И вдруг из каюты вышел один из цахоров. Он покачивался от резких ударов, которые обрушивали на корабль Двая и Сая. Морские девы уже спрыгнули за борт и плескались в волнах, словно два дельфина. Теперь они казались даже маленькими, водный простор способен был изменить масштаб и не таких существ.
Только сейчас Лотар понял, что Капюшоны позаботились не только о присутствии стражника на палубе. Один из них всегда отказывался от пищи, чтобы в случае чего дать другим возможность восстановиться. И теперь он оказался совершенно невредимым, на нём не было даже тени Сухметовой магии.
Пока Лотар обо всём этом думал, цахор неторопливо осмотрелся, всё оценил, оглянулся и рявкнул в дверь, перекрикивая ветер:
— Тревога!
Потом он достал меч, и Лотар понял, что видит перед собой не Ворчливого, а второго, Подозрительного. “Ну хоть не Сувое”, — подумал он, но особого облегчения не испытал.
Внезапно капитан Ингли, заметив неотравленного цахора, совершил самый глупый в своей жизни поступок. Он сжал кулаки и попытался атаковать противника. Цахор небрежно отмахнулся, и старый капитан полетел головой вниз прямёхонько в трюм, крышка которого была приоткрыта, чтобы корабль скорее набрал воду.
Лотару показалось, что капитан умер ещё до того, как упал на тюки, сложенные внизу, — удар цахора был силён и точен. Кроме того, это означало, что церемониться Капюшон больше не собирался.
Глава 17
Так и не завершив трансмутацию правой руки, Лотар выхватил Гвинед и встретил цахора, который, кажется, наконец-то узнал его. Желтоголовый спрятал крыло за спину, но оно всё равно мешало двигаться. Правда, по-настоящему цахор ещё не нападал. Он лишь прощупывал оборону, проверив десяток довольно сложных позиций, а потом вдруг стал отступать.
У Лотара появилась надежда. Он поднажал, сделал пару царапин на руке цахора и попробовал прошмыгнуть в трюм, где исчез Ингли. Но как только цахор понял, что Лотар хочет большего, чем просто отогнать его от приятелей, он встал на месте, словно врос в палубу, и Желтоголовый уже ничего не мог с ним поделать.
Искры летели от мечей, свист рассекаемого сталью воздуха казался оглушительным, звон и грохот могли распугать крабов на дне и рыбу по всей округе, но цахор не отступал. А Лотар чувствовал, что драться с крылом за спиной, с нарушенной координацией и без надежды на помощь, драться, зная, что каждая минута приближает момент, когда отравленные Сухметом цахоры очухаются и появятся из каюты, почти безнадёжно. Нужно было отступать.
Лотар отпрянул от сверкающего меча цахора, чувствуя, что его дыхание сбито, а пот заливает глаза, словно он махал мечом целый день. К счастью, и цахор чувствовал себя не намного лучше. Конечно, не видя его лица, ничего нельзя было понять, но Капюшон не преследовал Лотара. Он ждал, когда Лотар попытается отрастить второе крыло, готовясь атаковать. В отчаянии Лотар оглянулся на Рубоса, который стоял на баке, стиснув свой огромный меч.
— Рубос, мне нужно две минуты, не больше, — попросил Лотар по-мирамски.
Мирамец кивнул. Сухмет вдруг поднял голову, глаза старого восточника стали нечеловеческими, растаяли, словно их не было вовсе, а потом они загорелись как мерцающие угли, и от них отделилось неопределённое облако тёмно-красной субстанции, которая вошла в спину Рубоса. И мирамец преобразился.
Взгляд его стал спокойным, как у кошки, сидящей на высоком заборе, поступь сделалась такой мягкой, что, будь на палубе пыль, возможно, на ней не осталось бы следов, а руки расслабились, словно водоросли в слабом течении реки. Но от его новой поступи и взгляда, от мягких движений мечом, которыми мирамец разогревал кисть, отшатнулся даже цахор. Он отступил за мачту и встал уже не так прямо, как держался с Лотаром. Капюшон понимал, что теперь бой будет манёвренным и без подвижности его не выдержать.
Лотар не стал терять время, а в бешеном темпе, словно за ним гнались все бесы преисподней, принялся отращивать правое крыло, стиснув зубы от боли. Он успел сделать лишь самое необходимое, когда Сухмет вдруг резко вскрикнул от боли. До сих пор Желтоголовый слышал только звон мечей и тяжёлое дыхание дерущихся.
Этот крик свидетельствовал, что магия старого восточника связала тела Сухмета и Рубоса, и боль, которую испытывал раненый мирамец, передалась старику. С такими приёмами Лотар ещё не сталкивался, он полагал, что это плохо, но Сухмет, по-видимому, считал это наилучшим выходом.
Лотар оглянулся. Рубос клонился к палубе, как подрубленное дерево, левой рукой зажимая очень скверную рану на животе. Если бы он не зажимал брюшину окровавленной ладонью, вероятно, на палубу выпали бы кишки мирамца.
Лотар застонал. Он набрал в грудь побольше воздуха, подождал, пока Рубос совсем присядет, чтобы ему не досталось больше цахора, и закричал. Это был ведьмин крик — заклинание, ошеломляющее любого противника, сконцентрированное на таком глубинном уровне сознания, на такой древней, первобытной и жестокой энергии, что Лотар, даже выучив этот приём, старался никогда о нём не думать. И он подействовал.
Цахор побледнел, отвалился назад, закрыв лицо руками и опираясь спиной о стенку кормовой надстройки. Его меч, уже занесённый над присевшим Рубосом, упал на палубу. Он не мог пошевелиться несколько долгих мгновений. Любого другого этот крик, вероятно, убил бы на месте, от неподготовленного человека остались бы только пыль да сухие кости, но цахору хватило и десяти секунд, чтобы прийти в себя, подобрать меч и снова приготовиться к бою…
Но этих десяти секунд хватило и Лотару: он сумел прицепить истекающего кровью Рубоса к полётной перевязи, заставил сделать то же Сухмета с другой стороны, отрастил ноги на добрые четыре дюйма, чтобы люди не волочились по доскам палубы, и побежал, как перекормленный гусь, раскачиваясь от тяжести висевших на нём людей. У носовой оконечности корабля он развернул крылья во всю длину. Они ещё были неравными — правое уступало в силе и площади левому, выращенному раньше, — но уже ловили воздух.
Вдруг Лотар почувствовал, что может и не взлететь, а свалиться в кипящую, тёмную от гнева Дваи и Саи воду за бортом. Но останавливаться было уже нельзя, сзади наступал цахор… Он напрягся до звона в ушах, подпрыгнул вверх и вперёд, взмахнул…
Крылья едва удержали его в воздухе. Сначала он всё-таки завалился вниз, ноги бессильно висящего Рубоса даже опустились в воду по щиколотку… Но в падении крылья зачерпнули тот ветер, которого им не хватало, обрели силу, Лотар взмахнул ими уже не судорожно, а уверенно и свободно, потом ещё раз… Ноги Рубоса всё ещё оставались в воде, они отбрасывали назад пенистый след, но Лотар чувствовал, что теперь может удерживать Сухмета и мирамца на себе, на своих крыльях. Он поднял голову, примерился, подобрал взмах под порыв ветра и поднялся вверх сразу на две сажени. Они взмыли в воздух и пока оставались в безопасности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
