подешевела, да и сам процесс ускорился. ГГ когда-то купил в Эмиратах для своей «Теслы» какое-то приспособление, позволяющее быстро заправляться. Потом дал команду министру автомобилестроения изучить прибор и оснастить им наши «Элли».
– А платить, когда будешь?
– Уже все оплачено. Существует среднемесячная норма и тариф заправки «Элли». Мы делаем предоплату, а потом выбираем обязательное количество электроэнергии согласно норме.
– А если кто-то не выбирает эту норму?
– А кого это волнует? Главное, чтобы платеж был сделан в срок. Мы до сих пор выплачиваем кредиты, взятые у Иконии на строительство АЭС. И никто не знает сколько лет мы еще будем жить в нищете, чтобы рассчитаться со всеми долгами и кредитами, взятыми у Императора Иконии.
– В тот год, когда я уезжала говорили о двадцати миллиардах долларов.
– Возможно. Я уже не помню этого. Одно знаю: очень давно эти долги просто перестали считать. И информация о том на что страна берет деньги и как их тратит ГГ и ВСД (Высший Совет Десяти) стала закрытой для общественности. Так что мы не в курсе реального положения дел в экономике. Нас оградили от этого.
– Но почему?
– А, чтобы мы спокойнее спали и не лезли куда не следует, – горько улыбнулась Мара и взглянула на панель управления. – Все. Миссия выполнена успешно.
Я молча наблюдала как Гольская вытащила шланг из розетки и вернула его на место. У меня, в который раз появилось ощущение, что Мара хорошо осведомлена о происходящем в стране. И не было сомнений в том, что она знает о деятельности Павла и его друзей. Более того, она его помощница и единомышленница. По какой-то, только ей известной причине, подруга рассказывает мне не обо всем. Возможно, не вполне мне доверяет, а может быть просто щадит меня и мою нервную систему, подавая информацию дозированно, небольшими фрагментами.
Мы миновали центр города и въехали в большой спальный район, заселенный в основном работягами и простыми служащими. На языке современных реалий Элитарии – Средними и Низшими. Сейчас, когда-то шумный и находящийся в постоянном движении микрорайон, напоминал заброшенную деревню. Редкие прохожие, отсутствие детей и стариков, грязные обшарпанные девятиэтажки и «Элли», беспризорно стоящие во дворах. Конечно, сейчас утро и все давно разъехались по своим рабочим местам, но ощущение пустоты и отсутствия жизни преследовало меня на всем пути к Вознесенскому кладбищу.
(«Там, наверное, веселее. Хоть бы собака бездомная пробежала или кошка»).
Я попыталась сбросить с себя подступающую хандру и повернувшись к подруге сказала:
– Гольская, а я ведь не купила цветы. Надо куда-нибудь заехать…
– Не переживай, Женя, – перебила меня Мара, – эту проблему мы разрешим на месте. И мы уже подъезжаем.
– Да, вижу, – отозвалась я и вновь поразилась переменам произошедшим и здесь.
19.
Раньше Вознесенское кладбище, расположившееся на высоком холме и огороженное невысоким железным забором, хорошо просматривалось с дороги. Теперь же оно было скрыто высокой бетонной стеной.
Мара заехала на пустующую стоянку. Мы вышли из машины и направились в сторону широких глухих металлических ворот.
– Здесь почему-то закрыто, – разочарованно проговорила я.
– Не волнуйся. В воротах есть калитка. Она никогда не запирается.
Мара, как всегда, оказалась права. Калитка была чуть приоткрыта, а недалеко от нее на перевернутом ведре сидела растрепанная неопрятная старуха. У ног женщины стояли корзины со свежими садовыми и полевыми цветами. Я очень удивилась, когда узнала в торговке Григорьевну, женщину, продававшую цветы точно на этом же месте еще двадцать с лишним лет назад. Сейчас ей, наверное, было лет шестьдесят пять. За эти долгие годы Григорьевна разрослась вширь, а одутловатое синюшное лицо выдавало в ней запойную алкоголичку со стажем. Казалось, что старуха словно приросла к этому маленькому клочку земли. Она напомнила мне старое дерево, которое вырвать с этого места можно только с корнями, глубоко вросшими в землю.
– Здравствуйте, Григорьевна, – Мара приветливо поздоровалась с торговкой и принялась рассматривать яркие астры, георгины и хризантемы.
– И вам, девки, доброе утро. Если оно, конечно, доброе, – просипела старуха.
– Женя, тебе выбирать, – обратилась ко мне Мара, – мне нравятся вот эти бордовые георгины. А тебе?
– А я хочу полевые. Дайте мне, пожалуйста, вот эти ромашки и эти рудбекии.
– А почему не спрашиваешь, сколько они стоят? – прищурилась торговка.
– А мне без разницы. Сколько скажете, столько и заплачу.
– Хорошо, коли так.
Григорьевна бережно вытащила из корзины приглянувшиеся мне цветы и пробурчала:
– Дай, сколько можешь. У меня тарифов нет.
– Спасибо, – поблагодарила я и протянула старухе десять талеров.
– Много, – строго констатировала торговка. – Пяти будет достаточно.
– Как хотите, – не стала спорить я и подала женщине пятерку.
– Не горюйте там, девки. Скоро все там будем. Там хорошо.
Григорьевна молниеносно выхватила купюру из моих рук и принялась шарить по карманам своей необъятной грязной куртки в поисках кошелька. А мы с Марой направились к калитке. Войдя в нее, я остановилась в полной растерянности:
– Марочка, здесь все так изменилось… Боюсь, что не найду быстро место, где…
– Не волнуйся. Я найду. После твоего отъезда, я регулярно приезжаю к твоим. То старую листву соберу, то памятники вымою.
– Спасибо, дорогая, – я искренне обняла подругу и почувствовала, как на глазах наворачиваются слезы.
– Идем, Женечка. И не плачь. Все же хорошо. Даже если бы я и не приезжала сюда, здесь все равно бы все было в полном порядке. Сейчас Послушники следят за кладбищами. Считается, что мы не должны делать эту работу и ухаживать за могилками родных.
– А как же память? Связь поколений?
– У нас отняли и это. Теперь всех кремируют и хоронят людей без привычных обрядов и застолий.
– Почему?
– Потому что на это имеют право только Высшие, – отрезала Мара.
Мы шли по дорожке, покрытой серой тротуарной плиткой. Вокруг было очень тихо. Только шелест листвы и щебетанье птиц нарушало покой давно ушедших из жизни людей. Эта, как мне пояснила Мара, территория старого Вознесенского кладбища уже была закрыта для захоронений. Здесь, как и везде было чисто, аккуратно и даже как-то торжественно. Трава и кустарники аккуратно пострижены. Цветы, принесенные скорбящими родственниками, стояли в специальных высоких вазонах. Ограды и кресты выглядели только что выкрашенными. По пути Мара рассказала мне, что устроиться Главным Смотрителем Кладбища в нынешние времена очень сложно и фактически теперь эта должность передается по наследству. Очередной Декрет ГГ обязал привязать Смотрителей к этой работе навечно, чтобы в местах захоронений всегда был образцовый порядок. А Средние, занимающие эту должность и не возражали. Слишком уж прибыльной и непыльной была эта работа. Простые люди готовы были отдать последние деньги, чтобы
