глазах – запрещать не имело смысла, любой ребенок, если ему что-то запретить, найдет занятие похуже прежнего. У Теему никогда не было нормальных родителей, и Рамона не претендовала на их роль, но могла выражать свои чувства, а Теему выражал свои чувства в ответ, поэтому Рамона приняла несколько железных правил, а Теему беспрекословно им подчинился.
Услышав сводки погоды, Теему набрал номер Рамоны, и, когда она не ответила, сразу понял, что что-то не так, – Рамона бы ни за что не призналась, но когда Теему бывал в отъезде, она всегда держала телефон при себе. Он развернул свой старый «сааб» и всю ночь ехал обратно по непроходимым дорогам навстречу ветру, так быстро, как только мог, а потом распахнул дверь «Шкуры». На рассвете, когда буря наконец оставила в покое истерзанные города и лишь дождь барабанил в окно, он сел на кровати рядом с Рамоной и зарыдал, как мальчик и как взрослый мужчина. В детстве мы горюем о тех, кого потеряли, а когда вырастаем – о самих себе. Он плакал не только о ее одиночестве, но и о своем.
«У всех разумных людей есть две семьи – данная им судьбой, и та, которую они выбирают сами. С первой ничего не поделаешь, за вторую, черт побери, ты отвечаешь сам!» – рычала Рамона всякий раз, когда кто-нибудь из Группировки после матча устраивал какое-нибудь безобразие – крал снегоходы не с того склада или давал по зубам не тому, кому следует, а Теему этому не препятствовал. Она всегда считала, что он лично в ответе за всех идиотов, которые за ним ходят, а когда он обиделся и спросил почему, Рамона рявкнула: «Потому что я была о тебе лучшего мнения!»
Она никогда не позволяла ему делать меньше того, на что он способен. В ком все остальные видели жестокого безумца, отпетого хулигана и бандита, Рамона видела лидера. Раз он любит своих парней из Группировки, значит, должен за них отвечать. Раз любит свою маму, значит, должен отвечать за нее. Мама любит таблетки, от которых она перестает что-либо чувствовать, значит, он должен чувствовать за нее. Когда умер его младший брат Видар, мама рассказала, что иногда, зимой, она видела счастливые семьи – папа, мама и сын катаются на коньках по озеру и смеются, все у них хорошо и живут они в доме, где все цело. «Я представляла, будто их ребенок – это Видар, у него появилась такая семья», – шептала она сквозь таблеточный морок старшему сыну. Она не мечтала о такой участи для Теему, только для Видара, отказаться от Теему слишком большая роскошь, ей такое и в голову не приходило.
Рамона это прекрасно знала, понимала, что постоянная ответственность за других – непомерная тяжесть для молодого парня; снаружи этого видно не было, но внутри он медленно наливался свинцом. Слишком часто его поминали ближе к ночи, когда что-нибудь шло не так. И только поздно вечером в «Шкуре», перед тем как гас свет и запиралась дверь, его плечи наконец опускались на несколько сантиметров. Разгибались сжатые в кулаки пальцы. Рамона ставила перед ним кружку пива, гладила по щеке и спрашивала, как он себя чувствует. Прежде никто этого не делал.
Рано утром буря миновала, Теему сидел на краю ее кровати и думал, что Рамона была права. У человека две семьи. И Рамона была той семьей, которую он выбрал сам.
Теему достал сигарету из пачки, лежавшей на прикроватном столике, и в последний раз покурил вместе с Рамоной. Он вдруг засмеялся, такой она выглядела сердитой, даже после смерти. Если она сейчас на небесах, там же, где Видар, то младший брат получит хорошую взбучку за то, что осмелился уйти раньше ее. Теему осторожно закрыл старухе глаза, погладил ее по щеке и прошептал:
– Передай привет маленькому засранцу. И Хольгеру.
Теему так и остался сидеть на кровати, не зная, что делать с телом, кому звонить. Рамона была самым нормальным человеком из всех взрослых, которых он встречал на своем пути, и он не знал, что делают нормальные взрослые люди, когда теряют других таких же нормальных взрослых. В конце концов он позвонил Петеру Андерсону.
Наверное, это было столь же необъяснимо, сколь очевидно. Они ненавидели друг друга годами, пока Петер был спортивным директором «Бьорнстад-Хоккея» и воплощением того, что ненавидела вся Группировка: узкого круга богатой элиты, которая управляла клубом, словно он принадлежал только ей. В своей ненависти Группировка зашла так далеко, что однажды разместила в газете некролог Петера, а его жене организовала звонок из транспортной фирмы, помогающей при переезде в другой город.
Теему и Петер перестали быть врагами благодаря Рамоне, когда под ее недремлющим оком Петер уволился с должности спортивного директора, но друзьями они так и не стали. Но сейчас Теему позвонить было некому. Он бы не удивился, если бы Петер швырнул трубку, но тот мягко переспросил:
– Погоди, погоди, Теему, что ты сказал?
Слова посыпались из Теему, как крупа из мешка.
– Она, черт побери, умерла, – всхлипывал он.
– Умерла? – шепотом переспросил Петер.
– М-м-м, – выдавил Теему, словно у него остались одни согласные.
– Господи. Господи, Теему. С тобой все в порядке?
Теему не знал, что ответить, потому что ни один взрослый мужчина никогда не задавал ему этот вопрос.
– М-м-м.
– Где ты? – спросил Петер таким голосом, будто боялся спугнуть косулю у себя во дворе.
– Мы в машине, – еле слышно всхлипывал Теему.
– Кто… вы?
– Мы с Рамоной!
Петер молча дышал в трубку и ждал, когда Теему скажет, что это шутка. Но это была правда.
– Теему, ты что, посадил Рамону в машину?
– Я не знал, что делать, и решил поехать к тебе, но не оставлять же ее одну! – оправдывался Теему, глотая слезы и сопли.
Петер очень-очень-очень тяжко вздохнул. И попросил Теему припарковаться на обочине. Петер не знал точно, как в уголовном кодексе классифицируется перевозка трупа в старом «саабе», но был уверен, что соответствующая статья там найдется.
– Стой и жди меня, я тебя заберу.
Теему послушно остановился, что было довольно странно, – не только потому, что рядом сидела мертвая Рамона, но еще и потому, что за всю жизнь его никто ни разу не забирал.
* * *
Сколько телефонных звонков было в то утро, не сосчитать: одни соседи звонили другим, другие звонили третьим, пока новость не дошла до питомника Адри Ович. Узнав об этом, Адри позвонила на другой конец света.
– Беньи, – прошептала она и, осторожно выбирая слова, рассказала о том, что случилось.
Он вскочил, не раздумывая упаковал сумку и отправился в путь – теперь он спал на лавке в
