Аня кивнула. Тонкие пряди упали на лицо, скрыли горестные бровки и растерянный взгляд заблудившегося кролика. Только от матушки родной ничего не скроется.
— Анюта, что-то стряслось? Не расскажешь?
— Ох, мамочка, да что рассказывать. Нечего рассказывать. Как-нибудь разберусь сама, ты не беспокойся.
— О таком не рассказывают? — не отступалась Светлана.
— Не о чем рассказывать, — соврала Аня. — Так. Осень. Вот и все.
— «Прощай вино в начале мая, а в сентябре прощай любо-о-овь», — напела Светлана на невнятный мотивчик. С вокалом у нее было так себе. — Я права, дочка? Поссорилась с другом? Это тяжело и неприятно, особенно осенью. Темно, промозгло. А вот увидишь: зимой, как снег ляжет, мир родится заново. Будет тебе Рождество. Но лучше бы тебе безвременье дома пережить. Возвращайся, Анюта, а? В свою комнату. Бабушка и дедушка тебя любят и ждут. А я-то!..
— Подумаю, мама, — кивнула Аня, глядя на свое бледное отражение в оконном стекле. — А ты ждешь кого-то? Почему мы вдруг здесь встречаемся? Или концерт? Репетиция? Можно я посижу на репетиции?
— О, да. Репетиция. Сейчас подойдет Яша, и будет репетиция. А вот и он, красавец наш.
— Здравствуйте, тетя Света! — просунул голову в дверь аудитории молодой красавец, которому отец объяснил, кто такая Светлана, и что ее свободно можно называть тетей. Кроме того, она оказалась тем самым представителем музыкальной общественности, которого направили в аэропорт встречать юную знаменитость, то есть Яшу же.
«А я-то ее совсем забыл», — сказал Яша отцу. «Неудивительно, — ответил Вадим Михайлович. — Ты был совсем шпингалетом, когда мы приезжали в последний раз. К тому же она очень изменилась. Из несчастной потерянной девчонки такая стала дама! Просто смерть мужьям. Даже не верится».
— Здравствуйте, тетя Света! — сказал Яша. — Я никак не ожидал, что у вас тут такие пробки. Я не опоздал? Извините, если опоздал. Зал там, кажется? — махнул он рукой. Прижал к себе поплотнее скрипку в футляре и улетучился.
— Мама, это кто?! — удивленно спросила Аня.
— Господи, да Яша же! Не узнала? Я-ша!
— Ммм! Нет, — помотала головой Аня. — Что-то как-то… Что-то не помню. Он кто, мам?
— Да сын дяди Вадима из Израиля! — объяснила Светлана. — Они приехали всей семьей, а мы вот будем репетировать. Все очень удачно складывается. Наш ансамбль едет в Голландию, и Яша, сам Яша, великий Яша (он же знаменитость), согласился быть у нас первой скрипкой во время фестиваля.
— Ух ты, — сказала Аня. — Мы же виделись, когда я еще в школу не ходила. Смутно помню, как они приезжали. А потом все как-то были недовольны друг другом. Дедушка сердился, бабушка вздыхала… А такая шумная была Яшина мама, да? Так можно мне на репетицию?
— Можно. Но я тебе поставлю условие: покажешь Яше город, ладно? Как я понимаю, у тебя, Анюта, сейчас нет особых дел и обязательств? — с необидной материнской жалостью посмотрела Светлана на Аню. — Но не уматывай его особенно, мальчика нашего, у нас завтра вечером такой небольшой, но важный концерт. Денежная халтурка, но… Все равно важный. В одном супер-пупер зале, только для избранных, для бомонда. Этакий светский интим для основателей современных династий. Так я могу на тебя рассчитывать? Побудешь Яшиным гидом?
— Да я с радостью, мамуля! — обрадовалась Аня возможности отвлечься от своих проблем. Может, пока отвлекаешься, они сами как-нибудь рассосутся, утрясутся, улетучатся? Дождь вымоет, солнце высушит. И жизнь снова заблестит серебряным зеркалом.
* * *
Вадим перед отъездом из Израиля неоднократно пролистал электронный каталог, прежде чем остановился на клинике под названием «Авиценна Санктус». «Святой Авиценна», стало быть. Название претенциозное и вообще сомнительное, но дело не в этом, мало ли дурацких названий. Дело не в названии, а в том, что собою представляло сие медицинское учреждение.
А представляло оно вот что. На базе старой клиники, хорошо известной в Ленинграде, в прошлом элитной и по привычке, но безосновательно уважаемой в нынешнем Санкт-Петербурге, был создан современный медицинский комплекс, кажется неплохо оснащенный. С точки зрения коммерческой все очень удачно получалось: и рекламу не надо делать, так как заведение известное, в миру до сих пор именуемое «ждановкой», и сравнительно невелико оно по сравнению с некоторыми вновь возведенными больничными монстрами, и прилично выглядит после ремонта, и не надо связываться с закупкой основного современного оборудования, так как, если верить рекламе хотя бы на пятьдесят процентов или хотя бы на тридцать, оно, оборудвание это, уже закуплено.
