К концу XI в. еврейские общины Германии чуть было не постигло поголовное истребление из-за массовой истерии, сопровождавшей Первый крестовый поход 1096 г. Ф. Баркер живописал умонастроение типичного крестоносца с выразительностью, редко встречающейся на страницах энциклопедии «Британика» (11; 14 изд.; т. IV; 772):
«Он мог крушить все вокруг себя, утопая по щиколотку в крови, а на закате со слезами умиления преклонить колена у алтаря Гроба Господня – ибо не давильный ли пресс Господа забрызгал его?»
Евреи Рейнской области угодили как раз в этот «давильный пресс» и едва в нем не погибли. Хуже того, их тоже поразила массовая истерия, правда иного свойства, – самоубийственное стремление к мученичеству. По словам еврейского хрониста Соломона бар Симона, признанного достоверным источником (12; IV; 97), евреи Майнца, столкнувшись с выбором между крещением и смертью от рук толпы, подали пример другим общинам, решившись на коллективное самоубийство (12, IV; 104):
«Подражая готовности Авраама принести в жертву Исаака, отцы убивали детей своих, мужья – жен. Эти сцены неописуемого ужаса и героизма развертывались в ритуальной форме, с помощью жертвенных ножей, наточенных в соответствии с иудейским законом. Иногда мудрецы общины, наблюдавшие за массовым жертвоприношением, последними расставались с жизнью, накладывая на себя руки... В охватившей всех массовой истерике, освященной желанием религиозного мученичества и надеждой на награду на том свете, ничто не имело смысла, кроме стремления уйти из жизни не от руки безжалостного врага, поэтому неизбежная альтернатива – смерть или принятие христианства – решалась только первым способом».
Переходя от кровопролития к бесстрастной статистике, мы можем приблизительно оценить численность еврейских общин в тогдашней Германии. Еврейские источники дружно называют цифру – 800 жертв (убитых и покончивших с собой) в Вормсе и расходятся от 900 до 1300 в Майнце. Конечно, многие наверняка предпочли смерти крещение, но источники не сообщают число выживших, мы, со своей стороны, не можем быть уверены, не преувеличивают ли они число павших. Барон делает по собственным подсчетам вывод, что «все еврейское население обоих городов вряд ли превышало цифры, которыми источники исчисляют одних погибших» (12; IV; 105; прим. 292). То есть выжить как в Вормсе, так и в Майнце должно было не больше нескольких сотен человек. А ведь эти два города (плюс Шпайер) были единственными, располагавшими достаточно крупными общинами, чтобы быть включенными в эдикт рабби Гершома!
Иными словами, мы вынуждены признать, что еврейская община в Рейнской области Германии была малочисленной даже до Первого крестового похода, а уж побывав в «Господнем давильном прессе», уменьшилась еще больше. При этом к востоку от Рейна, в центральной и восточной Германии, тогда еще не появились и долго потом не появлялись еврейские общины. Традиционная концепция еврейских историков, по которой Крестовый поход 1096 г. послужил толчком к массовой миграции евреев из Германии в Польшу, – это всего лишь легенда, вернее, надуманная гипотеза, изобретенная по причине слабого знакомства с историей хазар и невозможности понять, откуда вдруг в Восточной Европе появилось такое количество евреев. Между прочим, источники ни слова не говорят о какой-либо миграции, ни массовой, на даже слабой, из Рейнской области на восток Германии, не говоря уж о далекой Польше.
Так, Семен Дубнов, один из историков старой школы, пишет: «Первый Крестовый поход, приведший христианские массы в движение и бросивший их в направлении азиатского Востока, одновременно погнал еврейские массы на восток Европы» (36; 427). Тем не менее, всего несколькими строками ниже он вынужден признать: «Мы не располагаем сведениями об обстоятельствах этого эмиграционного движения, сыгравшего столь важную роль в еврейской истории» (36; 428). При этом имеется достаточно сведений о том, что происходило в тех же самых пострадавших еврейских общинах во время Первого и последующих крестовых походов. Некоторые накладывали на себя руки, некоторые пытались сопротивляться и погибли, выжившие обязаны своей удачей тому, что нашли на все опасное время убежище в укрепленном замке епископа, отвечавшего хотя бы теоретически за их безопасность. Часто и это не могло предотвратить расправу, тем не менее, уцелевшие, дождавшись спада крестоносной волны, неизменно возвращались в свои разграбленные дома и синагоги, чтобы все начать сначала.
