаз в упор посмотрел на Брена, потом жутко выпучился, оценивая раскрытые пласты хрящей и тяжелое стальное лезвие в непосредственной близости от беззащитной шеи. Все эти выкрутасы Брен видел уже не раз и потому продолжал молиться, не убирая, впрочем, ладонь с рукояти ножа.
Глаз немного поморгал и снова уставился на Брена. Монах дочитал очистительную молитву и прислушался к себе. Искреннее обращение к святым угодникам должно было помочь избавиться от гнева, страха и отчаяния, которые он пережил, когда не смог завалить тварь с одного удара. И эти недостойные страсти действительно оставили в покое душу благочестивого воина церкви. Но теперь на смену им пришло сладкое чувство победы над врагом. А убить врага, торжествуя победу над ним, — серьезный грех, ведущий в объятия еще более тяжкого греха — гордыни.
Брен тяжело вздохнул и принялся бормотать усмиряющую молитву.
Гордыня всегда была для Брена ближайшим входом в сад, все тропинки которого вели прямиком в чистилище. Во всяком случае наставники в школе послушников и отец Рубин, надзирающий за молодым монахом, неоднократно накладывали на него за это самые тяжелые исправительные наказания. И хотя все деяния свои Брен совершал исключительно во славу Всевышнего, каждый раз почему-то оказывалось, что толкала его на это нечестивая гордыня.
— Эй, монах, — пробулькал внезапно мутант, и короткая судорога прошла по его телу. — Долго там еще будешь бубнить? Хватит меня мучить — бей поскорее.
Брен в замешательстве уставился на затылочный глаз твари. Он знал, что многие мутанты умеют изъясняться по-человечьи, но обычно это была лишь нескладная попытка вымолить пощаду — бесовская уловка богопротивного создания, желающего убедить карающий меч, что свершается великая несправедливость. А тут впервые мутант просил своего палача поторопиться.
— Ты мне не указывай, — низким хриплым голосом сказал Брен. — Когда надо будет, тогда и порешу.
— Ну, пока ты еще не зарезал мыслящее существо, надеюсь, разрешишь мне немного поболтать с тобой перед смертью? — Не дожидаясь разрешения, мутант чуть-чуть приподнялся и выпростал из-под себя худые, перевитые жилами руки, устраиваясь поудобнее.
— Да какое ты мыслящее? — возмутился Брен. — Попугоны на рынке тоже много болтают. Знаешь, сколько голов я свернул бесовым птицам?
Он уже собирался без затей загнать нож поглубже в открытую мякоть шеи мутанта, как вдруг тот сказал:
— Я чувствую твою тягу к небу. И это не желание слиться с твоим богом. Ты хочешь летать, верно? А ведь я мог бы тебе в этом помочь.
Рука Брена замерла на клинке. Потом он медленно вытащил лезвие ножа из-под хрящевого панциря мутанта и спросил с подозрением:
— Ты телепат?
— Совсем немного. Я не копаюсь в чужих головах, но улавливаю, о чем думают те, кто похож на меня.
— Тогда тебя резать нельзя, — рассудительно сказал Брен.
— Нельзя, — охотно поддержал его мутант.
— Согласно уложениям о Чистоте тебя следует сжечь на костре.
— Я могу рассказать, как сделать крылья, которые смогут поднимать тебя в небо. Ненадолго, но почти в любое время. Без топлива, движков и прочих дорогих вещей. Был бы ветер. Можно я перевернусь на спину? Или хотя бы на бок? А то мне трудно дышать.
— Крылья… — медленно повторил Брен, присаживаясь перед мутантом на корточки. — И я смогу летать, как птица?