Вадим Михайлович думал-думал и решил стать хозяином этой клиники с дурацким названием. И даже мечтал организовать при ней небольшой педиатрический центр. Как-никак по специализации своей Вадим Лунин-Михельсон был педиатром, хотя в связи с известными судьбоносными изменениями, происшедшими на заре туманной юности, ему недолго довелось лечить детишек. Итак, намерение купить клинику, ставшую нынче частной собственностью, было одной из основных причин визита семейства Полубоевых-Михельсонов-Луниных в Петербург. Это коммерческое мероприятие возглавляла, разумеется, Оксана Иосифовна, загоревшаяся идеей, она же главный инвестор, она же по сути дела — покупатель.
То что клинику пока еще никто не выставлял на продажу, ее не волновало. Коммерция, она и в больничном деле коммерция. Весь вопрос в цене. Пусть для начала заломят втридорога, а мы укажем на недостатки, укажем на сомнительность бухгалтерских бумаг, потому что не могут там не выискаться натяжки, фальшивые проводки и прочее, прочее, прочее, так как хочешь жить, умей вертеться. За счет поддельной бухгалтерии вертеться, кто же этого не знает? А на бухгалтерии Оксана Иосифовна собаку съела, сама была ловка и нисколько не верила, что при современном российском законодательстве бухгалтерия может быть стерильной.
…И если мы, господа, закрываем глаза на вашу финансовую отчетность, то будьте так любезны сократить цену вдвое. А если вы клинику продавать все-таки не желаете, и предлагаемая цена вам кажется бросовой, то не предпочтете ли отчитываться перед налоговыми органами? Потому что, если судить по вашей бухгалтерии, по всяким там досадным для вас мелочам, черного нала у вас, господа… ммм!.. море разливанное, из берегов выходит, и бухгалтерию вашу уже подмочило. Ах, да не шантаж это, а рука помощи. Быстренько скидывайте заведение по предлагаемой цене, господа, денежки держите в швейцарском банке и живите себе на проценты, путешествуйте в свое удовольствие, покупайте виллу на Майами, целее будете, наш вам добрый совет. Оксана Иосифовна была прирожденной торговкой.
Покупка клиники, само собой, предполагала экскурсию по ней. Поэтому Оксана Иосифовна и Вадим Михайлович прибыли в заведение с неофициальным визитом. Сам директор подавал Оксане Иосифовне белый новейший халат элегантного покроя с вышитой золотом эмблемкой на нагрудном карманчике. Элегантный халат не сходился на богатой груди Оксаны Иосифовны, и директор понял по выражению лица Ее Великолепия, что не угодил и что обращаться с ним теперь будут, легко выходя за рамки дипломатического этикета. Он попытался подать халат и Вадиму Михайловичу, но опять не угодил: тот посмотрел на него, как на лицо с луны упавшее, отобрал халат и надел его самостоятельно.
Они двинулись по просторному коридору, вымощенному плиткой, вдоль стен приятного солнечного светло-желтого оттенка, и директор запел, плавно разводя руками, потом зачастил, упоминая о лекарских успехах штатного состава, потом чуть не на александрийский стих перешел, восхваляя несомненные достоинства «Авиценны Санктуса», лучшей в городе клиники. А может, и во всей стране лучшей, непревзойденной (не будем, но чисто из пиетета, брать «кремлевку» и иже с нею, будем скромны; скромны, да).
Оксане Иосифовне сей субъект, скользкий, и сладкий, и тошнотворный, как леденец-обсосок, прискучил уже через пять минут, и она холодно прервала его выступление:
— Позвольте уж нам самим составить мнение, господин Дроздун Валерий Эмильевич. Очи бачить должны, что покупают, таков мой принцип. И не тужьтесь, не дуйте мне в уши, это вам ничем не поможет.
Тирада супруги прозвучала столь грубо, что Вадим Михайлович поспешил загладить неловкость перед Дроздуном, который замер в полуприседе с разведенными руками, пошел пятнами и в недоумении раскрыл рот.
— Валерий Эмильевич, — обратился к директору Вадим, — а нельзя ли мне, практику, побеседовать с главврачом? Мне необходимо выяснить ряд обстоятельств, ознакомиться, например, с терапевтическими концепциями, которых придерживаются в вашей клинике, и еще кое с чем. Так могу я рассчитывать на встречу?
— Мня, мня-а… Кхе, — сказал Дроздун в попытке закрыть рот. Потом сглотнул, неловко приосанился, сунул руки в карманы халата и ответил, вздохнув и похоронно подняв брови: — К сожалению, нет. К сожалению, это невозможно.
