Чудище спускалось все ниже и наконец с хриплым карканьем сложило перепончатые крылья и, выгнув голую змеиную шею, уселось прямо на труп Снежногривого.
На спине твари восседал огромный грозный всадник в черном плаще и стальной короне: меж короной и плащом не было ничего, кроме непроглядной тьмы и мертвенно светящихся глаз. Исчезнув от Ворот, предводитель назгулов вернулся на поле боя, дабы сеять смерть, обращая надежду в отчаяние, а победу в погибель. Оружием ему служила черная железная булава.
Все сопровождавшие Тейодена воины либо погибли, либо умчались прочь на обезумевших от страха конях. Но король не остался один. Рядом с ним был юный Дернхельм, чья преданность превозмогла страх. В глазах воителя стояли слезы, ибо своего государя он любил, как отца. Мерри тоже находился неподалеку. Когда пала тень, скакун Дернхельма сбросил обоих всадников и умчался прочь. Хоббит отполз на четвереньках в сторону и сжался в комок, от страха не смея даже открыть глаза.
«Встань, трус несчастный! — кричало его сердце. — Ты королевский оруженосец! Ты говорил Тейодену, что он будет твоим отцом!» Но леденящий ужас сковал волю, не позволяя даже пошевелиться.
И тут заговорил Дернхельм, голос которого до странности напомнил хоббиту другой, тоже знакомый.
— Прочь, мерзкий стервятник, гнусное отродье Тьмы! Оставь мертвых в покое!
Голос, исполненный могильного холода, ответил:
— Не становись между назгулом и его добычей. Он не убьет тебя, нет. Он унесет тебя в запредельный мрак, в узилище скорби, где плоть твоя будет пожрана, а ничтожный разум пребудет в подчинении Всевластного Ока.
Лязгнул выхваченный из ножен меч.
— Попробуй исполнить свои угрозы. А я, как смогу, попробую тебе помешать.
— Помешать мне? Глупец. Помешать мне не в силах ни один доблестный муж, никто из воителей.
И тут, к величайшему изумлению Мерри, Дернхельм рассмеялся. Смех его был подобен звону стали.
— Глупец ты, ибо имеешь дело вовсе не с мужем-воителем. Пред тобой женщина. Я Эйовин, дочь Эйомунда. Не становись между мною и моим родичем и государем. Не знаю, живой ты или только подобен живому, но если дерзнешь коснуться его — погибнешь окончательно!
Крылатая тварь злобно каркнула, но Кольценосец молчал, словно им внезапно овладело сомнение. Удивление заставило Мерри на миг позабыть о страхе, и хоббит открыл глаза. В нескольких шагах от него, распространяя вокруг себя Тьму сидело чудовище, над ним, подобно тени отчаяния, высился предводитель назгулов. А немного левее, лицом в его сторону, стоял тот, кого Мерри привык называть Дернхельмом. Но теперь шлем спал, и по плечам воина золотыми волнами струились длинные волосы. На щеках девы блистали слезы, однако взор ее серых глаз был непоколебимо тверд. Одной рукой она сжимала меч, другой держала щит, которым заслонялась от мертвящего взгляда своего врага. Да, то была Эйовин. Эйовин — она же Дернхельм! Хоббиту вспомнилось лицо юного воина, каким оно было при отъезде из горного убежища — лицо человека, оставившего надежду и ищущего смерти. Мерри проникся восхищением и состраданием, а эти чувства пробудили таящееся в сердце каждого хоббита мужество.
— Она не погибнет, — прошептал он, сжимая кулаки. — Такая красивая, грустная, одинокая… По крайней мере в этот грозный час…
Назгул не смотрел в его сторону, но все равно он не решался двинуться, боясь привлечь к себе губительный взгляд. Потом начал отползать в сторону, медленно, очень медленно. Черный главарь, терзаемый яростью и сомнением, полностью сосредоточился на стоявшей перед ним деве и не замечал хоббита, как не заметил бы копошащегося в пыли червя.
Внезапно чудище распростерло зловонные крылья, с криком взмыло в воздух и обрушилось на Эйовин, целя в нее клювом и когтистой лапой.
Дева Рохана не дрогнула — истинная дочь королей была тонкой и гибкой, но твердой, как клинок из закаленной стали. Она встретила нападение стремительным смертоносным ударом по вытянутой змеиной шее, и отсеченная голова упала на землю, как камень. В тот же миг Эйовин отскочила назад, и обезглавленная тварь, ломая кожистые крылья, рухнула наземь. Мрак развеялся, и золотые волосы зависли в лучах утреннего солнца.
Но перед девой уже выросла грозная, устрашающая фигура Черного Всадника. С яростным, непереносимым для слуха криком он обрушил на Эйовин черную булаву. Щит разлетелся вдребезги, державшая его рука сломалась, сама дева упала на колени. Назгул навис над ней, как туча, глаза его загорелись губительным огнем, булава взлетела, чтобы нанести последний удар, от которого не будет спасения.
Но неожиданно он отпрянул, взвыв словно от страшной боли, и его удар не достиг цели — булава обрушилась на землю. Подкравшись сзади, Мерри вонзил в него свой клинок, пробив черный плащ и попав в невидимую ногу ниже кольчуги.
— Эйовин! Эйовин! — кричал хоббит.
Слышала дева его зов или нет, но последним усилием она поднялась и вонзила меч в пустоту между короной и плащом. Клинок разлетелся на множество блистающих, как искры, осколков, со звоном покатилась по земле корона, а Эйовин упала ничком прямо на поверженного врага. Но плащ и кольчуга были пусты. Смятые и бесформенные лежали они на, земле. Истошный вопль пронзил воздух, истончаясь, взлетел к небесам и замер. И больше этого вопля не слыхали нигде и никогда.
Хоббит Мериадок стоял среди павших, моргая словно сова при дневном свете. Слезы ослепляли его, словно сквозь пелену тумана, он видел золотые волосы лежавшей неподвижно Эйовин и лицо короля, встретившего смерть в час своей славы. Наклонившись, Мерри взял руку Тейодена, желая припасть к ней губами, но король внезапно открыл глаза.
— Прощай, друг холбитла, — едва слышно вымолвил он. — Я иду к предкам. Теперь мне не стыдно предстать перед ними, могучими и славными. Я сразил черного змея. Мрачным было утро, но впереди радостный день и золотой вечер.
Мерри душили слезы.
— Прости меня, государь, — сокрушенно промолвил он. — Я оказался никчемным оруженосцем: и приказ нарушил, и на службе не сделал ничего путного, только вот плачу теперь, прощаясь с тобой.
— Не печалься, — слабо улыбнулся старый король. — Я на тебя не сержусь. Как откажешь в прощении тому, кто мал ростом, но велик сердцем? Будь благословен, живи счастливо и не забывай меня. Жаль, что не доведется мне, как было обещано, посидеть с тобой у очага в Медусельде, послушать твои рассказы о зелье трубочном… — он умолк и закрыл глаза. Мерри склонился над ним, но тут Тейоден заговорил снова. — Где Эйомер? Мне хотелось бы увидеть его, пока я еще могу видеть. Ему быть королем после меня. И еще — надо известить Эйовин. Она так не хотела отпускать меня в поход, словно чувствовала, что нам больше не встретиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
