терялась в догадках, за каким чертом я понадобилась Бельской и как она узнала, что я нахожусь в Неверске. Впрочем, мое пребывание в родном городе для нее, конечно же, не является секретом. Вопрос в другом: почему она хочет видеть меня и что ей от меня нужно?
Естественно, эти мысли отвлекали меня от игры. Горка моих спичек таяла с астрономической скоростью. Серега ехидно улыбался и беззлобно надо мной подтрунивал. Он выигрывал, разбивая в пух и прах мечту Гольского о том, что я одолею заносчивого зазнайку.
Спустя час мои муки прекратила Мара, предложив прерваться на перекур. Мы переместились в кухню, а Лада все это время сидевшая в гостиной на диване с ноутбуком в руках, неохотно отправилась спать.
– Женька, ты явно не в своей тарелке, – закуривая, сказал Павел. – Я так на тебя надеялся.
– Честно скажу, Паша, мне не до игры, – отмахнулась я.
– А я тебя, Женя, понимаю, – серьезно произнес Нырков, – мне всегда было неприятно общаться с Бельской.
– Мы тоже хорошо знаем эту особу, Сергей, – вступила в разговор Мара. – Она ведь когда-то преподавала у нас социальную психологию. И у нас с Женькой даже случился с ней небольшой конфликт.
– Правда? – не смог скрыть удивления Нырков.
– Да, – подтвердила я. – Я даже чуть из университета не вылетела из-за нее.
– Бельская – страшный человек, – поддержала меня подруга и со злостью в голосе продолжила: – А теперь она и вовсе, наверное, превратилась в чудовище. Это страшно, когда неудовлетворенная старая дева направляет свой основной инстинкт на власть и обожание диктатора.
– Ну это ты загнула, дорогая, – попытался смягчить жену Павел. – Но с другой стороны, именно она стала инициатором нового Указа, который готовит сейчас Высший Совет Десяти. И, по моим сведениям, ГГ уже одобрил его основные положения.
– А что это за указ, Паша? – я недоуменно уставилась на друга.
– О, Женечка, это указ всем указам Указ. Он окончательно превратит нашу примитивную деградирующую систему социального устройства во вполне ясную формацию, название которой – неофеодализм.
– Ты, наверное, шутишь, Пашка.
– Да, какие тут могут быть шутки, милая, – иронично улыбнулся Гольский. – По новому указу будет введен комендантский час для Низших и Лишних. Им запретят посещение увеселительных мероприятий. А еще им будет отказано в праве на выезд не только за пределы страны, но и в другие города своей же губернии. Им будет вообще запрещено покидать места своего проживания или прописки. Это положение Указа коснется и нас, Средних. Нам придется запрашивать разрешение на поездку в другой город или поселок у Специальной Комиссии по Передвижению Граждан (СКПГ). А если мы пожелаем эмигрировать, то придется заплатить огромные деньги, чтобы покинуть родину навсегда. То есть произойдет фактическое закрепление и привязка людей к месту жительства на законодательном уровне. Разве это не закрепощение людей? Но даже не это главное. Главное – это то, что будет узаконена покупка и продажа Послушников, независимо от их пола и возраста. Со временим планируется ввести разрешение на продажу Послушников и за пределы Элитарии. По-моему, это очевидные признаки феодализма нового времени. Уверен, что уже в скором будущем во главе губерний встанут дети и внуки ГГ. И нас ожидает период их грызни, борьбы за власть и за лучшие земли и губернии. Ты можешь себе представить, какой хаос и бардак здесь начнется?
– Так поэтому вы…
– Да, именно этот Указ стал последней каплей, переполнившей чашу терпения народа, – живо прервал меня Павел. – И именно поэтому мы не будем переносить свою акцию на более поздний срок. Нам важно выступить до выхода этого беспрецедентного документа в свет.
– Но мировая общественность этого не допустит! – вскричала я.
– Мировая общественность? – строго спросил Павел, и его лицо вмиг посуровело. – А где были мировая общественность и правозащитники, когда на протяжении долгих лет диктатор творил здесь все что хотел?
– Но санкции…
– Женя, ты и вправду такая наивная, или только притворяешься? – недоверчиво прищурился Нырков. – Ну ввели санкции, ну и что? Как жили Высшие в своих особняках, так и живут. Как носили их жены бриллианты, так и носят.
Я почувствовала, как Нырков начал злиться. Он вытащил из кармана брюк сигареты и нервно закурил.
– Но их нигде не принимают… за границей, – я по-прежнему с каким-то ослиным упрямством пыталась настаивать на своем.
– И что? – спросил Гольский и с взволнованно заговорил: – Им твои санкции и заграницы до одного места. Во-первых, на их детей эти запреты не распространяются. Почти все отпрыски Высших, занимающих высшие государственные посты, благополучно учатся в престижных вузах Европы и Америки. А во-вторых, они построили себе Среднеземноморской курорт под куполом. Будешь в столице, съезди в «Оазис Парк» и посмотри, как они там отдыхают и развлекаются. Так на хрен им твои курорты и заграницы? ГГ вообще никогда не покидает свою резиденцию в «Грачах-1» и считает, что и другим не обязательно куда-то выезжать. Император Иконии как снабжал ГГ нефтью, так и снабжает, как давал деньги в долг, так и продолжает давать. На военных базах, оставшихся после двухлетней иконийской «Мягкой оккупации», как служили их вояки, так и служат. И наши мальчики, по первому требованию Императора Иконии в любой момент могут стать пушечным мясом в его бесконечной гонке за геополитическим лидерством. И не забудь, что именно Икония поставляет Высшим весь импортный ширпотреб, технику, мебель и все остальное. Так чего им еще желать? А?
Гольский замолчал, пытаясь унять охватившее его волнение и дрожь в руках. Его жесткие слова словно наотмашь хлестали меня по щекам. Я почувствовала, как краска заливает мое лицо и как оно начинает гореть. В эту минуту мои собственные переживания казались мне такими ничтожными и жалкими, что мне захотелось попросить у Павла прощения за весь мир, игнорирующий проблемы этих по своей сути добрых, отзывчивых и беззащитных людей.
– А ты задумывалась, Женя, – подхватила слова мужа Мара, – почему наш Неверск теперь называется Солнечногорск? И почему Послушники трудятся за миску баланды, а львиная доля зарплат Средних и Низших уходит на налоги, коммуналку и оплату прихотей ГГ и его семьи? Почему многие живут в землянках? И почему мы ходим, согнувшись в три погибели и свесив головы?
– Потому что вы трусы! Вы не боретесь! – сопротивляясь напору друзей, жестко ответила я, гладя Маре прямо в глаза. – Потому что вы боитесь собственной тени! Страх парализовал вас!
– Неправда! Мы боролись и боремся. И ты напрасно обвиняешь нас в трусости. Мы делаем все, что в наших силах, несмотря на ситуацию в стране, – отчеканивая каждое слово, твердо сказал Гольский. Он
