Декан одернул мантию и. насупился. Он противился продаже Райдер-стрит по тактическим соображениям. Впрочем, он и так с порога отметал все предложения сэра Богдера — из принципа. Но сейчас следует подать дело таким образом, чтобы Корнелиус Каррингтон мог во всей красе показать черствую натуру Ректора.
— Мнение? Какое тут может быть мнение? Продажа Райдер-стрит — предательство: слугам негде будет жить. И это не мнение, это факт.
— Вам бы все спорить, — вскинулся сэр Богдер.
Старший Тьютор попытался предотвратить ссору:
— Да, решиться на такое нелегко. С одной стороны, интересы слуг, с другой — восстановление башни. Очень трудно выбрать…
— Это не в моей компетенции, решайте сами, — сделал задуманный ход Декан.
Процессия прошествовала в столовую. Капеллан отсутствовал — после взрыва башни он и вовсе оглох, — и Декан сам прочел молитву. Сэр Богдер жевал утку и радовался перемене, происшедшей со Старшим Тьютором. Помогло поражение колледжа в регате и одна-две резкости Декана. Дабы усугубить раскол, сэр Богдер принялся обхаживать Тьютора. Он передавал ему соль, хотя тот его не просил. Он рассказывал занимательнейшие истории о секретаре премьер-министра. Тьютор робко заметил, что столь предосудительное поведение — результат вступления в Общий рынок, и Богдер тут же подробно описал свою встречу с де Голлем. Декан в продолжение увлекательной беседы демонстративно не слушал, а только позевывал и смотрел на галдящих студентов. Он высчитывал — когда взорвется заложенная в Каррингтона бомба. Наконец байки Ректора о причудах де Голля иссякли и он заговорил о делах более насущных.
— Моя жена мечтает залучить вас к нам в гости, — соврал он. — Ей необходимо посоветоваться с вами по вопросу приглашения женщин-преподавательниц для студенток Покерхауса.
— Женщин? В Покерхаус? — удивился Тьютор.
— Мы переходим на совместное обучение. Без женщин не обойтись. Мы введем их и в Ученый совет.
— Прелестно, — злобно проворчал Декан.
— Это, знаете ли, полная неожиданность, — заметил Тьютор.
Сэр Богдер положил себе кусочек стильтона.
— А как быть с женскими делами? Представьте, приходит к вам девица с вопросом — делать ли ей аборт?
— Типун вам на язык! — Старший Тьютор чуть не подавился манго.
— Но такое случается сплошь да рядом. Пусть преподавательницы с этим и разбираются.
Декан лучезарно улыбнулся.
— А может, заодно нанять хирурга? — предложил он.
Сэр Богдер вспыхнул:
— А что тут смешного?
— Что смешного? Гримасы либерализма — вот что, — довольный Декан уселся поудобнее. — Мы не можем спать спокойно, пока существует неравенство полов, пока не наводним мужские колледжи хихикающими девчонками. А то ведь — страшно сказать — дискриминация! А потом мы устанавливаем в туалете презервативный автомат и открываем абортарий — конечно, в каморке у кастелянши. Со временем обзаведемся роддомом и яслями. Тогда заботливые родители вздохнут свободно — их дочки в надежных руках.
— Секс — не преступление, Декан.
— Нет? А мне думается, за добрачные связи надо судить по не существующей пока статье: членовредительство со взломом.
Декан отодвинул стул, все встали, он прочел молитву.
***
Как всегда после обеда в столовой, на душе у Ректора было неспокойно. Он задумчиво брел по саду. Что-то больно Декан сегодня расхрабрился. Это не к добру. А может, Декан тут ни при чем? Может, это обстановка столовой внушала сэру Богдеру тревогу? Есть в ней что-то варварское. Этакий пятисотлетний храм желудка! Сколько же туш было тут пожрано? И что за чудные повадки были у тех, кто когда-то давно обедал в этой зале! Невежественные средневековые мракобесы — надо же! — сидели тут, горланили, размышляли… Как вспомнишь, в какие чудовищные предрассудки они верили, так и хочется разорвать цепь времен, сковывающую нас с этими животными. Он, в конце концов, разумный человек, рационалист… И вдруг сэр Богдер поймал себя на противоречии. Он разумный человек, он свободен от дурацких предрассудков и суеверий, которые были свойственны этим дикарям, рассуждавшим о природе ангелов и чертей, об алхимии, об Аристотеле. Но ведь это его предки! Сэр Богдер даже остановился при этой мысли. Они так же далеки от него, как динозавры, а он живет в том же здании, ест в той же столовой! А сейчас ступает по той же земле. Встревоженный таким кошмарным родством, сэр Богдер испуганно огляделся в темноте и заторопился домой. Успокоился он только у себя в прихожей, когда запер дверь и включил электрический свет, такой родной и полезный для глаз. Леди Мэри в гостиной смотрела передачу о доме престарелых. Сэр Богдер пристроился у телевизора. Он всматривался в лица стариков и пытался приложить к ним уравнение "изменение равно улучшению". Ничего не выходило, на бренном человеческом теле уравнение не срабатывало. Ректор отправился спать с крамольной мыслью, что лично для себя предпочел бы прошлое будущему.
