Дети угомонились, снова тихо засопели, а к Веягору сон не шел. День выдался суматошный: в город он зашел еще на рассвете, на постой вставать не собирался, но купец так упрашивал, что пришлось уступить, – уж очень тому хотелось выпросить у Стрибожьего жреца попутного ветра перед тем, как по Днепру в Византию идти.
Теперь Веягор жалел, что согласился. Овчина под ним пахла чужим потом, собаки не унимались, из-под волока поддувало. Его бы воля, он бы здесь никогда не оказался, но Владыка отправил в паломничество, за какую провинность – неизвестно. Улыбался гаденько: мол, засиделся ты, Веягор, вдали от простых людей. Иди вспомни, зачем Стрибогу служишь. Ему – сыну великого жреца, что князьям помогал половцев от границ отвести, – по городам и весям шастать? Но с Владыкой не поспоришь. Вот и длилось паломничество третий месяц кряду.
Купец долго не возвращался, но лай наконец-то стих. Так и не дождавшись хозяина, Веягор не выдержал, слез с печи. Одетый в длинное льняное платье, он подвязал очелье вкруг кудрявой головы, ощупью закрепил сапоги ремешками и подпоясался широким ремнем с ножнами и полным кошелем подати. На грудь повесил отлитый в серебре бараний рог, с двух сторон крепленный к цепи, – жреческая гордость, отцовское наследство.
Ни свечей, ни лучины купец не оставил, так что Веягор продвигался медленно, чуть не запнулся об ухват, нащупал в темноте стол, крытый льняной скатертью, коленом стукнулся о лавку, но добрался до сеней. Распахнул дверь во двор, пустил внутрь тусклый лунный свет и снял с гвоздя налучье с полным колчаном. Закрепил отдельным ремешком на поясе, накинул тетиву: когда сердце жреца тревожится, лучше его послушать.
Купца нигде не было видно.
С плохим предчувствием Веягор вышел на высокое крыльцо, спустился мимо подклети по лесенке над сложенными внизу дровами и двинулся через двор, нашептывая молитву. И чего полез, сидел бы в доме – так ведь нет, натура такая, как говаривал отец. А ну как явились тати, убили купца и теперь в дом полезут, к детям? Поднялся ветер, затрепал подол платья. Под ногу попалось что-то, впотьмах не разобрать. Веягор наклонился и поднял подсвечник из травы.
Над головой просвистела стрела. Жрец упал плашмя, но вторая стрела тут же пригвоздила его рукав к земле. Это что же за глаза у стрелка – в такой тьме мишень разглядеть? Или… Веягор похолодел. Или стрелы у него заговоренные. Правда, явно не все: на все дыхания не хватит, уж Веягор-то знал. Как и то, что пришел по его душу не тать и не разбойник, а другой Стрибожий жрец.
Краем глаза Веягор заметил тень, в лунном свете шевельнувшуюся у конька на амбаре. Вскочил, выхватил лук и выстрелил, но тень уже съехала ниже по скату и скрылась из вида.
Веягор ринулся к дому, но очередной выстрел разорвал ему платье на плече. Пришлось нырнуть под крыльцо: места рядом с поленницей едва хватило, зато с дальнего расстояния его теперь было не достать. В тишине каждый шаг стрелка по дранке слышался отчетливо. Скрип-скрип, глухой стук.
Тишина. Затаился.
Веягор тихо посвистел – и вновь зашептал молитву над серебряным рогом на груди. Стук, стук, скрип. Уже рядом.
Тень спрыгнула сбоку и теперь едва слышно шелестела травой под подошвами мягких сапог. Веягор повторял слова безостановочно, надеясь только успеть…
Неясыть появилась совершенно бесшумно, обрушилась на стрелка, уронив его прямо перед Веягором, вцепилась когтистыми лапами в лицо. Веягор видел, как барахтается тень в траве, выскочил из укрытия, приблизился вплотную и, не раздумывая, выстрелил лежащему на земле в плечо и следом – повыше колена. Сова взлетела, окропив след в воздухе. Жрец выхватил из ножен на поясе кинжал и приставил острие к шее стрелка.
– Не дергайся, – велел он, – ножичек-то острый.
Стрелок замер. Веягор уперся коленом ему в грудь, продолжая держать клинок под подбородком.
– Кто таков? Почто убить меня вздумал? – рявкнул он.
