Сразу после этого разговора он перезвонил Кружкову:
– Бери оружие и приезжай ко мне домой, у меня к тебе важное дело.
Кружков обычно не задавал ненужных вопросов. Он приехал через двадцать пять минут. Разрешение на оружие у него было оформлено по всем правилам. Еще через несколько минут Дронго перезвонил Вейдеманису и сообщил ему о своих намерениях.
– Будь осторожен, – попросил Эдгар, – это может быть сознательной ловушкой именно против тебя.
– Я все время думаю об этом турке, уже дважды появлявшемся на местах преступлений, – напомнил Дронго. – Что он там делает? Даже если он сотрудник турецких спецслужб, то должен понимать, что его рано или поздно вычислят. Тогда не стоит так глупо подставляться, регистрируясь в отелях. А если это совсем другой человек? И еще насчет этих отпечатков пальцев… Я не могу поверить, что в пятиэтажном доме на внутренней стороне перил остались отпечатки убийцы, которые не заметили местные эксперты. Убийство произошло в типовом пятиэтажном доме. Можешь себе представить, сколько человек поднималось и спускалось по лестнице за несколько дней? Даже если бы там были отпечатки, их бы давно стерли. И еще сколько зевак туда приходило? В пятиэтажных домах никогда не устанавливают лифтовые шахты и не работают лифты. Это стандарты бывшего Советского Союза. И в этом доме лифта не было, я специально уточнил.
– Будь очень осторожен, – снова попросил Эдгар. – Может, мне стоит вернуться в Москву?
– Не успеешь до полудня, – рассмеялся Дронго. – Если мои рассуждения правильные, то мне ничего не грозит…
– А если неправильные, то тебя убьют, – сердито сказал Эдгар. – Из Стамбула в Москву самолет летит три с половиной часа или немного меньше. Может, перенесешь встречу на три часа дня?
– Это уже невозможно, – возразил Дронго, – но обещаю быть очень осторожным.
– Вызови Кружкова, – попросил на прощание Вейдеманис.
– Он уже сидит у меня, – ответил Дронго.
В половине одиннадцатого позвонила из Тбилиси Тамара. По данным грузинских властей, турецкий гражданин Энвер Халил пересек государственную границу как раз в день покушения на Шалву Чиладзе и уехал через два дня. Самое поразительное, что из своего номера в отеле этот человек несколько раз набирал номер мобильного телефона Чиладзе, который был отключен. И даже пытался звонить ему в офис, где отвечали, что руководитель компании сейчас болен. Энвер Халил улетел через два дня после взрыва в Стамбул, с промежуточной посадкой в столице Турции. Билет у него был зарегистрирован до Парижа. Дронго подумал, что наконец получил решающее доказательство.
Ему еще дважды звонил Горчилин. Он был в таком лихорадочном состоянии, что Дронго пришлось его успокаивать. Сначала Горчилин решил поехать на ВДНХ, затем отменил свое решение, потом снова захотел встретить там своего бывшего друга. Дронго с трудом отговорил его.
В двенадцатом часу дня эксперт поехал на встречу. Под мышкой у него был прикреплен пистолет, он надел пуленепробиваемый жилет, а рядом сидел Кружков, который должен был его подстраховывать.
Без пятнадцати двенадцать они вошли на территорию бывшей ВДНХ, направляясь к бывшему павильону «Космос», рядом с которым раньше был макет космического корабля. Когда-то это место было показателем достижений советского хозяйства; потом, после развала страны, оно превратилось в большую барахолку. Здесь еще по инерции проводились какие-то тематические выставки, конференции, даже книжные ярмарки, но здания ветшали, экспонаты разворовывались, территория приходила в упадок, и постепенно здесь образовалось нечто среднее между Черкизовским рынком двухтысячных и Лужниками начала девяностых.
У павильона «Космос» было немноголюдно. Вообще в этот будний день людей здесь было не так много. Дронго встал у входа в павильон и достал большую табличку с надписью «Горчилин». Так он и стоял у павильона, терпеливо ожидая, когда к нему кто-нибудь подойдет.
На часах пробило двенадцать. Ничего не произошло. Вокруг было спокойно. Одна минута первого, вторая, третья. Он почувствовал, что испарина выступает на лбу, и, достав носовой платок, вытер лоб. Снова огляделся. Вокруг спешили люди, но никого похожего на Саламбека рядом не было. Он почувствовал нарастающее раздражение. Трудно стоять под солнцем, чувствуя себя мишенью. Тем более что почти каждый проходивший пытался прочесть табличку, которую он держал в руке.
