Бёртон стал представителем этой новой эпохи еще и в другом отношении: на смену фантазиям и домыслам пришел реальный опыт европейцев, и они, начиная с британских и французских колонизаторов в Африке, Индии и Юго-Восточной Азии, стали ездить на Восток десятками, а затем и сотнями тысяч. Европейцам больше не нужно было читать книжки о Востоке. Они ехали туда сами и обнаруживали, к собственному восторгу, что то, о чем прежние поколения лишь мечтали, способно стать повседневной реальностью.
Глава 7
Колониализм и секс
Колониальный режим всегда предоставлял богатые сексуальные возможности колонизаторам. Во всяком случае, трудно найти такой пример в истории, когда покорение какой-нибудь восточной страны какой-нибудь западной державой не приводило бы к расцвету проституции и внебрачного сожительства. В этом кроется парадокс: христианский Запад славился своим отношением к сексу как к греху, а потому следовало бы ожидать, что те уголки земли, где царила беспросветная нравственная тьма и похоть, должны были выиграть от прихода христианской цивилизации. На деле же строители империи оказывались жадными искателями сексуальных удовольствий и сразу же устремлялись туда, где их легко было получить. Именно так происходило со времен первых торговых экспедиций европейцев в Азию, что в итоге привело к европейскому завоеванию и господству в тех областях.
В конце XV и начале XVI веков путь туда проложили португальцы, которые плыли вдоль побережья Африки, а далее брали курс на Индию, Китай, Малайзию, Японию и Индонезию. Хотя период их морского владычества продлился недолго, их сексуальная активность стала заметной страницей в истории колонизации, и страницу эту уже не выкинешь.
В XVI веке одного британского моряка на Молуккских островах (сейчас это часть Индонезии) поразила беззаботная жизнь португальского поселенца, которого он там встретил. Этот человек, рассказывал англичанин, имел “столько любовниц, сколько хотел… Днями напролет он поет и танцует, почти полуголый… и пьянствует по два дня кряду”. Многих португальцев, как и других европейцев, манила Индия, куда впервые приплыл корабль Васко да Гамы 20 мая 1498 года. Манила она, как выразился один из исследователей, “приятным устройством общества, где широко распространено и абсолютно разрешено рабство, внебрачное сожительство и многоженство”.
Когда португальский полководец Афонсу де Албукерки в 1510 году завоевал торговый порт Го а (который Португалия удерживала в течение еще 451 года), он приказал своим солдатам жениться на вдовах убитых ими же могольских солдат. Очевидно, эти вдовы тоже получили приказ выйти замуж за убийц собственных мужей. Албукерки лично присутствовал на свадьбах, а целью этих браков было создание католических семей, от которых будут рождаться португальские дети. Впоследствии этим детям предстояло служить в португальском флоте. Однако через несколько лет выяснилось, что гоанцы не становятся португальцами, зато португальцы превращаются в гоанцев – одеваются в индийские шелка, пьют для здоровья коровью мочу, курят кальян и заводят гаремы.
Примерно сто лет спустя, когда британская Ост-Индская компания положила начало фактическому правлению Британии в Индии, произошел первый британо-индийский роман, о котором остались документальные записи. В архивах компании хранится письмо, датированное 1626 годом, где рассказывается о некоем Джоне Личленде, который “несмотря ни на какие уговоры” уже несколько лет “живет с уроженкой этой страны”. Личленд отказался, как говорится в письме, “прогнать ее”, и его упорство привело к спорам внутри компании о том, не следует ли освободить его от должности. Принятое в итоге решение можно назвать историческим: решено было закрыть глаза на сексуальные прегрешения Личленда, исходя из самых практических, реалистических соображений. Начальство сочло, что увольнение Личленда “приведет лишь к тому, что он женится на ней, а значит, покинет свою страну и друзей”. Потому “решено не применять к нему крайних мер в надежде, что со временем он образумится”.
