с кладбища еврейского. Здесь шумели тополя, пара пожилых женщин наводила порядок вокруг специфических каменных надгробий, пели птички и только-только начинали цвести белые вьюнки. Всё это было очень живописно, но Глинского тут не было, а потому — поиски продолжились.
Нашелся начальник участка в самом дальнем углу Старорусского кладбища, в тени гигантских тополей, которыми заросла вся территория этого последнего пристанища бренных тел. Глинский костерил и материл двух понурых работяг, которые смотрели себе на носки ботинок.
— Как можно было пролюбить фамилию? Ну как? Летчик, герой, получил ранение, сражаясь за нашу Дубровицу, умер в госпитале! Куда дели табличку? Где я теперь фамилию возьму?
— Дык медная была, может бичи… — попробовал оправдаться один, перебрасывая из руки в руку черенок метлы.
Я обратил внимание на пальцы работяги: на фалангах виднелись характерные синие отметины.
— Бичи! — хмыкнул Глинский. — Документы профсоюзиха пролюбила, табличку — вы, горемычные… Где я теперь фамилию найду?
— Борисов, — сказал я. — Борисов его фамилия.
Герман Викторович писал про этого летчика. В небе над железнодорожным мостом через Днепр после освобождения Дубровицы он таранил немецкий бомбардировщик, не пустив его к переправе через реку, выпрыгнул с парашютом и неудачно приземлился на лесной массив. Лечился в госпитале, но умер от гангрены. Похоронили на городском кладбище, и, с подачи Волкова и Белозора, году эдак в две тысячи девятнадцатом его могила была благоустроена, сооружен мемориал.
— Спасибо… — удивился Кирилл Иванович. — А ваше лицо мне знакомо… Вы из газеты, да? Белов?
— Белозор.
— А-а-а-а, тогда всё ясно. Может, имя-отчество героя тоже подскажете?
— Инициалы были И.И. Год смерти — 1944, зима, январь или февраль. Больше ничем полезен быть не могу.
— Очень, очень хорошо… Идите уже отсюда, горемычные! — взмахом руки он отправил работяг, и они, косясь на меня исподлобья, двинули куда-то в сторону выхода. Глинский повернулся ко мне: — Ты ведь не за этим пришел?
— Да вообще-то за этим. Тут на кладбище полно военных захоронений, а еще говорят — немецкий бургомистр похоронен… Хотел с вами пообщаться, узнать, кто помогает досматривать могилы павших героев, какие организации, предприятия, инициативные граждане… Может — благодарность кому-то хотите через газету выразить?
Хорошо быть газетчиком в эпоху газет! Моя значимость в глазах Глинского выросла прямо на глазах, и он принялся разливаться соловьем, и провел целую экскурсию по кладбищу. Я мельком осмотрел и могилы Ваньковых-Ваньковичей, и свежие кучки песка — как раз там, где внезапно появились грунтовые воды…
Диктофон работал: может, я и вправду напишу что-то о благоустройстве кладбища. Но ключевой вопрос был другой:
— Послушайте, а вот люди из мест лишения свободы… — начальник ощутимо напрягся, когда я поднял эту тему, — это ведь благородно, вы помогаете им адаптироваться, занять свое место в обществе, реализовать право на труд… Многие боятся брать таких на работу, а вы — нет?
Под таким углом он о сидельцах в бригаде РКО видимо не думал, и тут же приободрился.
— Это Большаков, Вася. Василий Федорович. Он к ним подход знает, он бригадиром работает, они у него по струнке ходят! Вон, красавец, внушение делает… Завтра у нас двое похорон запланированы.
Я посмотрел в указанном направлении. Тучный молодой парень, не старше меня, по-своему красивый, со сросшимися густыми бровями — почти как у Брежнева — и крупным носом. Выглядел солидно, как настоящий начальник.
— И где же кадры берете, что с таким сложным контингентом справиться могут?
— Так всё партия, она, родная! Его из райкома рекомендовали, говорят — ответственный, с лидерскими качествами, рекомендовали на руководящую должность! И я так скажу — трудоголик! Если днем закончить не успевают — ночью остаются. Там подкрасить, тут подгрести, подкопать… Отличные работники, под правильным руководителем — это клад! — он жизнерадостно улыбался. — Со Старорусским кладбищем у меня проблем нет.
Эх, Кирилл Иванович, Кирилл Иванович… Наивный вы человек.
— А здесь кого хоронить будут? — мы уже шли в обратную сторону, к выходу, когда проходили мимо свежих могил у ограды, которые только-только закончили копать РКО-шники.
— Сивуха, Максим Олегович, бывший директор завода «Термопласт». Сегодня часам к семи соберется народу — тьма! Ну и бабуля какая-то, из Залинейного микрорайона, не помню фамилию…
Я только кивнул и подумал, что ночью мне сегодня дома спать не придется.
* * *
Рабочие штаны, кеды, брезентовая штормовка, перчатки, шапка — ночи нынче холодные… Всё необходимое я выкладывал на кровать, готовясь к ночной вылазке. Может быть, я всю ночь просижу на кладбище, как придурок, и подхватить простуду или воспаление легких будет настоящим подарком судьбы. В рюкзак отправилась маленькая фляжка коньяка, моток веревки, в карманы — диктофон, кастет и складной нож.
В эпоху смартфонов я бы еще и на видео что-то поснимать попытался, но здесь видеокамера — это из разряда фантастики. За сборами меня и застала Таисия.
— Гера! Ты дома? — я не слышал, как она входила в калитку. — Ничего, что я без приглашения?
— Заходи-заходи! Вообще — можешь не спрашивать, когда угодно. Просто — убегаю сейчас… — я разрывался между жгучим желанием разобраться с кладбищенским делом, довести такое многообещающее приключение до конца, и — возможностью побыть с Тасей еще какое-то время.
— А куда? — она склонила голову набок. А потом спохватилась, и всплеснула руками: — Ой, прости, я лезу не в свое дело?
Очень изящно у нее это получается! Я даже залюбовался на секунду, а потом подошел, обнял, и вдохнул чистый запах ее волос:
— Хочешь — скажу куда? Страшное дело, ей-Богу! Но интересно, сил никаких нет. Никогда не прощу себе, если не разберусь до конца.
Она посерьезнела:
— Нет, тогда не надо. Ты, главное, как вернешься — сразу ко мне зайди. Чтобы я не волновалась! Даже если это будет поздно ночью.
— Я, может, сразу на работу…
— Отговорки не принимаются! Я должна первая узнать, что мой мужчина вернулся с победой и принес голову дракона!
— Твой мужчина? — мои руки уже жили собственной жизнью, и, тело Таси явно отзывалось на ласку. — А ты, выходит, моя женщина?
— Ты что — против? Хм… Кажется — за! Всё, на этом всё, Гера! — Она отстранилась, слегка растрепанная, запыхавшаяся и до невозможности притягательная. — Дети ждут… Я вообще-то к тебе зашла, чтобы в баню напроситься с девчатами!
— Вот ключ от дома, вот — от бани, полотенца чистые — вот в этом шкафу…
— А код от сейфа? — хихикнула Тася.
— Сейфа нет, все деньги — в верхнем ящике стола, он ключом от шкафа открывается! — ответил ей в тон я. — А вот это твое «всё» — это насовсем всё или как?
