Подняв к нему лицо, она поцеловала его, лаская его щёку своей.
— Да, — повторила она, шепча ему на ухо.
Она почувствовала, как Тюр задрожал, и схватила его за руку, а пальцы другой её руки запутались в его волосах. Всё это пугало её.
Но это также ощущалось совершенно, пугающе нормальным.
Даже естественным.
Она задавалась вопросом, не поэтому ли это пугало её до чёртиков.
Она подумала о том, что теряет любимых людей, что этот человек тоже исчезнет, и это будет неизбежно, и она стиснула его ещё крепче, не в силах сдержаться.
— Я снова чувствую тебя, — выдохнул Тюр, опускаясь на неё своим весом. — Я чувствую тебя, — он обвил её руками, обнимая железной хваткой. Грубо притянув её к себе, он, казалось, излучал жар, напоминающее пульсирующее тепло камина.
Затем он заговорил с ней, шепча на ухо.
На сей раз он говорил не по-английски, но что-то в его словах успокаивало её.
Марион прильнула лицом к его плечу, позволив ему обнимать себя, и что-то в этом жесте стёрло весь этот инстинктивный, животный ужас.
Она не знала, как долго они оставались в таком положении.
Она лишь знала, что под конец ни за что не выйдет из этой истории прежней.
Что-то в этом осознании заставило её бояться Тюра, бояться происходящего, всё сильнее и сильнее… но в то же время заставило просто отпустить всё.
Слишком поздно.
Это больше не имело никакого значения, потому что уже абсолютно, совершенно слишком поздно.
Глава 19
Пора уходить
Марион медленно просыпалась, осознавая сперва лишь то, что лежит на чём-то одновременно бархатисто-мягком и крайне твёрдом, и ещё что-то невыносимо нежное обвивает голую кожу её спины, боков и плеч.
Она открыла глаза и уставилась на выбеленный потолок.
Она посмотрела налево, откуда исходило тепло. Всего в паре метрах от неё горел камин гостиничного номера, сразу за белым пушистым одеялом, сваленном в кучку на бежевом ковре.
Она смутно помнила огонь… она помнила, что кто-то развёл его.
Она взглянула на длинные окна и поняла, что снаружи ещё темно.
Она посмотрела вниз.
Твёрдой поверхностью под её щекой была грудь Тюра вместе с его бархатисто-нежной кожей. Его глаза были закрыты, и она впервые обратила внимание на его длинные тёмные ресницы. Его голова лежала на бархатной подушке, которую он, должно быть, стащил с дивана.
Потом она моргнула и поняла, на чём ещё она лежала.
Его крылья были расправлены. Эти огромные, чёрно-алые крылья лежали под ней, одно из них уютно обвивало её спину, бёдра и большую часть ног, заменяя огромное одеяло, и было, возможно, самым удобным и теплым одеялом в её жизни. Она прижималась к его боку, её рука лежала на его талии, а его крыло обнимало её, пока он спал.
Сглотнув, Марион поймала себя на том, что рассматривает его, пока он спит, жадно впитывая столько, сколько могла увидеть сквозь перья этого оберегающего крыла.
Он не мог быть настоящим.
Он никак не мог быть настоящим.
Однако она не могла долго поддерживать эту иллюзию.
Даже сейчас, когда Тюр не мог загипнотизировать её своими тёмными глазами, или сбить с толку её собственными эмоциональными реакциями, не говоря уже о том, что она хотела его практически с того момента, как впервые увидела… он выглядел чертовски реальным для неё.
Она поймала себя на том, что ласкает его кожу, обводя пальцами очертания его груди, рёбер, ключиц, его бицепсов и предплечий… его бедренную кость с той стороны, которая не была покрыта одеялом из этих невероятных мягких перьев.
Она почувствовала, как Тюр шевельнулся под её рукой.
Она посмотрела в окно на ночное небо и подумала, всё ещё ли он хочет пойти к её отцу этим утром в предрассветные часы.
Что касается неё, то Марион была бы не против отложить это на другой день.
Может, даже на несколько очень долгих дней.
Когда Тюр заговорил, она дернулась от его бормотания, хотя оно было очень тихим.
