Робин. Поэтому он увереннее в себе, а значит, отважнее, он задорен, он не боится рискнуть. Он не будет отгораживаться от новизны. Ему жить веселее. Он быстрее заведет друзей, ему всегда найдется поддержка, даже если мамы и близких нет рядом. И он будет все меньше нуждаться в маме, в родной семье. А это, между прочим, значит, что он будет еще больше им радоваться.
Джон. Почему?
Робин. Когда он вместе с семьей, его не мучит тревога, что он может остаться без нее. Радость ничем не омрачается. Он подготовлен и легче справится с любой переменой, потерей, ударом, его жизнь будет не просто богатой, но будет делаться все богаче, разнообразнее.
Джон. Так. Это «здоровый» полюс. На противоположном ─ мать не способна к здоровому эгоизму. Не способна взять то, в чем нуждается.
Робин. Увы. Поэтому она в нужде. А если она в нужде, как же может быть способна давать? Значит, ребенок будет прежде всего обделен эмоциональной поддержкой. Хуже того, если она в нужде, она будет зависима от ребенка, ей будет необходима его любовь и поддержка. Она уцепится за него, его нельзя будет оторвать от нее. И даже сунув ему мишку, зайку, она совсем по-другому отнесется к происходящему. Как собственница ребенка она не обрадуется, что ватой набитый заяц поглотит все внимание ребенка, оттеснив ее саму. Она готова кричать: «Караул, соперник!»
Джон. Ясно, что зайцу не носить от нее к ребенку послания: «Вот тебе моя рука, а теперь иди!» И, конечно, ребенок не отважится на самостоятельные шаги. Фактически ему будут внушать обратное.
Робин. Именно. Это одна история мытарств на неверном пути. Печальную историю можно рассказать и иначе ─ если мать приучена отказывать себе в потребностях материнства.
Джон. Если спрятала себя этой стороной за «ширму»?
Робин. Да. Она не испытает никакой радости от тяги к ребенку или ребенка ─ к ней. Она попробует подавить эту тягу с обеих сторон и оттолкнуть ребенка, цепляющегося за нее. И, конечно, ее смутит привязанность ребенка к какому-то зайцу набитому, особенно же подрастающего ребенка. Поэтому она, насколько сможет, отобьет у ребенка охоту к подобным играм.
Джон. Значит, в любой из печальных историй заяц доставит ребенку от нездоровой матери зловещее «нет».
Робин. Именно. Но раз ребенок, нуждаясь в материнском одобрении «заячьих игр», символизирующих свободу ─ в конечном счете, дающих свободу и от самой матери ─ слышит «нет», он просто не обретет свободы. Он застрянет при матери, шагу без нее не шагнет.
Джон. Застрянет, потому что не сумеет перебраться из пункта «Мама» в пункт «Все и вся», где для него нашлось бы сколько угодно поддержки.
Робин. Да, так и будет тащиться неверным путем, путаясь под ногами у матери. Или ─ уцепившись еще за какой-то... «костыль».
Джон. Но он все равно не получает необходимого от матери. Значит, даже при ней ему не слишком-то хорошо.
Робин. Именно. Такой ребенок всегда вроде чего-то хочет, чего-то ждет. Но никогда, кажется, не имеет нужного. Поэтому он мало полагается на новый опыт.
Джон. Бедный ребенок не знает, что делать ─ да? Наверное, он не столько приуныл, сколько просто сбит с толку. И... съежился, сам не понимая, почему.
Робин. Его замешательство осложняется реакцией «улицы», ведь очень скоро дети уже не зовут: «Выходи играть!» Кричат совсем другое, особенно, если бедняжка ─ мальчик.
Он чувствует себя совсем потерянным и несчастным, потому что его подталкивают покинуть маму, а он не представляет, как это сделать. Над ним смеются и издеваются за то, что он отстает.
Джон. Будь они с мамой один на один, они бы, по крайней мере, прижались теснее и как-то поддержали друг друга, так обычно, я думаю, случается с девочками, их задевают меньше. Они просто «домоседки», «тихони». А мальчика задразнят «неженкой».
Робин. Это еще усложняет ситуацию для мальчика, потому что желание прижаться ему теперь надо прятать за «ширму» из-за осуждения окружающих.
Джон. Теперь он вынужден отрицать и то, что «застрял»!.. Как же выручить «застрявших»? Как вывести на другую дорогу, по которой можно двигаться раскованнее, увереннее и ─ расти?
