— Эй, алкоголик! — со смехом окликнула Андрея продавщица. — Ты не лопнул? Закусить не хочешь?
Андрей отбросил бутылку в сторону, повернулся и побрел прочь от киоска — в темноту улицы. Под ногами чавкала мокрая грязь. С веток деревьев, на которые натыкался Андрей, на него сыпалась дождевая влага. Она попадала Андрею за шиворот, и он ежился. Он все шел и шел, сам не зная куда. Андрей не знал, сколько прошло времени…
И вот он стоял перед дубовой дверью и жал на кнопку звонка. Он понятия не имел, как пришел сюда и что это за дверь. Ноги сами привели.
За дверью зашелестели легкие шаги.
— Кто там? — спросил звонкий голос.
— Это я… Андрей.
Щелкнул замок, и дверь открылась.
— Ты?
Андрей кивнул:
— Да. Можно войти?
— Входи.
Андрей перешагнул порог и отключился.
8
Гога отошел назад и полюбовался на готовое «произведение». На стене была нарисована борьба древних ящеров. Здоровенный тиранозавр сжал огромными, усыпанными зубами челюстями тонкую длинную шею бронтозавра. Картина получилась устрашающая.
— Ну, разве я не гений? — спросил сам себя Гога и сам же себе ответил: — Гений!
Он сложил флакончики с краской в рюкзак, закинул его на спину и зашагал к метро, насвистывая под нос песенку группы «Раммштайн», жутко собой довольный.
В последние дни Николаич здорово хвалил его работы. Не то чтобы хвалил, но говорил постоянно:
— Гога, наконец-то ты стал писать что-то приемлемое! Твои работы стали выделяться!
Выделяться! Вот так-то вот! «Это значит, что у меня есть собственный, неповторимый стиль! Как у Леонардо или Караваджо!» — сказал себе Гога и хихикнул от радости и наплыва положительных чувств.
У бордюра лежала пустая пивная бутылка. Гога слегка разбежался и вдарил по ней ботинком. Бутылка прогромыхала по асфальту метров десять и остановилась.
— И удар у меня хороший, — похвалил себя Гога. — И сам я парень не промах!
Он засмеялся и двинулся дальше. Поравнявшись с бутылкой, Гога остановился и занес ногу для еще одного удара.
— Эй, толстяк! — окликнул его негромкий голос.
Гога опустил ногу и завертел головой. Возле бетонного забора стоял долговязый лысый парень.
— А? — спросил Гога. — Чего?
Парень разжал губы и громко спросил:
— Это твоя бутылка?
— А что такое?
— Подбери.
— Чего-о?
Парень «отклеился» от забора и стал медленно надвигаться на Гогу. Тот инстинктивно отступил назад.
— Подбери бутылку. Нехорошо мусорить, — спокойно повторил парень.
Лицо у него было бледное, а над глазами не было даже намека на брови, только розоватые, как у младенца, надбровные дуги.
Гога ткнулся спиной в стену дома и остановился.
— Тебе че надо-то? — спросил он приближающегося парня.
— Ты что, тупой?
— Я? — открыл рот Гога.
— Ты, ты.
Парень остановился возле Гоги и принялся сверлить его серыми глазами. Лицо у него было страшное, и глаза тоже страшные. Гога сглотнул и спросил, стараясь говорить уверенно и спокойно:
— Тебе что, докопаться не к кому?
Вместо ответа бледнолицый улыбнулся и спросил:
— Ты Андрея Черкасова знаешь?
— Ну.
— Где он?
Гога хмыкнул:
— Ну ты спросил. Откуда же мне знать? Я с ним не сплю.
— Ты давно его видел?
— Давно. Неделю назад.
Парень сощурил глаза:
— И с тех пор вы не встречались?
— Нет, — мотнул головой Гога.
— Ладно. — Незнакомец перестал сверлить Гогу глазами и опустил взгляд вниз. — Бутылку-то поднимешь? — небрежно и лениво спросил он.
— Бутылку? Слушай, ну че ты привязался, а?
Парень пожал плечами:
— Ладно. Не хочешь — не надо. Тогда я подниму.
Лысый нагнулся и поднял бутылку. Затем улыбнулся Гоге и резко, наотмашь ударил его бутылкой по голове.
Гога рухнул на асфальт как подкошенный.
— Это тебе за Димона, толстяк, — сказал незнакомец. Хлюпнул носом, набирая в рот побольше слюны и, усмехнувшись, смачно плюнул Гоге на грудь.
Герыч стоял у бетонной заводской стены и задумчиво смотрел на силуэт рабочего, который он только что нарисовал. Рабочий больше походил на солиста рок-группы, чем на классического пролетария, каким его знали Маркс и Энгельс. Огромный мужик с гневно выкаченными глазами и коричневой мускулистой шеей. В руках — отбойный молоток, похожий (чего уж греха таить) на гитару.
