накинутый на орудие главного калибра. Скандал прошлой зимой на учениях получился грандиозный, не меньший, чем с тугими взрывателями, из-за плохого срабатывания коих почтеннейшему конструктору артиллерии генералу Бринку императором была обещана карьера барона Мюнхгаузена[39].
Практическая эскадра, впервые вышедшая на стрельбы в присутствии монарха в феврале 1901 года, оказалась полностью небоеготова. Парусина, традиционный материал при изготовлении чехлов для орудий еще со времен Ушакова, пропускала в стволы водяную пыль, превращающуюся на февральском морозе в непроходимую для снаряда наледь. Хорошо, что узрели это еще при заряжании, а то беды не миновать. Наказание император изобрел весьма своеобразное. Капитанов и главартов усадил за учебные парты, а приглашенные химики и технологи текстильной промышленности целую неделю читали лекции о водоотталкивающих свойствах различных материалов, о коэффициентах гигроскопического расширения и сжатия, с акцентом на правила хранения коррозирующих и взрывоопасных материалов в условиях повышенной влажности.
Пытавшиеся увиливать от повышения квалификации были неприятно удивлены экзаменом после окончания лекций и сообщением, что следующее жалованье будет начислено только после сдачи оного. Роптавшие и возмущавшиеся безжалостно отправлялись в отставку без прошения. «Не желающим учиться могу предложить место швейцара!» – безапелляционно заявил император и пообещал увольнять не только противников повышения своего образовательного тезауруса, но и тех, кто за них пытается хлопотать. Теперь орудия эскадры были наглухо закрыты трехслойными брезентовыми чехлами с резиновыми уплотнителями. Их надо беречь. Нерасстрелянные стволы стремительно становятся дефицитом.
В течение этого года флот стрелял больше, чем за пять предыдущих. Над Кронштадтом канонада не смолкала ни днем, ни ночью. Стрельбы по указанию с дальномерных постов, по внешним ориентирам, по целеуказанию разведочного судна и воздухоплавательного дивизиона. Расстрелянные орудия грузили и увозили на перестволивание, взамен их устанавливали запасные. И канонада продолжалась. Разоружили суда с сомнительной боевой ценностью, почистили заводские склады. А когда листва на деревьях уже готовилась облететь, пришли экспериментальные пушки 9,4 дюйма, или 240 миллиметров в метрической системе. И в это же время начали поступать сведения от военно-морской разведки, организованной совсем недавно. Они легли в основу всех последующих военно-морских эволюций.
Агент «Певец» из завербованных германских штабных офицеров сообщал, что под влиянием адмирала Томсена немецкий военно-морской флот начал эксперименты со стрельбой на большие дистанции ещё в 1895 году. Немцы, убедившись, что такая стрельба осуществима в принципе, немедленно придали своим бортовым пушкам максимально большой угол наводки. Если орудийные башни немцев уже в 1900 году позволяли орудиям поднимать стволы на тридцать градусов, то на британских кораблях угол подъема не превышал тринадцать с половиной, что давало немецким кораблям существенные преимущества. Разразись сегодня война, немецкий флот значительно превзошел бы британский в точности и дальности ведения огня.
Кроме того, агент обращал внимание на увеличение скорострельности немецких корабельных пушек: 280-миллиметровая Брауншвейга делала три выстрела в минуту, 240-миллиметровка Виттельсбаха – четыре. Такие данные намного превышали скорострельность орудий главного калибра британского флота. После получения этой информации было принято окончательное решение о модернизации и унификации десятидюймовок, самых массовых орудий русского военного флота и береговой артиллерии.
Офицеры русской разведки, пообщавшись с моряками из кайзерлихмарине, выяснили, что немцы на учения выделяют намного больше снарядов, чем любой другой флот в мире. Учебные стрельбы по бронированным кораблям-мишеням были у немцев постоянной практикой, тогда как в британском флоте они проходили очень редко. При этом кайзерлихмарине никогда на своих учениях не вел огонь по подвижным целям на дистанции, превышающей 9000 метров. Немцы, как и англичане, считали стрельбу выше этого лимита напрасной потерей пороха и снарядов. Адмиралтейство резко увеличило количество тренировочных стрельб и лимит снарядов с таким расчетом, чтобы уже немцы отставали от русского флота по количественным показателям. Максимальную дистанцию, с которой начиналась пристрелка по целеуказанию судна-разведчика или берегового поста, установили в восемьдесят кабельтовых – на тридцать дальше, чем у кайзерлихмарине.
Японский флот разведка тоже не обходила вниманием. Если материально-технические возможности особого интереса не представляли, поскольку английские корабли более или менее были изучены, то организация службы японского императорского флота была объектом пристального интереса. Агент «Холстомер», являясь работником английской компании «Барр энд Струд» и занимаясь техническим обслуживанием аппаратуры дальномерных постов на японских кораблях, побывав на учениях японского флота, сообщал: «Расчеты по установке прицела и целика выполняются артиллерийским офицером вручную, по таблицам, а затем данные передаются наводчикам орудий по переговорным трубам. Обмен информацией между носовым и кормовым мостиками выполняется посыльным матросом или голосом с помощью рупора. Задающие и принимающие электромеханические циферблаты той же фирмы „Барр энд Струд”, хотя и были установлены на японских броненосцах, на практике, по словам английских военных советников, почти не применяются. В итоге система управления стрельбой в техническом плане ничуть не превосходит ту, что существует в русском флоте, но японские моряки благодаря интенсивным тренировкам научились с ее помощью вести эффективный централизованный огонь с очень высокой скорострельностью».
Как ни странно, британский флот, считающийся самым мощным, на фоне немцев и японцев не выглядел передовым и высокотехнологичным. Агент «Гамлет» сообщал: все данные о дистанциях англичане брали с дальномера Барра и Струда, расположенного на носовом мостике. Но дальше начиналась архаика. Командир корабля выбирал цель, и офицер, определяющий расстояние, передавал пеленг и дистанцию до нее помощнику, который, в свою очередь, передавал их в мегафон на носовую надстройку, и снова по мегафону, в кормовую надстройку. С этих двух пунктов по переговорным трубам приказ передавался на батареи. Когда стрельба становилась более быстрой, матрос на носовом мостике отставлял мегафон, и его заменял проворный юнга с указанной на доске дистанцией. Ни секстантов, ни телескопических прицелов, ни механических телеграфов не использовали. Результаты были ожидаемыми. Как только скорость стрельбы возрастала и грохот выстрелов начинал заглушать крики репетеров, ни у кого уже не было времени обращать внимание на бешеные движения юнги с доской, каждый плутонг вёл свою собственную войну, мало согласовывая её с коллегами и с обитателями рубки.
Эта информация отразилась в планах боевой подготовки морских артиллеристов России усиленным изучением дальномеров, срочной организацией резервированной телефонной связи между дальномерами, рубкой и плутонгами, форсированной разработкой и внедрением отечественной ЦАС, моментально ставшей самой популярной «игрушкой» среди флотской продвинутой молодёжи.
– Степан Осипович, – старший офицер столкнулся с адмиралом у самого мостика, – кают-компания просит!
– Ну раз просит, – улыбнулся в бороду адмирал…
В это же время. Персидский залив
Великий князь Александр Михайлович лёгким кивком головы поприветствовал собравшихся в кают-компании и быстро прошел на свое место, стараясь не потревожить присутствующих.
Кают-компания – особое, самое демократичное место на корабле. Здесь не существует привычной субординации, все члены экипажа обращаются друг к другу не по званиям, а по имени-отчеству, дозволяется курить без разрешения капитана, а сам капитан, «первый
