Вздох ужаса. Ага, сработало.
Студенты на последней парте пускают самолётики, ох, доиграются они у меня сегодня, учинили аэродром…
– Аттила убил своего брата Бледу, и…
Самолётик, пущенный нетвёрдой рукой, летит в голову Борисову, студенты зажимают руками смешки…
– Что упало, то пропало, – кивает Борисов, – да?
Студенты облегчённо хохочут.
– Аттила потребовал от Византии шесть тысяч литр… золота, а не водки, кто там про водку бормочет…
Чего все завозились… а, ну да… урок окончен, всем спасибо.
Кто-то шепчет: всегда пожалуйста. А это ещё что… на кафедру идёт парень, который пустил самолётик, ну-у, мил человек, это вообще верх наглости, вы как хотите, я вам самолётик не отдам…
– Это… – бормочет скороговоркой, – Борис Борисович, простите, пожалуйста.
– Смотреть надо… и вообще шли бы в коридор играться.
– Простите, пожалуйста, я не хотел, это Лёха всё со своими самолётиками…
Борисов хочет добавить известную присказку про прыжки с девятого этажа, не добавляет.
– Простите… не… не убивайте, пожалуйста.
Борисов фыркает.
– Чего ради мне тебя убивать?
– Ну, вы всех…
– Что всех?
– Убиваете…
– Ага, щас, как стемнеет, на улицу выхожу с гранатомётом, и пошё-о-о-ол…
– Нет, ну вы так… историю подкрутите, и…
Борисов сжимает зубы. Вот, блин… вот теперь я тебя, парень, точно… того…
Витёк не верит глазам.
Померещилось.
Нет, не померещилось, так оно и есть, вот он, Борисов, идёт к склону, за которым прошлое, ещё и воротник поднял, думает, так его никто не узнаёт…
И вот как ему объяснять прикажете, не виноват Витёк, не виноват, это Лёха всё, Лёха, с аэродромом своим, трансатлантический самолёт терпит крушение…
Витёк бежит за Борисовым, ну точно в прошлое пошёл…
– Борис Борисович… прошу вас…
– Ну что ещё?
– Не… не убивайте…
– Слушай, делать мне больше нечего, тебя убивать?
– Нет, ну вы же в прошлое пошли…
– И чего? Ты теперь везде следить будешь, куда я пошёл, да? В туалет тоже вместе ходить будем?
– Но вы… не за мной?
– Да вот знаешь, много чести за тобой в прошлое ходить…
Витёк переводит дух. Борисов уходит в прошлое, куда, зачем, зачем…
– Это… как тебя там… Сашок!
Витёк даже не говорит, что он не Сашок, да хоть Варфоломей… хотя нет, Варфоломей не надо, а то устроит Варфоломеевскую ночь…
Оборачивается…
– Это… ты туда в прошлое не ходи… загинешь на хрен.
– Знаю.
– Да не знаю, а серьёзно… не ходи…
– Я, Роберт Дуглас Роттервельд в здравом рассудке и памяти, завещаю…
…на закате своих дней Роттервельд передал своё имущество своим сыновьям…
(запись удалена)
– …а кто такой Борисов?
– Человечек один.
– Нет, я понимаю, что не собака… но… чего ради я должен переписать на него?
– Ну того ради… сыновей своих любите? Дочерей любите?
Роттервельд сжимает кулаки:
– Только попробуйте… – рвёт бумагу, – нет, нет, нет…
– Ну что расшумелись-то… пойдёмте… прошвырнёмся.
– Куда?
– Местечко одно…
– Запатентовать чего?
– Да не говорите… там золота, как дерьма…
– Дерьмо скоро запатентуем.
– Ещё не скоро. Нефть кончится, вот там дотумкают…
Борисов ведёт Роттервельда по городу, куда-то к океану, сейчас бы на пляж, погреться на закатном солнышке, как в медовый месяц, когда это было… Только не на пляж, куда-то не туда ведёт его Борисов, куда-то…
– Я туда не пойду.
– Куда туда?
– Туда – туда. Куда вы меня всё водите, потом кишки наизнанку, и мозги тоже.
– Да нет, не туда… штуку одну покажу… дьявольскую… если поймёте, что к чему, сами править миром будете.
Роттервельд готовится понять. Роттервельд зря, что ли, сколько реинкарнаций по Оксфордам учился, да быть того не может, чтобы не понял…
– Это… с теорией Эйнштейна как-то связано?
– Какой вы догадливый… слушайте, чего вы не мой сын, мой обалдуй по физике выше единицы с минусом получить не может…
– У вас есть сын?
– Будет.
Роттервельд не понимает. Как будет, если по физике уже единицы хватает… в утробе матери, что ли…
– Здесь.
Роттервельд отшатывается от обрыва. Ищет глазами, где кончается обрыв, там, внизу, ничего не видно. Ржавые ограждения, поставленные незнамо когда и кем, надписи на непонятных языках, и интернациональное – череп с костями.
