Сражение не затихало еще долго. Южане и вастаки была отважными, закаленными в боях воинами. Они не просили пощады и, даже теснимые со всех сторон, использовали любую возможность, чтобы собраться с силами и перейти в наступление. Занятые ими холмы и разоренные усадьбы превращались в крепости. Но когда солнце зашло наконец за Миндоллуин и вечерняя заря окрасила кровавым багрянцем склоны холмов и Реку, все было кончено. Великая битва на полях Пеленнора завершилась. Трава на равнине пропиталась кровью, и в кольце стен Раммас-Эккора не осталось ни одного живого врага. В Минас-Моргул и в Мордор удалось уйти немногим, а Харада достигли только рассказы о всесокрушающем гневе Гондора.
Арагорн, Эйомер и Имрахил возвращались к Воротам. Они устали настолько, что уже не могли ощущать ни радости, ни печали, но, благодаря то ли счастливой судьбе, то ли их мощи и несравненному воинскому искусству, ни один из них не получил ни царапины. Однако многие славные воители и вожди были ранены, изувечены или лишились жизни. Под ударами топоров пал бившийся по своему обыкновению пешим Форлонг. Дуилин из Мортонда и его брат Деруфин подвели своих лучников почти вплотную к мумакам, приказав стрелять тем в глаза, и обезумевшие чудовища втоптали обоих в землю. Не вернулся в Пиннат-Гелин Хирлуин Прекрасный, Гримслэйд не дождался Гримболда, не увидел больше родного севера суровый Следопыт Хальбарад. Всех же погибших в этой великой битве, знатных и простолюдинов, рядовых и военачальников, не исчислил никто. По прошествии времени менестрель из Рохана сложил песнь о курганах Мундбурга.
В холмах предгорий горны запели, Клинки и копья засверкали на Юге, Кони скачут в каменный Гондор, Будто ветер утренний. Тут и битве начало. Тейоден, Тенгелов сын, к своим Золотым Чертогам, К долинам зеленым, к наследным владеньям, Жалом ужален, вживе уже не вернется, Владыка северный. Дунхере и Деорвин, Хардинг и Худлаф, Херефара и Гримболд, Хорн и Фастред в кургане схоронены, Павшие под Мундбургом на поле брани. А рядом в кургане гондорские воители: К холмам приморским не сможет вернуться Хирлуин, Старый Форлонг в Арнах цветущий Не прибудет с победой, и победные лучники, Деруфин и Дуилин — туда, где темные воды, Не вернутся к тенистым подножиям Мортонда. От зари до зари смерть косила Воителей пеших и конных. Сон их вечен На гондорских лугах у Реки Великой. Серебро-серые, будто слезы, несет она воды — Кроваво-красные в день битвы ревели волны: То ли потоками крови, то ли закатом окрашена, Когда на хребтах по верхам полыхали огни сигнальные, Когда на Пеленнор пала алая роса вечерняя.
Глава 7.
КОСТЕР ДЭНЕТОРА
Черная Тень исчезла, а Гэндальф все еще недвижно стоял перед пустым провалом разбитых Ворот. Пиппин поднялся на ноги, и с восторгом вслушался в пение рогов. С этих пор и до конца его дней, стоило хоббиту заслышать дальний зов рога, как к его глазам подступали слезы. Но тут Гэндальф зашевелился, шепнул что-то на ухо Светозару, и конь шагнул по направлению к арке.
— Гэндальф! Гэндальф! — заорал со всей мочи Пиппин, и маг остановился.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Разве не знаешь, что по закону города воин, облаченный в черное с серебром, не вправе покидать цитадель без разрешения правителя?
— Да разрешил он мне… — зачастил хоббит. — Даже отослал. Но мне боязно. Там может случиться что-то ужасное. С правителем неладно, кажется, он лишился рассудка. Боюсь, он убьет и себя, и Фарамира. Только на тебя и надежда, сделай что-нибудь!
Гэндальф взглянул в зияющий проем под аркой, откуда доносился шум битвы.
— Мне надо ехать, — сказал он. — Там Черный Всадник, он может натворить бед. Нельзя терять ни минуты.
— А как же Фарамир? — в отчаянии воскликнул Пиппин. — Он ведь жив, а они сожгут его! Живьем сожгут, если никто их не остановит!
— Сожгут живьем? — переспросил Гэндальф. — Да что там творится? Выкладывай поскорее.
— Дэнетор отправился к усыпальницам, — затараторил Пиппин, — и Фарамира с собой забрал. Мне сказал, мы, мол, все равно сгорим, так он ждать не намерен. Послал людей за дровами и маслом для погребального костра. Я рассказал Берегонду, да боюсь, он не посмеет оставить пост. А и посмеет — что он сделает против воли правителя? — дрожащей рукой хоббит коснулся колена Гэндальфа и взмолился: — Спаси Фарамира, ты ведь можешь!
— Возможно, — отозвался маг, — хотя боюсь, тогда погибнут другие. Но что делать, придется идти. Больше ему никто не поможет. Каков враг, он сумел нанести удар в самое сердце нашей Твердыни. Это его происки!
Приняв решение, Гэндальф больше не мешкал, подхватил Пиппина, усадил перед собой и велел Светозару скакать к цитадели. Город гудел: воодушевленные подмогой воины, отбросив страх и отчаяние, хватались за оружие. Командиры собирали отряды, и многие, уже построившись, спешили вниз, к Воротам.
— Куда ты, Митрандир? — окликнул мага попавшийся навстречу князь Имрахил. — Рохирримы вступили в бой на полях Гондора. Нам потребуются все наши силы.
— Собирай кого можешь, и поскорее, — откликнулся Гэндальф. — Я приду при первой возможности, но сейчас спешу по делу. С Дэнетором беда, бери командование на себя!
Уже неподалеку от цитадели маг и хоббит ощутили дуновение встречного ветерка. На южном небосклоне приметили слабый отблеск зари, но теперь и это не сулило надежды. Оба смертельно боялись опоздать.
Ворота Цитадели не охранялись.
— Берегонд ушел! — с возродившейся надеждой воскликнул Пиппин.
Гэндальф поворотил коня и поскакал ко входу в усыпальницу. Всегда запертая дверь оказалась открытой настежь. На пороге лежал мертвый привратник. Ключи у него забрали.
— Вражьи козни, — печально промолвил Гэндальф. — Его излюбленная манера: сеять смуту в сердцах, поднимать друга против друга и даже непоколебимую верность долгу использовать в своих гнусных целях.
Маг спешился, снял с коня Пиппина и попросил Светозара вернуться на конюшню.
— На поле боя мы с тобой неразлучны, мой друг, — сказал он, — но здесь меня ждет дело совсем иного рода. Жди моего зова, а уж тогда не мешкай.
Они двинулись по извилистой дороге. Дул ветер, становилось светлее, и из мрака по сторонам, словно серые призраки, выступили изваяния и ряды колонн. Неожиданно тишина в конце улицы взорвалась громкими криками и лязгом мечей: такие звуки не тревожили обитель усопших со дня основания города. Гэндальф и Пиппин со всех ног бросились к гробнице наместников, высокий купол которой смутно вырисовывался в сумраке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
