Строго секретно. Оперативные материалы № 0-988Р-36551652
ФСБ РФ. Главк ОУ. Управление «Й»
Отдел дешифрования
Шифротелеграмма: Центр — СТО
…Источник Центра в р. Горный Алтай сообщает, что получена информация об активности шаманских общин, относящихся к роду Абычегай-оола. Состоялось зафиксированное камлание, имевшее целью расконсервировать расположенный на территории Новосибирска «мерцающий» объект под условным обозначением «Шаман». По сообщению источника, предполагаемая цель: мумифицированные останки женщины в Институте археологии СО РАН. Направление энергетического удара: инициация с перенесением свойств на партнерский объект…
В давние, очень давние времена, когда советское телевидение сделало свой последний, апоплексический вздох, чтобы быть сметенным фабриками звезд, домами последних героев и бандитскими сериалами, Людочка очень любила смотреть передачу «Хочу все знать». Особенно сладкими были моменты, когда на экране появлялось ядрышко ореха. К ореху на ракете прилетал мальчик, а экранный голос вещал: «Орешек крепкий очень — что же? Мы не привыкли отступать!» Мальчишка вытаскивал из кармана кувалду, размахивался ею… сердце замирало. «Нам расколоть его поможет киножурнал „Хочу все знать!“» Этот момент — крак! — когда из раскрывшегося ореха вылетали заветные слова, всегда волновал Людочку. И она отчетливо помнила, что мальчик-то бил по ореху целых три раза, а катарсис наступал только с третьего раза. И можно было смотреть: отступала мать, не ворчал дедушка, и ей было гарантировано полчаса спокойного сидения на стульчике перед телеэкраном.
С тех пор ощущение вот этого орешка, закаменевшего под ее плоской грудкой, жило в ней всю жизнь, очень, очень долго. И все это тянулось годами, а мальчик так и не прилетал и не бил кувалдой. А ведь ударит, и Людочка не сомневалась: будет больно. Чрезвычайно. Но пусть лучше три удара и раскрытый орех, чем эта тяжесть на душе и полное ощущение собственной никчемности.
Сейчас они сидели с Иркой на скамейке, во дворе, на задах поликлиники Академгородка — желто-красного здания с облупившимися, вафельной лепки, фасадами. Напротив них в соснах, растущих здесь в каждом дворике, резвилась белка, прячась от взглядов прохожих, винтообразно проскакивая по стволу и все равно не покидая своего места. Шерстка ее отливала золотом в солнечных параллелях, протянувшихся сверху, и казалось, что эта белка — уж она-то точно расколет тот самый орешек.
Они ели мороженое. Точнее, ела Людочка, осторожно откусывая длинными, выпирающими зубами край шоколадно-белого батончика. Ирка же курила, пуская дым трубочкой губ, и просто наслаждалась покоем.
— …Твои-то как? — спросила Людочка, подбираясь языком к самому основанию палочки.
— Башибузуки-то? Диверсанты голозадые! Сидят, видик смотрят. Накормила, и все.
— Ты уверена, что сидят?
— Ну, может, и не сидят… — Ирка зевнула. — А, по фигу! У меня все колюще-режущие под замок убраны, на розетках заглушки — сама выдрать иной раз не могу — посуда пластиковая. Небьющаяся! Так! Ты съела мороженое?
— Почти.
— На еще одно.
— Ну-у, Ирка-а-а! — запищала девушка. — Это уже третье.
— Не рыпайся, мать! Терпи — атаманшей будешь! Кстати, у тебя когда первая помойка?
— В обед. В час. Третий этаж.
— Отлично. Успеваем! У меня в три, но тоже успеваем. Кстати, ты сегодня колдовала? Симоронила «на полочку»?
— Нет. Не успела. То есть забыла.
— Драть тебя мало. За уши. Значит, давай сейчас. Сначала надо позвать Симорон. Вот так: «Оу-у, Симорон! Оу-у-у… Симорон!»
Она провыла это голосом, которым на полуночном кладбище призывают к себе прохожих свежие мертвецы. Звук долетел до скромного дядечки в очках с портфелем, семенящего мимо по дорожке. Когда замогильный голос достиг его ушей, он споткнулся, ошалело посмотрел на двух молодых женщин и рванул вперед трусцой. Ирка расхохоталась ему вслед сатанински.
— Оу, Симорон! Я иду к тебе… Нет, не так! О, Симорон, великий мой, я иду к тебе босой!
— Так я же…
— Не перебивай! Симорон, великий мой, я иду к тебе босой, и несу я… хлеб с собой. Есть?
— Да. Я завтрак взяла, как обычно, а то…
— Тихо! О, Симорон, великий мой! Я иду к тебе босой! И несу я хлеб пшеничный, чтобы взять мой лист больничный! Ну, давай вместе, блин, расселась тут…
Ирка толкнула ее локтем, забрала палочку от съеденного мороженого, швырнула в урну не глядя.