– Бездна, – шепчет Роттервельд.
– Если долго смотреть в бездну, бездна начнёт смотреть в тебя…
– Ницше.
– Ну… о друг, вникай… что полночь говорит, внимай…
Роттервельд смотрит в бездну, которая смотрит в него. Где-то там, бесконечно далеко, темнеют какие-то линии, огни городов, только почему-то кажется, это уже не на земле… Нужно что-то понять, понять бы ещё – что понять, как-то это связано с Эйнштейном, эм-це-квадрат, с прогулками в никуда, не вверх, не вниз, не назад, не вперёд, не влево, не вправо, тогда тоже вот так же солоно во рту, как сейчас, и кровь, кровь из носа, сосуды слабые…
Бездна расступается, несётся навстречу, глотает отчаянный крик…
Борисов пинает Роттервельда, от души, как по футбольному мечу, сам шарахается от края, чтобы не упасть, так и кажется, бездна затянет…
Переводит дух.
Вытаскивает из кармашка завещание: я, Роберт Дуглас Роттервельд…
Бездна молчит.
Между строк…5.3. Дорогие ребята, сегодня мы рассмотрим ещё один уникальный случай в топологии миров: соприкоснулись два времени, одно трёхмерное с множеством событий, другое – одномерное. Как вы уже знаете, дорогие ребята, события на кубическом времени доходят до грани и обрываются в небытие. Но в данном случае одно событие перескочило с кубического конечного времени на линейное бесконечное, продолжило своё существование.
Рассмотрим варианты адаптации события из одного времени к другому времени:
Вариант первый: событие не приживается из-за диссонанса и отмирает.
Вариант второй…
17– Мистер президент…
Президент делает знак, чтобы ему не мешали. Снова смотрит в хитросплетение времён, миров, событий. Он видит, что время, его время, время его мира там, впереди, обрывается в ничто, в небытие. Грань куба заканчивается, и там, за гранью, уже ничего нет.
Мистер президент смотрит на ультиматум, который послал на ту сторону планеты.
Они не ответят. Не согласятся убрать ракеты. Война неизбежна, президент это чувствует.
Война, после которой ничего не будет. Никого и ничего.
На другой стороне земли лысый человечек всматривается в хитросплетение времён и событий. Он тоже видит: события обрываются на грани куба, события, за которыми уже никого и ничего не будет.
Но человечек видит и другое. Здесь. Совсем близко. Совсем рядом. Он видит время – не трёхмерное, как в его мире, а одномерное, оно проходит через его мир и движется дальше…
У этого времени будет – дальше.
Лысый человечек знает, что делать. Он переводит события своего кубического мира на линейное время другого мира.
Снимает телефонную трубку.
– Соедините меня с президентом Соединённых…
XVIIЯ ищу тебя в толпе.
Я ещё не знаю, что ты есть. Я ещё не знаю точно, что я ищу. Но я ищу тебя.
Я выхожу из дома, я перебираю в памяти, сигареты кончились, масло кончилось, что я ещё хотел… что… не помню. Неважно.
Я вышел искать тебя.
Я знаю это.
Я вышел искать тебя.
Я сворачиваю на площадь, я вижу тебя, идущую навстречу, Ёкает сердце, что-то как будто переворачивается внутри – это ты. Ручка у твоей сумки обрывается, и…
И…
И всё.
Дальше в нашем времени ничего нет.
Но есть и другое время.
Время, которое нравится мне гораздо больше.
Я выхожу из дома, перебираю в памяти: сигарет нет, масла нет, я сворачиваю на площадь, вижу тебя, я ещё не знаю, что ты – это ты. Ты роняешь сумку, рассыпаются по площади не то апельсины, не то яблоки, я бросаюсь помогать тебе. Смеёмся. А то давайте я донесу… Да как вы такие сумки таскаете, неужели не помогает никто…
Ты тоже говоришь что-то, про попугая, про – да зачем это вы в костюм упаковались; мы пьём вино, за нас с вами и за чёрт с ними, я обнимаю тебя, ты говоришь: ну что ты, нельзя после первой встречи…
Тётенька в загсе хлопает крыльями, ох, молодёжь, денька два подождать не могут, всё-то им скорей-скорей…
А дальше…
А дальше ничего нет. Время обрывается. Ты не просишь повесить шторочки. Ты не кричишь: ты меня не любишь, я тебя ненавижу; ты не хлопаешь дверями.
Я не звоню тебе через два месяца, не слышу незнакомый голос, а вам Ирочку, а Ирочка…
Глава 16. На мосту
Эт-то что впереди…
Померещилось.
Нет, не померещилось. Там, впереди, мелькает что-то, отрывается от асфальта, поднимается над городом, выше, выше…. Ещё домысливаю какие-нибудь транспортные развязки и иже с ними, когда понимаю.
Мост.
