в рот, запил водой прямо из бутылки и снова лег.
Зазвонил телефон, но Нифонтов не хотел нарушать едва улучшившееся состояние и трубку не снял. Звонок повторился, потом еще раз, и Борис, мысленно проклиная звонящего, нажал кнопку ответа, даже не взглянув на экран:
– Слушаю!
– Борис, это Алиса, – зазвучал в трубке веселый женский голос, – хотела напомнить про спортзал сегодня. Ты не передумал?
«О, черт, спортзал… совсем вылетело из головы. Может, сказать, что заболел? А вдруг у нее какая-то информация появилась? Нет, надо идти».
– Ну, что ты, конечно, я помню, – сказал он вслух. – Говори, где встретимся. Или от прокуратуры тебя забрать?
– Нет-нет, – испугалась девушка, – не надо. Давай лучше на остановке, в семь.
– Хорошо, жду тебя в семь.
«Ну, вот зачем я согласился? – с досадой подумал Борис, положив трубку. – Надеюсь, что эта девочка расскажет что-то интересное? Наверное, да. Но, похоже, она слишком боится потерять свое место, чтобы откровенничать со столичным журналистом, имея запрет на подобные разговоры. Хотя… разве я разучился очаровывать женщин? Уж такую глупышку точно смогу разговорить так, чтобы она даже не заметила этого».
Он бросил взгляд на часы – оставалось еще достаточно времени, чтобы продумать, как вести себя с Алисой, на какие кнопочки нажать, чтобы та выдала хоть какую-то информацию.
«Хорошо, что я прихватил спортивную форму, надеясь, что… да ни на что я не надеялся, просто сунул в сумку, всегда так делаю, как будто фанат здорового образа жизни. Но тут пригодится, даже не ожидал».
За обедом в ресторане Борис снова просмотрел свои заметки, сделал несколько исправлений, посмеявшись мысленно над забавными опечатками, и остался доволен написанным.
Выпив еще таблетку, чтобы уж наверняка не оказаться застигнутым врасплох навалившейся головной болью, он отнес в номер ноутбук и решил прогуляться по городу, пока есть время.
Его почему-то потянуло в район, где располагался Хмелевский водочный завод – старинной постройки здание, которое за прошедшие годы хорошо отреставрировали, сохранив, однако, колонны из красного кирпича на проходной. Их, правда, тоже слегка облагородили, кое-где подлатали, что бросалось в глаза только при очень близком рассмотрении.
Борис ходил вдоль проходной, не понимая, зачем вообще приехал сюда.
Из больших ворот правее проходной выезжали грузовики с эмблемой завода, и Нифонтов подумал, у владельца, наверное, бизнес идет неплохо. Водка – это то, что востребовано при любой власти, при любом порядке мироустройства.
Воспоминания о напитке вызвали не самые приятные воспоминания. Было время, когда Борис крепко пил, ощущая какую-то внутреннюю тревогу и напряжение, и только водка помогала хоть на время забыться. Все едва не закончилось трагически, когда сильно нетрезвый Нифонтов сел за руль и врезался в торговый павильон. Ему повезло – никто не пострадал, а отец молча оплатил штраф и даже помог вернуть права, которых Бориса лишили. Но именно в тот момент он понял, что больше не прикоснется к бутылке, что судьба дала ему шанс осознать это, подсунув на пути не человека, а всего лишь ветховатый павильончик, торговавший какой-то ерундой. Родители никогда не заговаривали с ним об этом, и на семейных праздниках, которые Борис не любил, но посещал по обязанности, никто никогда не предлагал ему выпить хотя бы рюмку.
Время близилось к шести, из дверей проходной начали появляться люди, и Борис решил, что пора отсюда уходить. Но напоследок он зачем-то еще раз обошел административное здание и, задрав голову, долго смотрел на три окна второго этажа, те, что были расположены на углу.
Алиса бежала через дорогу, торопливо перепрыгивая через небольшие лужицы, полы ее красного плащика развевались, как полотнища на демонстрациях в старое время, напоминая Борису раскрашенные фильмы о революции или ударниках первых пятилеток.
– Привет! Давно ждешь? – спросила она, чуть запыхавшись.
– Нет, сам только что подъехал.
– А где был?
– Так… гулял, – уклончиво отозвался он.
– Тебе, наверное, здесь все кажется маленьким после Москвы?
– После Москвы здесь все кажется сонным. Такое ощущение, что здесь никто никуда не спешит. Разве что вот ты сейчас бежала.
– Меня шеф немного задержал, у него завтра прессуха, я готовила сводку.
– Что-то новое о вашем неуловимом маньяке?
– Нет… просто ежемесячная пресс-конференция.
– Понятно, – протянул Борис, отметив, что девушка слегка замешкалась с ответом.
– Наш трамвай, – Алиса шагнула к обочине, и Борис последовал за ней.
По дороге она весело болтала о спортзале, рассказывала, как много ей приходится работать над фигурой, чтобы держать себя в форме, жаловалась, что особенно тяжело ей дается отказ от сладкого.
– Да еще мама взялась дома пирожные на заказ печь, представляешь? Это же каторга – возвращаешься с работы, а тут в квартире пахнет то корицей, то ванилью, то еще чем-то! И ведь не скажешь ей – мама, меня это раздражает, я потом злая хожу, сладкого ведь хочется! Она старается заработать хоть что-то, а тут я со своей вечной диетой… вот твоя мама печет дома?
Борис живо представил свою мать, жену крупного чиновника, у которой, сколько он себя помнил, всегда была домработница, у плиты и даже поморщился:
– Моя мать певица, она, кажется, даже яичницу жарить не умеет.
– Ух ты! – восхитилась Алиса. – Певица? Известная?
– В узких кругах. Она в оперетте поет, – неохотно ответил Нифонтов, злясь на себя, что вообще завел об этом разговор.
Валерия Федоровна Нифонтова всю жизнь стремилась исполнять первые партии, но увы, тут не помогал даже высокий пост мужа – больших вокальных данных у нее не было, но вторые партии она исполняла и иногда даже первые, но в дублирующем составе. Ее имя было известно столичным любителям оперетты, но, как говорится, лавры «примы» ей никогда не доставались.
– Наверное, здорово вырасти в Москве, в такой семье… не приходилось пробиваться?
– Родительские таланты и столичная прописка, моя дорогая, вовсе не гарантируют наличие журналистских данных. Но, к счастью, у меня они есть, потому публиковаться я начал еще в школе. Справедливости ради скажу, что отец составил в свое время некую протекцию, и меня взяли в приличное издание. Но и там нужен талант и работоспособность, одной протекции, сама понимаешь, маловато.
– А ведь я нашла твои статьи в интернете, – призналась Алиса, продвигаясь к выходу, – не удержалась, стало любопытно. Шеф назвал тебя столичной «акулой», вот я и хотела понять, что это значит.
– И что же это значит? – выходя из трамвая первым и подавая девушке руку, спросил Борис.
– Только то, что тебе лучше на язык не попадаться. Вернее, на карандаш, – засмеялась она. – Ты очень жестко пишешь, Борис, безжалостно.
– Зачастую тех, о ком я пишу, жалеть вообще не за что.
– Наверное… но все равно