Судя по хроникам, это поведение выстраивалось в систему: так было и в Трире, и в Меце, и во многих других местах. Ко времени Второго и последующих крестовых походов оно уже превратилось в традицию: «В начале волнения из-за нового Крестового похода многие евреи Майнца, Вормса, Шпайера, Страсбурга, Вюрцбурга и других городов бежали в соседние замки, оставляя свои книги и ценное имущество друзьям из горожан» (12; IV; 129). Одним из главных источников по этим событиям является «Книга памяти» Эфраима бар Якоба, который сам в возрасте 13 лет находился среди людей, бежавших из Кельна в замок Фолкенбург (12; IV; 119). Соломон бар Симон сообщает, что во время Второго крестового похода выжившие евреи Майнца искали защиты в Шпайере, а потом вернулись в родной город и построили там новую синагогу (12; IV; 116). Это складывается в лейтмотив хроник; еще раз повторю, что нигде нет ни слова об эмиграции еврейских общин на восток Германии, которая, по словам Мизеса (83; 275), еще была тогда Judenrein – «не загрязнена евреями», каковой и оставалась еще несколько столетий.
4
XIII в. стал периодом небольшой передышки. Впервые мы слышим о появлении евреев в районах, соседствующих с Рейнской областью: в Пфальце (1225 г.), Фрайбурге (1230 г.), Ульме (1243 г.), Гейдельберге (1255 г.) и т.д. (83; 275-274). Но спокойствие продлилось недолго: в XIV в. на франко-германское еврейство обрушились новые беды.
Первой катастрофой стало изгнание всех евреев из владений французского короля Филиппа Красивого. Франция страдала от экономического кризиса, сопровождавшегося, как водится, обесцениванием денег и социальными волнениями. Филипп пошел проторенным путем: решил возложить финансовые издержки кризиса на евреев. В 1292 г. он истребовал с них 100 тыс. ливров, в 1295, 1299, 1302 и 1305 гг. – по 215 тыс., а потом решился на радикальный шаг во спасение своих дышащих на ладан финансов. 21 июня 1306 г. он подписал тайный указ арестовать в определенный день всех евреев королевства, конфисковать их собственность, а их самих выдворить из страны. Аресты прошли 22 июля, выдворение – спустя несколько недель. Беглецы подались в области Франции, не относившиеся к домену французского короля, в Прованс, Бургундию, Аквитанию и некоторые другие феодальные владения. Однако, как пишет Мизес, «не существует никаких исторических сведений, что численность германского еврейства увеличилась благодаря страданиям еврейской общины Франции в решающий период ее уничтожения» (83, 273). Ни один историк не осмелился предположить, что французские евреи пересекли Германию и оказались в Польше – ни в тот период, ни когда-либо еще.
При наследниках Филиппа имело место частичное возвращение евреев по зову новых французских монархов (в 1315 и 1350 гг.), но ни возместить причиненный ущерб, ни предотвратить новые взрывы массового насилия они не смогли. К концу XIV в. Франция стала, как и Англия, Judenrein.
5
Второй катастрофой того ужасного столетия стала Черная смерть, уничтожившая в 1348-1350 гг. треть европейского населения, в некоторых районах – до двух третей. Чума пришла из Азии через Туркестан. То, как она завладела Европой и что наделала там, стало лишним доказательством человеческого безумия. Татарский предводитель Джанибек осаждал в 1347 г. крымский город Каффу (ныне Феодосия), тогда – генуэзский порт. Чума косила воинов Джанибека, а он отправлял при помощи катапульт зараженные трупы за крепостную стену, заражая тем самым осажденное население. Генуэзские корабли доставили крыс вместе со смертоносными блохами на Запад, в порты Средиземноморья, откуда эпидемия двинулась внутрь континента.
Бациллы Pasteurella pestisразили всех, не разбираясь в вероисповедании жертв, тем не менее, страдающая Европа решила отыграться на евреях. Раньше их уже обвиняли в ритуальных убийствах христианских младенцев, теперь же их вина состояла в отравлении колодцев с целью распространения Черной смерти. Легенда двигалась даже быстрее крысиного полчища, вследствие чего по всей Европе начались массовые сожжения евреев. Снова получило распространение коллективное самоубийство во избежание сожжения заживо.
Поредевшее население Западной Европы достигло прежнего уровня только в XVI в. Евреев, подвергшихся совместному нападению крыс и двуногих, выжило и того меньше. Как писал Кучера, «чернь мстила им за жестокие удары судьбы, и тех, кого пощадила чума, добили меч и пламя. Когда эпидемия пошла на убыль, в Германии, по свидетельству историков-современников тех событий, практически не осталось евреев. Напрашивается вывод – что в самой Германии евреи никак не могли преуспеть и так и не сумели образовать большие, многолюдные общины. Как же при подобных обстоятельствах они умудрились бы заложить в Польше основу такого плотного населения, что сейчас [1909] оно в десять раз превосходит численностью еврейское население Германии? Действительно, трудно понять, откуда вообще взялась мысль, что восточные евреи являются потомками иммигрантов с Запада, особенно из Германии» (72; 235-236, 241).