— Фуфло, — вынес Герыч себе вердикт и снова взялся за баллончик с краской.
Через пару минут отбойный молоток слегка изменил очертания, а физиономия рабочего стала менее свирепой, но более мужественной. Теперь он был похож на крутого парня из американских вестернов. Не хватало только широкополой шляпы и шестизарядного кольта в руке.
Гера снова осмотрел «шедевр», и на этот раз его вердикт был более снисходительным:
— В принципе, годится.
За спиной у Герыча затопали чьи-то тяжелые башмаки. Он обернулся и посмотрел на приближающихся парней, сурово нахмурив брови. Герыч терпеть не мог, чтобы ему мешали, поэтому для работы выбирал самые безлюдные места из того списка, который давал ему Николаич. Парни приближались к нему ленивой походочкой. Один ковырял зубочисткой в зубах, второй жевал резинку. Подойдя к Герычу, они остановились. Тот отметил, что оба парня были лысыми, и от этого факта ему стало не по себе.
— Это ты намалевал? — спросил один из парней, тот, что жевал резинку, и кивнул на стену.
— Допустим, — уклончиво ответил Герыч.
— Ты — граффитист, да?
— Что-то вроде того. А что?
— А Черкасова знаешь?
— Встречался, — вновь уклонился от прямого ответа Герыч.
— Увидишь его в ближайшее время? Нам ему вес-точку передать нужно.
Герыч покрутил головой:
— Нет, пацаны, не увижу. Я его уже месяц не видел. Да и телефона его не знаю.
— А это кто у тебя нарисован? — спросил второй «лысик» и кивнул на стену.
— Это рабочий.
— На друга моего похож. Может, слышал — Димон Костырин?
Герыч никогда не слышал этого имени, но для проформы сделал вид, что задумался, и лишь затем ответил:
— Не, пацаны, не слышал.
— Точно?
— Точно.
Лысые переглянулись.
— Жаль, — сказал один из них и выплюнул изо рта зубочистку.
— Почему? — насторожился Герыч.
— Тогда бы ты знал, из-за кого тебе яйца отрезали.
Ужасающий смысл этих слов еще не дошел до сознания Герыча, а сильная рука лысого парня уже сдавила ему горло. Пальцы у парня были такие сильные, что показались Герычу железными. Он услышал, как в руке у второго незнакомца щелкнул нож. А затем и увидел его — длинный, узкий, посверкивающий. Парень двинулся к Герычу, которым в этот момент овладел какой-то злой демон.
— А-а! — отчаянно заорал он и что есть мочи вдарил ботинком «душителя» по голени.
Парень зашипел от боли и слегка ослабил хватку. Герыч, дернувшись всем телом, вырвал шею из его железных пальцев. И снова пнул его. На этот раз удар пришелся парню по той части тела, которой молодчики собирались лишить самого Герыча. Парень взвыл и согнулся пополам, схватившись руками за пах.
Герыч повернулся ко второму и, прежде чем тот успел поднять нож, выпустил ему в физиономию струю красной краски, флакон с которой все это время сжимал в руке.
— Твою мать! — матюкнулся парень, выронил нож и стал тереть пальцами ослепленные глаза.
Герыч подхватил рюкзак, повернулся и со всех ног понесся по пустынной улице, как перепуганный заяц. Так быстро он не бегал никогда в жизни.
Часть вторая
Глава первая ГОРОДСКАЯ ВОЙНА
1
— А, появился! Заходи-заходи!
Меркулов махнул рукой в сторону стула и снова уткнул взгляд в бумаги, лежащие на столе.
Турецкий прошел в кабинет и сел на предложенный стул. Подождал, не соизволит ли шеф что-нибудь объяснить, не дождался и сказал:
— Чаем поить будешь?
— Не заслужил еще, — не отрываясь от бумаг, проговорил Константин Дмитриевич.
— Тогда давай кофе, — смирился Турецкий. Меркулов отложил наконец бумаги, нажал на копку селектора и коротко сказал:
— Кофе, чай и сахар. — Затем сложил руки на столе замком, нахмурил седоватые брови, посмотрел на Турецкого и сказал: — Ты, наверное, уже догадался, зачем я тебя пригласил?
— Нет. Но наверняка не кофе пить.
Меркулов взял со стола лист, пробежал по нему глазами, нахмурился еще больше и снова вперил взгляд в Турецкого.
— Ты слышал про подростковую войну, разгоревшуюся в Питере?
— Слышал кое-что, но не вникал. Там вроде скинхеды с кем-то воюют?
— С графферами, — сказал Меркулов.