Робин. Это совсем не легко. Если семья уже «в пути» ─ неважно, верного пути держится или неверного ─ ей трудно свернуть с него. Хорошо, когда вам свободно шагается, и ваш путь ─ »открыт», но «зажатая» семья не переберется на верный путь без посторонней помощи.
Джон. Друг другу в семье помочь не способны, потому что все там сбились с... «верной» ноги?
Робин. Да. Родители, прежде всего... «подобрались». И дети в этой семье, конечно же, подсознательно усваивают привычки старших. Вся семья замкнулась, боится жизни. Это же семейная «механика». Система.
Джон. Они все не способны к здоровому эгоизму, не способны получить то, в чем нуждаются?
Робин. Именно. Если кто-то из родителей не способен «обеспечить» себя вниманием или любовью, значит, каждый в семье будет «задействован» для того, чтобы снабжать нуждающегося.
Джон. В семье на неверном пути все держатся друг за друга мертвой хваткой.
Робин. Да. Все они ─ »застрявшие». Подобные семьи дают, как правило, случаи, относящиеся ко второй большой группе психических расстройств, продуцируют депрессивные нарушения.
Джон. А первая большая группа?..
Робин. Это заболевания, связанные с непроясненностью «границ». Самые тяжелые тут ─ аутизм и шизофрения.
Джон. Ну, я немного сбился. Дайте-ка уточню направление рассуждений. Мы выяснили, что ребенок может расти, становиться самостоятельным, только если отдалится от мамы. Нормальная, «хорошая» мать отнесется к происходящему с одобрением. Вручит переходный объект ребенку, чтобы «смягчить» отдаление. Благодаря ее положительной реакции на «переходные» игры ребенок почувствует поддержку, делая первые самостоятельные шаги. И тогда, с уверенностью в том, что «не упадет», ребенок выпустит прежнюю опору и двинется к новым. А это значит ─ ребенок на верном пути.
Робин. Пока все правильно.
Джон. Но если мать не способна обеспечить себя необходимым, во-первых, ребенку прежде всего будет недоставать поддержки, а во-вторых, матери будет необходима любовь ребенка, поэтому подсознательно она будет противиться его отдалению и самостоятельности. Может, и даст ребенку зайца, но заяц «не от души» не принесет пользы. Ребенок не получит необходимой уверенности, чтобы выпустить прежнее, схватиться за новое. Он обречен «застрять», он уцепится за мать, будет неспособен к самостоятельности. Окажется на неверном пути, который заведет заблудшего странника в трясину депрессивных нарушений.
Робин. Вордсворт{5} не выразился бы лучше.
Джон. Из меня иногда рвется поэт. Но, скажите на милость, почему «депрессивные нарушения»? Почему не просто «депрессия»?
Печаль и кое-что похуже
Робин. «Простая» депрессия ─ только разновидность депрессивных заболеваний. Их много ─ так называемых «депрессивных эквивалентов», то есть разных случаев, когда депрессия замаскирована и проявляется в скрытой форме.
Джон. Что-то вроде психосоматических нарушений?
Робин. Да, например, есть боль ─ настоящая боль, а физических причин для боли нет. Существует тьма-тьмущая «масок»: «капризный» желудок, алкоголизм, разные фобии, необоснованная обеспокоенность состоянием здоровья...
Джон. И все это ─ скрытые формы депрессии.
Робин. Да. Вникнув, узнаете, что толчком послужило какое-то событие или особенности воспитания в семье, которые обычно ведут к депрессии. Между прочим, лечить эти нарушения невозможно, пока под маской не распознаете депрессию и не разделаетесь с ней.
Джон. Ну и что же такое депрессия, доктор?
Робин. Сначала я должен указать на существеннейшую разницу между депрессией и печалью.
Джон. Разницу?.. Обычно никто ее не замечает.
Робин. А Вы?
Джон. Редко присматриваюсь. Наверное, потому, что, убавив драматизм, скорее скажу: «Я сегодня в депрессухе», чем «Печально на сердце сегодня». Но если серьезно, мне кажется, депрессия ─ это безжизненность внутри, а печаль ─ все же какое-то переживание.
Робин. Давайте задержимся на этом, разница очень важна, мы многое упустим, если будем путать «депрессию» с «печалью». Немного раньше Вы сказали примерно такую фразу: «Человек не может двигаться вперед, не отказавшись от чего-то позади». Иными словами, не пережив утраты. А как мы переживаем утрату? Уход любимого человека, смерть кого-то из близких, потерю работы?
