Отвлекалась от своих тяжёлых мыслей Хип только во время рейдов в Зону. Там плохие думки отбрасывать надо, Зона их не терпит, и стажёр буквально оживал на глазах, а между ходками постоянно нудил: "Ну, Лунь, когда опять пойдём?"
"Скоро" — отвечал я. Ходить в Зону теперь нужно было часто: поганцы из администрации НИИ, узнав о плачевном состоянии сталкера Луня, ничтоже сумняшеся запустили лапу в его электронную сокровищницу. Выгребли с моего счёта почти всё — значилась в "договоре" такая статейка, согласно которой деньги сгинувшего сталкера переходили на "нужды НИИ". С условием, правда, что оный сталкер наследника не имел. Но, как показала практика, наследников у "уголовных элементов" никогда не находилось, а при попытке качать права сталкер, претендующий на роль оного, получал ответ, который можно кратко передать как "да кто ты такой, ваще?". Под шумок, как оказалось, своих, пока ещё скромных сбережений лишилась и Хип. При Барине такого бы не произошло. Умел он и "ботаников" построить, и сталкеров объединить. Осиротели мы без тебя, Барин.
Впрочем, тайник, в котором я хранил наличные, оказался цел. Под Коржино я забрал несколько редких артефактов из другого тайного схрона, оборудованного на "чёрный день". Ещё одним приятным обстоятельством стало то, что хабар здорово подскочил в цене — за "шаровую молнию" удалось стрясти с "ботаников" аж пять с половиной тысяч в американских президентах, когда как раньше она стоила в лучшем случае три. Порадоваться бы, да времена изменились — зарабатывал сталкер Лунь на новые усиленные "Кольчуги", аптечки, специально для условий Зоны разработанные, штучного исполнения детектор, и он, зараза, в немалую копейку влетал. По-хорошему, надо бы приобрести пару "Абсолютов", мощная одёжа. Говорят, этому скафандру даже "кисель" нипочём, и не всякая "электра" его пробьёт. Радиацию тоже замечательно держит. Одна беда — тяжёл "Абсолют" непомерно, семнадцать кило вместе с гермошлемом, попробуй, потаскай его на себе денёк, света белого невзвидишь. С другой стороны, возле Саркофага такой фон, что "Кольчуга" тебя ну никак не спасёт. Не зря, ох, не зря Доктор посылочку с "Жизнью" передал…
***
С погодой сегодня не ладилось: с самого утра зарядил мелкий, похожий на водяную пыль дождь. Сыпал он, тем не менее, настолько густо, что в ста метрах от развалин столовой бывшего пионерлагеря пейзаж терялся в мутной серой пелене. Отсюда были видны жёлтые глиняные откосы глубокого оврага, покосившиеся кирпичные столбики ограды, чёрные рёбра догнивающего штакетника. За ними — только серое, ватное покрывало холодной мороси. Сквозь дырявую, как решето, крышу на пол падали крупные капли воды, звонко шлёпали по сопревшему линолеуму, собирались в мелкие прозрачные лужицы. Многолика Зона, много у неё голосов, и одним из них, узнаваемым, привычным был звук падающих капель. Цок… цок… шлёп. Дзинь… цок… чок-чок… и тихое "сссссс" мелкой мороси по ржавым подоконникам и лохмотьям рубероида, свисающим с крыши.
— Мойте руки перед едой. Когда я ем, я глух и нем, — вслух зачитала Хип выложенные на белой кафельной стенке слова. — Прикинь, Лунь, у нас в школе то же самое было. В таком же порядке. Ну, ни капли воображения…
— Пионеру не к лицу пить, курить, и есть мацу. — Выдал я альтернативу. Странно… всплыло откуда-то из позабытой, прошлой жизни… да, верно, оттуда. И что такое маца?
Хип рассмеялась.
— Класс! Надо будет Сионисту рассказать.
— А при чём тут Сионист?
— Ну как… маца это типа хлеб такой еврейский, они его на праздник едят — просветила меня Хип. — Два часа уже, Лунь. Долго что-то "гарь" плывёт, как бы до вечера ждать не пришлось.
— До вечера это вряд ли. А что долго — это хорошо. После "гари" в этом овражке всегда "скорлупы" на пару-тройку контейнеров мается. Сегодня, глядишь, и пять наберём.