— Тебе ведь больничный нужен?! Вот…
«Полочка» рождалась на глазах:
За больничный дам тебеДва ведра носков х/б,Девять сотен таракановИ коробку листов банных!Семьсот семьдесят ежей…
— …и охотничьих пыжей! — робко вставила Людочка, за что получила еще один толчок локтем:
— Забыла! Количество!!!
И пять пьяных сторожей;Бочки две вареной репы,Пару гетманов Мазепы…
— А это тоже неправильно! — восстала Людочка. — Мазепа один. И то давно умер…
— Восковых фигур из музея мадам Тюссо, дура! Ты давай, мозгой шевели! Подключайся!
Три коробочки ирисокИ контейнер грязных мисок!Два гектара чернозема…
— И Брокгауза два тома! — вставила Людочка.
— Маладэц! Возьми конфетку в ящике… Так держать! Дальше! Не расслабляться!
Шесть свиных котлет на блюде,Пусть больничный был для Люды!Десять ящиков кальмаров,Два альбома тебе марок,Сорок трезвых в дым ментовИ словарик на сто слов…
Людочку это тоже завело. Она подскакивала на скамейке, расправляясь с последним, как она надеялась, эскимо.
— Пять кульков тушеной свеклы! — выкрикнула она радостно. — И корзину ниток блеклых! Даже одного слона…
— …и полцентнера дерьма, — закончила Ирка. — А что еще со слоном в нагрузку? Браво, милочка!
Три доски от голубятни,Один старый драный ватник!Долбоглюков семь мешков,Один час счастливых снов,Ползатяжки косячкаИ живого мужичка…
— Не скромничай! — прокомментировала подруга. — Тебе не мужичок нужен, а Принц, не забывай! Ты же Царевна! Ну, чтоб закончить, чтоб полочка заполнилась…
— Три кило амфетамина, — бодро откликнулась Людочка, — и кило целебной глины!
— Дам я сладких те слюней, токо не забудь о ней! — закончила Ирка. — Уф! Ну, ты ему «полочку» заполнила.
— А разве можно от третьего лица?
— Ну, это же наша совместная молитва. По вере и воздастся. Обеим… Ладно, пойдем. Терапевт уже принимает.
Они покинули скамейку и пошли по узорчатому ковру дорожки, пробитой сверху квадратами света. Шагали и мурлыкали: «Оу, Симорон, я иду к тебе босой…» Внезапно Ирка схватила ее за руку:
— Стой! Во-первых, съешь вот это.
И она подала ей что-то похожее на мятный леденец.
— Что это? — спросила Людочка, принимая угощение в худую ладонь.
— Мятный леденец, — без тени улыбки ответила подруга.
Людочка бросила в рот леденец и ощутила, как он шрапнелью взорвался у нее во рту. Перечный жар рванулся в глотку, будто бы ей в горло брызнули из баллончика, которым отпугивают насильников. С визгом Людочка бросилась в кусты, насилу выплюнула леденец, успевший прилипнуть к нёбу. Когда она выбралась оттуда, кашляя, чихая и отплевываясь, Ирка стояла и коварно улыбалась.
— Ты, Ирка… кха-кха! Я тебя ненавижу просто! Уйди!
— Ну прости… — Подруга утешающее погладила ее по костлявому плечу, обтянутому единственным выходным платьем, белым в синий горошек. — Ну Ян-цыфань это…
— Что?!
— Ян-цыфань. Китайский перечный шарик. Они его в салат хэ добавляют, для остроты. Зато знаешь, какое у тебя сейчас горло красное будет! Офигеть!
— Ну… ну! Тьфу на тебя! Хоть бы предупредила!
— Щаз! Ты бы тогда точно и в рот его не взяла… Стой!
— Что еще?
— Симорон великий мой, я иду к тебе босой, — процитировала Ирка, ухмыляясь. — Снимай давай. Клади сюда.
Людочка растерялась. И босоножки, которые она приготовила к посещению поликлиники, тоже были единственные, парадные. Еще мамины, восьмидесятых годов, с квадратным носом и квадратным же каблуком, на ремешочке. Если бы не потрескавшийся, облупившийся лак, они были бы в этом сезоне самыми модными. Девушка несмело вышагнула из туфель.
— Разве можно… в больницу в таком виде?!
— Если так в ночных клубах танцуют, то почему в больницу нельзя? — резонно возразила подруга и засунула обувь в черный мешок. — Все! Клиент готов. Пошли!
— Ага-а… — обиженно протянула Людочка, — сама-то свои сандалии не снимешь!
— Я? — обиделась Ирка. — Легко! Только не сейчас. Я сейчас выполняю спецзадание. Пошли, опоздаем, бабки набегут с всякими геморроями.