***
Кухмистер до закрытия просидел в "Лодочнике Темзы", не ужинал, но выпил восемь пинт портера и утвердился в мысли, что с ним поступили подло. Пошатываясь, вошел он в привратницкую. Уолтер встретил его причитаниями: жена, мол, ждала его к семи часам, а сейчас одиннадцать, и что он ей скажет? Кухмистер молча прошел в заднюю комнату, лег на кровать. Давно он так не напивался. Если бы не чувство долга, он бы ни за что не поднялся в полночь исполнить свою священную обязанность — запереть главные ворота. К тому же приходилось то и дело выскакивать в сортир. Комната кружилась, пол уплывал из-под ног. Он лежал в темноте и пытался собраться с мыслями. Что наговорил этот малый с телевидения? Надо повидать с утра генерала. Выступить по телевизору в программе о Кембридже. В конце концов он заснул, а утром проспал — впервые за сорок пять лет. Но какая разница? Он же больше тут не привратник.
Пришел Уолтер, Кухмистер снял с вешалки пальто. "Пойду пройдусь", — сказал он, и Уолтер решил, что наступил конец света: Кухмистер никогда не уходил по утрам.
Кухмистер ехал в Кофт-Касл на велосипеде. Потеплело, на полях темнели проталины. Пригнувшись, чтобы ветер не бил в лицо, и обдумывая предстоящий разговор, привратник не заметил обогнавшую его машину Декана. Со времени разговора с Казначеем Кухмистер думать забыл об этикете. Он оставил велосипед у парадного входа и смело постучал в дверь молотком. Сэр Кошкарт сам пошел открывать. Генерал так удивился при виде сердитого лица Кухмистера, что забыл отослать его к черному входу и проводил привратника прямо в гостиную. Декан уже устроился в кресле у камина и успел рассказать сэру Кошкарту о приезде Каррингтона. Кухмистер остановился в дверях, но не смутился. Генерал раздумывал — не позвонить ли повару, чтобы тот принес стул из кухни?
— Что вы здесь делаете. Кухмистер? — спросил Декан.
— Пришел сказать генералу… Меня уволили.
— Уволили? Как это? О чем вы?
С привратником творилось что-то неладное. Декан встал спиной к огню — специальная поза для беседы со строптивыми слугами.
— Выгнали. Вот Бог — вот порог.
— Быть того не может. Меня никто не информировал. За что?
— Ни за что.
— Наверное, ошибка, — вмешался сэр Кошкарт. — Ты не понял…
— Казначей вызвал меня. Сказал — я должен уйти, — твердил Кухмистер.
— Казначей? Но у него нет полномочий! — возмутился Декан.
— Вчера днем. Сказал, чтобы я искал другую работу. Сказал, колледж не может держать меня. Я ему деньги предлагал, хотел помочь. Но он не взял. Просто уволил меня.
— Возмутительно? Так поступить со старым слугой. Я с ним переговорю…
Кухмистер угрюмо покачал головой:
— Что толку? Это Ректор ему велел.
Декан и сэр Кошкарт торжествующе переглянулись. А Кухмистер продолжал:
— Выгнал из дому. Уволил. Я сорок пять лет отдал колледжу. Где это видано? Я буду жаловаться.
— Правильно, — подхватил сэр Кошкарт, — Ректор поступил непозволительно.
— Верните мне работу, а то… — бормотал Кухмистер.
Декан грел руки над огнем.
— Я замолвлю за вас словечко, Кухмистер.
— Декан тебя в беде не бросит, Кухмистер. — Генерал распахнул дверь. Кухмистер не тронулся с места.
— Обещать все горазды, — запальчиво бросил он.
Декан круто обернулся. Он не привык к подобному тону.
— Я же сказал. Кухмистер, — повелительно произнес он, — я распоряжусь. И больше я вам ничем помочь не могу.
Кухмистер не уходил.
— Придется, — огрызнулся он.
— Как прикажете это понимать?
Но Кухмистер не дрогнул.
— Я в Покерхаусе привратник, и все тут. Нельзя же так, без всякой вины… Я сорок пять лет…
— Мы знаем. — В голосе Декана зазвучало нетерпение.
— Уверен, тут недоразумение, — настаивал сэр Кошкарт. — Мы выясним. Я лично повидаюсь с Ректором. Мы не допустим таких безобразий в Покерхаусе.