Существуют недвусмысленные свидетельства того, что соотечественники Личленда поступали так же, причем на протяжении следующих трехсот лет, хотя взятая англичанами привычка обзаводиться атрибутами индийских навабов и махарадж вызывала неизменное неодобрение у них на родине. В итоге, просуществовав около двухсот лет, она была искоренена. В конце XVIII века политик и философ Эдмунд Берк возглавил группу людей, требовавших сместить с должности колониального губернатора Бенгалии Уоррена Гастингса (одну из ключевых фигур в истории завоеваний Индии Британией) на том основании, что он, по определению Берка, способствовал буквальному изнасилованию индианок. Секс с туземными женщинами не был главным предметом недовольства Берка: больше всего его тревожила коррупция и то, что чиновники компании прибирают к рукам богатства местных жителей. Но овладение женщинами и овладение чужими богатствами являлись двумя сторонами одного процесса, благодаря которому британцы мало-помалу сделались хозяевами Индии, – и Берк, проигравший свой иск против Гастингса, не мог помешать этим незаконным посягательствам. “Девственниц, никогда не видевших солнца… осквернили самые подлые, самые ничтожные представители рода человеческого”, – заявлял он в речи перед Парламентом. Роберта Клайва, первого значительного командующего британскими войсками в Индии и человека, которому отводится главная роль в первых победах, одержанных там Британией, критики тоже называли отъявленным распутником, вовсю пользовавшимся доступностью местных женщин. Большинство рассказов про Клайва ничем не подтверждены, а некоторые вымышлены намеренно лживо. Впрочем, один документ из исторических архивов – письмо Клайву от близкого друга, где говорится о множестве сексуальных похождений, в которых они участвовали сообща, – явно свидетельствует о том, что в Индии Клайв вел далеко не целомудренную жизнь.
И Клайв – это только начало. Говорили, будто Фрэнсис Дэй, первый чиновник компании, основавший порт Мадрас на берегу Индийского океана, выбрал это место потому, что поблизости жила его любовница-индианка. Ричард Уэлсли, граф Морнингтон, генерал-губернатор Бенгалии с 1797 по 1805 год, за которым жена в Индию не последовала, лечился от одиночества, посещая бордели, чего явно не мог бы делать, будь он генерал-губернатором Канады. Младший брат Уэлсли, герцог Веллингтон – тот самый, который разбил Наполеона в битве при Ватерлоо, – так ужасался “развратным привычкам” Уэлсли, что даже высказывал желание, чтобы того кастрировали. Быть может, Уэлсли и не был типичным представителем новой породы, которую в конце 1700-х англичане, остававшиеся на родине, саркастически и уничижительно стали называть набобами, – касты чиновников Ост-Индской компании, которые, по тогдашним представлениям, перенимали обычаи коррумпированной и погрязшей в пороках Индии, жили там как махараджи, а затем пускали в ход неправедно нажитые там барыши, чтобы купить себе места в Парламенте. Но Клайв, несомненно, принадлежал к их числу. Подобно навабам, настоящим индийским аристократам, набобы (во всяком случае, многие из них) держали в Индии гаремы. У этих бесстыжих пиратов, служивших в компании, был любимый тост: “По девице и по лакху в день!” (лакхом на хинди называлась сумма в сто тысяч рупий). В XVII веке слово биби, означавшее любовницу-индианку, прочно вошло в обиход и держалось в английском языке в течение всей колониальной эпохи.
В 1971 году мне выпал случай погостить несколько дней у одной английской семьи, жившей в Западных Гатах – горах в южной Индии. Главой этой семьи был один из последних британских управляющих чайной плантацией в Индии, и он окружил себя, похоже, всеми атрибутами колониальной жизни. Жил он на вершине холма, в доме с широкими верандами, где росли орхидеи, с комнатами, где хлопотала прислуга, называвшая его сахиб (это слово на хинди означает “господин”, и оно в течение трехсот лет служило обычной формой обращения к белому мужчине в Индии). По вечерам он сидел в обшитом деревянными панелями индийском клубе – бывшем английском, – где собиралась, чтобы поесть, поиграть в теннис и напиться, местная аристократия, состоящая из чайных плантаторов. Он предавался ностальгии и любил заводить разговоры в расистском духе о старых добрых временах, когда, как он выражался, “мы держали ниггеров за яйца”. И не только за яйца. Спустя много лет я встретил в Нью-Йорке дочь этого человека, с которой не виделся с тех дней, проведенных в Западных Гатах. Среди прочего она рассказала мне, что по примеру большинства других британских управляющих чайными плантациями (и к большому огорчению ее матери) ее отец в течение многих лет держал любовницу-индианку. Она считалась его биби, сказала дочь.