Часы показывали десять минут первого. Возможно, Саламбек, увидев незнакомого человека, просто побоялся к нему подойти. Хотя, с другой стороны, он должен был понимать, что в данной ситуации появление Горчилина было бы, по крайне мере, неразумным и несколько проблематичным.
Пятнадцать минут первого. Можно было больше не ждать. Кружков ходил вокруг него, постепенно сокращая расстояние, словно опасаясь, что убийца появится из-под земли. Но к Дронго по-прежнему никто не подходил.
Двадцать минут первого. Можно выбросить табличку и уходить. Ожидание становилось бессмысленным. Но он упрямо продолжал стоять, держа в руках эту табличку.
Двадцать пять минут первого. Он взглянул на Кружкова и решительным движением руки выбросил табличку куда-то в кусты. Если Саламбек захочет назначить новую встречу, то он обязательно позвонит. А если не хочет встречаться, то заставить его сделать это просто невозможно. Дронго повернулся, чтобы уйти. И в этот момент услышал негромкий голос за спиной:
– Добрый день. Кто вы такой? Почему вы держали табличку с фамилией моего друга?
Дронго резко обернулся. Перед ним стоял относительно молодой мужчина лет сорока или сорока пяти. Эксперт узнал в нем Саламбека Музаева, но очень изменившегося, осунувшегося. Волосы у него были редкие и выкрашенные в какой-то коричневый цвет. Было заметно, что он волнуется. Саламбек был на целую голову ниже Дронго.
– Я эксперт по вопросам преступности, – пояснил Дронго, – меня обычно называют Дронго. И меня попросил сюда приехать сам Горчилин.
– Я так и думал. Он испугался. Боится, что я его убью, – опустил голову Саламбек. – Но все совсем не так, как он думает.
– Он думает, что именно вы убили Феликса Гордицкого и Ахмета Эльгарова.
– Как он мог даже подумать такое, – вздохнул Саламбек. – Все несчастья из-за этой войны, когда наши воинские соединения пошли в Дагестан. Я лично говорил Басаеву, что это плохо кончится, но он не хотел меня слушать…
– Давайте отойдем немного в сторону, – предложил Дронго, – мы стоим на самом виду.
Они повернули в сторону густо разросшегося кустарника.
– Вы, очевидно, эмигрировали еще десять лет назад, – предположил Дронго.
– Да, – вздохнул Саламбек, – я был заместителем руководителя республиканского ведомства при Масхадове, а потом еще и командиром батальона. Хотя на моих руках не было крови мирных жителей или российских военных. Мы только достойно воевали, пытаясь сдерживать наступление Российской армии в Чечню. Но вы знаете, чем все это закончилось. Мы проиграли, нас разгромили, Масхадов был убит, а большинство местных руководителей перешли на сторону федералов. Но я посчитал это для себя невозможным и эмигрировал сначала в Грузию, а потом в Турцию… Где и прожил все это время, стараясь не напоминать о себе своим товарищам, чтобы не вредить им.
– Это было ошибкой, – заметил Дронго.
– Возможно, вы правы. Но Субботин стал дипломатом, Феликс Гордицкий – заместителем председателя исполкома, Ахмет Эльгаров – вообще полковником милиции. Я просто не хотел подставлять моих товарищей.
– Похвальное желание, – согласился Дронго. – А в результате получилось так, что вы стали основным подозреваемым. Хотя, к чести ваших товарищей, могу заявить, что они не поверили в подобное предположение.
– Почему я основной? – удивился Саламбек.
– Ваши отпечатки пальцев нашли на внутренней стороне перил в доме, где был убит полковник Эльгаров.
– Я был там через несколько дней после убийства, – быстро ответил Саламбек, – неужели они ничего не поняли?
– Нет. Никто так и не понял, что турецкий гражданин Энвер Халил и бывший командир батальона сепаратистов Саламбек Музаев – одно и то же лицо. Я прав или нет?
– Правы, – вздохнул Саламбек. – У меня просто не было других вариантов. Нужно было принимать турецкое гражданство, чтобы попытаться когда-нибудь вернуться обратно в Россию. Пусть даже иностранцем.
– И вы узнали о готовящихся покушениях?
– Мне предложили в них участвовать, – честно признался Саламбек, – и своя логика здесь была. Ведь я сбежал из своей страны, считался мятежником, находился в федеральном розыске и, по логике, должен был ненавидеть своих более удачливых друзей, особенно полковника Эльгарова и бизнесмена Горчилина. Но все было как раз наоборот. Ахмет Эльгаров был моим кровным братом; он спас меня в Афганистане, и я никогда в жизни не посмел бы поднять на него руку. Но как вы смогли догадаться, что именно я действовал под именем Энвера Халила?