— Нет, — сказал он, вздохнув.
Она оглянулась.
Его глаза были открыты. Тюр поднял руку, лаская её лицо, убирая завесу её тёмных волос с того места, где они падали на щёку и линию подбородка, и заправил пряди ей за ухо. Наклонившись, он медленно поцеловал её в губы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Потом он потянулся, выгнув спину.
Это было невероятно странное ощущение — чувствовать, как его крылья под ней тоже потягиваются, обвивая ещё крепче.
— Нет, — повторил Тюр с некоторым сожалением и даже разочарованием. — Мы должны идти сейчас. Скоро. Я чувствую, что у нас осталось всего два часа темноты.
Марион кивнула.
Она знала, что он прав.
Она начала подниматься, но его крыло обвилось вокруг неё ещё крепче, почти обнимая, и она обнаружила, что снова целует его.
В этот раз они целовались дольше, и было гораздо сложнее оторваться.
Марион всё равно заставила себя сделать это.
Как бы ей ни хотелось, она не могла рисковать и позволить своему отцу увязнуть в войне только ради того, чтобы она могла провести больше времени обнажённой и наедине со своим новым бойфрендом-не-человеком.
Тюр под ней усмехнулся, подперев голову одной рукой.
Он выпустил её из-под крыла, которое прижимало её к нему, и снова она почувствовала в нём эту тягу, отчаянное нежелание расставаться.
— Я бы основательно забросил свою работу, — признался Тюр, приподнимаясь на одной руке. Зевнув, он полностью сел и проморгался, чтобы проснуться.
Взглянув на неё, он объявил:
— Я сделаю кофе. Ты хочешь?
Марион улыбнулась, затем кивнула.
— Безумно, — призналась она.
С осторожностью оторвавшись от его крыльев, стараясь не причинить ему боль и не выдернуть перья, не будучи уверенной, насколько легко можно вообще повредить эту его часть — или какую-либо другую часть, раз уж на то пошло — она поднялась на ноги. Как только она это сделала, то поняла, что обнажена, что у неё всё ноет, и что какая-то часть внутри её до сих пор была одержима сексом.
Но Тюр сказал «два часа».
У них было всего два часа.
— Я собираюсь в ванную, — объявила она. — Пока ты делаешь кофе.
Тюр потянулся к ней, его пальцы обхватили её лодыжку, и она посмотрела вниз.
Его тёмные глаза смотрели на неё, и в них горел тот самый огонь.
— Ты такая красивая, Марион, — прошептал он.
Он поцеловал её ступню, затем отпустил, и она почувствовала, что вся краснеет. Что-то даже в самых незначительных вещах, которые он говорил, казалось таким искренним, таким абсолютно бесхитростным, что они поражали её невероятно глубоко.
Она знала, что должна обуздать это дерьмо.
По крайней мере, до тех пор, пока она не поймёт, насколько серьёзно он говорит всё это.
Чувствуя, что поднимаясь на ноги, Тюр снова хочет обнять её своими крыльями и руками, Марион посмотрела на него, не в силах сдержаться. Увидев его эрекцию, пока он разминал руки, вытягивая их перед его рельефным и очерченным животом, она заставила себя отвести взгляд, с усилием воли отошла от него и направилась к раздвижным деревянным дверям, ведущим в спальню люкса.
И только тогда она осознала всю реальность того, что они спали на полу.
Они практически разгромили и эту часть комнаты, оставив грязные тарелки по всему стеклянному столу, сломав одну из ламп и журнальный столик в процессе их, ну… весьма энергичного секса.
Если ей не изменяет память, то они, возможно, сломали ещё и часть секционного дивана.
Выбросив это всё из головы, Марион ушла в спальню.
Она подумает о Тюре завтра.
Или, возможно, если допустить, что кто-то из них или они оба переживут это, она подумает о нём чуть позже сегодня, после того, как они помогут её отцу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
***
Когда несколько минут спустя Марион вышла из этих же раздвижных деревянных дверей, надев одежду, которую он купил ей, более или менее расчесав волосы, почистив зубы, умыв лицо, обработав несколько порезов антисептиком и наложив новые повязки…