"Скорлупа" артефакт пусть и не особо дорогой, зато массовый. "Ботаники" его на килограммы покупают, а кило, между прочим, двести пятьдесят раньше стоило. Теперь, конечно, дороже. Внешне он ничем особо не примечателен — натурально, скорлупа, как от грецких орехов, очень похоже, только эта потяжелее будет, цвет другой и трещит, если пальцами потереть. Что в ней такого "ботаники" нашли, мне было неясно, однако в каждом номере "Докладов" обязательно мудрёная статья про эту самую "скорлупу" с кучей графиков и формул на пол листа. Зарождался этот артефакт исключительно в потоках "гари", пардон, "тяжёлого коллоидного газа невыясненного происхождения". В отличие от "скорлупы" "гарь" действительно впечатляющая вещь — и не жидкость, и газом не назовёшь, ползёт себе этакая чёрная полоса по дну оврага, через камешки переваливает, на дым чем-то похоже, только очень густой и тяжёлый. Урчит, шипит, струйками плюётся — значит, ветка на пути попалась, или тушкан дохлый: любую органику эта самая "гарь" сожрёт, в самую себя превратит, и дальше по низинкам тихой сапой. По этой причине дорожки "гари" легко видны — чистые, словно вылизанные камешки и добела отмытый песок, ни щепки, ни травинки. А ежели какой новичок по недомыслию руку сунет — то и пуговицы, если металлические, гвозди от ботинок, пряжка в светло-серой такой золе. И зубы. Одни только зубы и оставляет от человека "гарь". Я посмотрел в окно. Чёрная ленточка всё ещё тела в овраг по плитам дорожки, значит, на дне этого самого оврага "гари" сейчас по колено. Ну что ж, подождём, благо, до темноты времени более чем достаточно.
Я достал сигарету, долго чиркал подмокшими спичками. Толку ноль. Плюнув на эту затею, я убрал курево во внутренний карман. Погодка, итить её, колотить… По небу медленно ползли сплошные тёмно-серые тучи, морось уверенно превращалась в обложной дождь. В разбитые окна столовой начал задувать холодный ветер. Не хотелось бы возвращаться по такой погоде — глинистые откосы под дождём превращались в настоящий каток, и съехать с тропы в аномалию было проще простого, тем более, что этого добра здесь было навалом. Прямо, метрах в трёхстах, разлеглась парочка мощных "дуговых", и соваться туда по такой погоде я бы не стал. Слева овраг с "гарью". Справа какая-то непонятная бяка, на "радугу" немного похоже, но не она, это точно — воздух над "радугой" так не дрожит и не светится, а тут натурально светомузыка, со звуком даже. Громыхает, жужжит под дождём, вспышки разноцветные, красиво, но то, что красота эта для здоровья неполезная, к гадалке не ходи. Нашёл же Доктор местечко для встречи…
Согласно записям Доктора, Пенка должна придти именно сюда. Здесь либо состоится рандеву, либо в самой столовой, в уголке, появится условный знак, пирамидка камней. Как-то это всё ненадёжно, расплывчато… слишком много "если". А ну как забыла Пенка, кто ж её знает? Или просто ушла в Зону, какое ей дело до людей, Доктор сам говорил, что она не человек. На сталкера нарвалась? Второй месяц на исходе, в пятый раз уже сюда приходим, и ничего. Как бы не пришлось топать к Монолиту без проводника. Тогда дело совсем дрянь…
А и поганое же здесь местечко, если подумать. Есть в Зоне мрачные, неприятные уголки, Коржино вот, например, или тот же Агропром, станция там есть железнодорожная, памятная станция, до сих пор снится, сволочь. Но с пионерлагерем "Звёздочка" даже её, заразу, сравнить нельзя. Гнобило меня здесь нешуточно, причём по совершенно дурацкой причине. Сказать кому, на смех поднимут… пионеры, блин. Статуи эти чёртовы. Насмотрелся я в Зоне всякого, врагу не пожелаешь, всё видел — и человечину, по стенкам размазанную, и что "жарка" со сталкером делает, и зомби с полными черепушками опарышей, и как эти самые опарыши из носов сыплются, тоже вряд ли забуду. Тошнило поначалу от всего этого, ох, как тошнило, желчью, до спазмов пустого желудка, до боли в глазах, а потом попривык. И после всего этого — парочка пионеров гипсовых меня просто в натуральную депрессию вгоняет. И вроде ничего такого нет в них, подумаешь, горнист да барабанщик, ну, понятное дело, уделал их климат Зоны здорово, зеленью да пятнами чёрными покрылись, гипс потрескался, заплесневел. Но вот улыбки остались. Улыбки, чёрт бы их подрал. Хотел я по ним с "Сайги" картечью дать, да Хип не поймёт, напугаю ещё девочку — с чего это, интересно, Лунь по статуям патроны жжёт? Не началось ли опять? Про себя я решил, что обязательно снесу эту гадость — сколько не отводи взгляд от слепых гипсовых глаз и улыбочек этих, мерзких, бессмысленных, а всё равно потом посмотришь. Притягивает. Страшное что-то есть, безобразное в их грязно-белом цвете, в пятнах этих, оспинах чёрных, руках, в вечном салюте вздёрнутых, и всё это на фоне хмари и кустов почерневших.
Хип порылась в карманах и выудила сделанную под "Зиппо" потёртую зажигалку, пощёлкала клавишей.
— Надо же, ещё горит… держи, Лунь.
— Спасибо… — я прикурил от крошечного, похожего на синий шарик огонька, вернул зажигалку. Хип тут же убрала её в карман.
— Слушай… хотел спросить, да всё забывал. Зачем ты её таскаешь? Вроде сигарет я у тебя не видел…