– Велели, – проблеял стрелок дрожащим голосом. – Не убивай, пощади, Веягор… Мы ведь детьми с тобой вместе росли. Пощади…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Так ты с моего капища? – удивился жрец. – Кто велел? А ну отвечай!
– Как есть, отвечу, только не убивай! Буреглав за тобой послал. Убивать не просил, только рог твой снять… Я бы и не убил, веришь? Стрелы заговорены, но ведь мимо сердца шли!
Веягор чуял тяжелый сладковатый запах крови – должно быть, много ее разлилось из ран стрелка. Эдак он долго не протянет.
– С каких это пор Буреглав за мной жреца послать может? – спросил Веягор.
– С тех пор, как Владыкой стал.
Вот тебе новости! Веягор с досады чуть не проткнул горло жрецу. Три месяца длилось его паломничество, всего-то три месяца, так когда же Буреглав, который из себя никакими умениями не выделялся, вдруг место Владыки занял?
– А с прошлым что стряслось?
– Так ведь умер он. – Стрелок понял, что, пока отвечает, остается жив, и заговорил охотнее: – Хворь одолела, кровью захаркал и в седмицу сгинул. Схоронили его, а дальше сам знаешь – голосовали. Выбрали Буреглава.
– Почему его? – возмутился Веягор. – Почему не меня? Всем же известно, что я – самый сильный жрец после Владыки был. То место мое по праву!
– Подкупил, – подвывая, ответил стрелок. – Многих подкупил, а кого и Владыка на свою сторону сманил. Он ведь не просто так тебя в паломничество отправил, знал, видать, что смерть близится, хотел своего племянника за себя оставить.
Погань какая! Веягор сжал в кулак свободную руку. Значит, всё подстроили вдвоем, всё предусмотрели. Так чего ж Буреглаву теперь надо? Ах да.
– Почто ему рог мой сдался? – спросил Веягор распластанного, воняющего потом жреца.
– Так ведь боится, как есть, боится! – зашептал стрелок. – Что ты в Киев пойдешь, к ведичам, что испытание пред ними выдержишь, – и тогда их слово для него законом будет.
Значит, Буреглав решил, что без рога Веягору не сдюжить? Вот же паскуда! И не разбойника какого нанял, не колдуна, а собственного жреца отправил с заговоренными стрелами. Одного не предусмотрел: пока рог при Веягоре, он один к Стрибогу может взывать, так сказать, напрямки, – и тот непременно услышит.
– Пощади, Веягор, – давясь слезами, взмолился жрец. – Я ведь все тебе рассказал, все, что знал…
Клинок вспорол горло. Стрелок забулькал и быстро затих. Один раз предатель – навсегда предатель. Ну, Буреглав, ну паскуда рыжая, не сносить тебе головы. Посиди пока спокойно в капище, забейся в нору поглубже, я все равно до тебя доберусь! Умолять будешь, да не вымолишь прощения.
За спиной вдруг пролился свет. Веягор обернулся и увидел въезжающих верхом двух всадников с факелами. Поднялся им навстречу, заслонив мертвеца на траве. Один из всадников был, видимо, гриднем – в кольчуге и при ножнах с мечом, а второй – монах в черной рясе с серебряным крестом на груди.
– Доброго здравия! – обратился к Веягору гридь. – Мы – великокняжеские глашатаи, с поручением от великого князя Мстислава.
– И вам не хворать, – настороженно ответил жрец. – Почто явились сюда?
– Да вот какое дело. – Гридь насупленно вглядывался за спину Веягору. – Трое нас было, когда приехали. Ты жреца тут, случаем, не видал?
* * *
– Экая сволота, – протянул гридь, сидя на лавке против Веягора и глядя на него поверх прогорающей лучины. – Не везет нам на жрецов. Первого еще на полпути неведомая хворь сгубила, а этот по дороге сюда встретился, согласился помочь, ну я и обрадовался. Выходит, заслужил он свою погибель.
Веягор кивнул. Плечо у него саднило – стрела оставила глубокую царапину. Да и в груди поднывало: помолиться бы надо за божью помощь.
– До утра тут заночуем, – постановил гридь, глядя на растерянного купца.
Тот сидел поблизости и беспрестанно тер разбитый затылок. Дети, задернув занавески на полатях, ни звука не издали: притворились спящими.
– А может, коли такое дело, ты вместо него с нами пойдешь? – предложил гридь Веягору. – Великий князь велел нам обязательно втроем отправляться.
