А ты, Савельев, посиди пока. Ну что, Елисеев, где твои мутные подозреванты? Тащи их, колоть будем поодиночке.
Елисеев кликнул кого-то из своих гэбэшных архангелов, и тот скоро привел подозреваемых, сперва на разбор ввели первого, на первый взгляд ничего мутного. Ну-ка, приколемся, и я рявкнул командным голосом:
– Штейт аувф, – аха, вскочил, попался засланец гребаный, с хрена ли, если ты красноармеец честный, так вскочил бы, это ж условный рефлекс.
– Ну что, сука подзаборная, подстилка канарисовская, будем колоться?
– Я вас не понимаю, я красноармеец Сазонов, 222-й стрелковый полк 49-й СД, попал в плен вчера, у нас закончились патроны. Командиры все погибли, связи с штабом не было, противник нас окружил и предложил сдаться, вот мы и сдались.
– Не трынди, считаю до десяти, признаешься, просто отпустим, не признаешься, расстреляем. Елисеев, а почему, ты его заподозрил-то?
– Да говорит, что он простой красноармеец, а взгляд у него ни черта не взгляд красноармейца, он смотрит минимум как старлей. – Да, действительно, не похоже на взгляд рядового пехотинца, Елисеев молодец.
– Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, да ну на фиг, расстрелять этого абвереныша. Елисеев, как говорил великий комиссар Триканоров, герой Гражданской войны: – Лучше расстрелять десять невиновных, чем отпустить одного шпиёна. Так ведь, Сазонов?
– Да так, но я ни в чем не виноват, товарищ командир.
– Точно, тогда процитируй высказывание Триканорова[128], комиссара Первой конной, докажи, что ты точно наш.
– Лучше расстрелять десять невиновных, чем отпустить одного шпиона.
– Слушай ты, Курт, Вилли или Улли, я точно знаю, что ты немец, я точно знаю, что ты из Абвера, даже больше того, я знаю, что ты ищешь какого-то нашего важного генерала, который тут в окружении находится, так? Ведь никакого Триканорова нет и не было никогда, а ты повелся на развод, потому что не наш ты, был бы нашим, сразу сказал бы, что за галиматья про Триканорова. Так что давай колись, немчура!
– Да, если вы поможете мне с информацией о генерале и сложите оружие, то я буду ходатайствовать перед Вермахтом о вашем почетном плене и выделении вам земель с работниками из недавно освобожденных земель.
– А хрен тебе, Елисеев, лучше этого унтерменша суперменша повесить, причем за яйца.
– Господин командир, вы не имеете права, я же военнопленный.
– А попутного хрена в горбатую спину не хочешь? Наше подразделение в плен не берет, наш принцип: хороший гитлеровец – гниющий гитлеровец. Да и в плен ты попал в форме РККА, значит, ты не пленный, а просто предатель наш.
– Все, давайте следующего гитлерюгу. – Лже-Сазонов начал упираться, что-то там говорить о рейхе, о высокодостопочтенноуважаемом адольфике, но приклад «ППШ» в солнечное сплетение отбил приступ недержания речи, да и гэбисты-особисты как-то талантливо вытолкали его, взамен ввели другого.
– Боец, какого дрына не представляешься, ты что, субординацию в реке утопил? Или в Абвере отобрали?
– Красноармеец 15-го стрелкового полка семьдесят пятой стрелковой дивизии РККА, Маленков Сергей.
– Вот его красноармейская книжка, – протянул мне документ Елисеев, – обрати внимание, сам он вроде и помятый и грязноватый, а документик новый. Это мне и показалось мутным, потому и задержали для обстоятельной проверки.
– Ну, Маленков, в каком году родился Ленин?
– В 1870-м, в городе Симбирске, в семье инспектора народных училищ Ильи Ульянова.
Провоцирую и этого, вскакиваю и кричу, выкинув руку в нацистском приветствии:
– Хайль Гитлер!
Тот успевает вскочить, выкидывая руку в ответном «хайльгитлере», но понимает, что прокололся, и садится снова на место.
– Ну что, дойче швайне, попался?
– Я не немец, я латыш, признаю, что попался.
– Твои ошибки: слишком чистая и немятая красноармейская книжка, в Абвере научили биографию Ленина лучше, чем знают наши красноармейцы, ну и твой «хайль гитлер» тоже попадалово.
– Не могу ли я как-то выкупить свою жизнь, товарищ командир?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Раз тебя так хорошо учили в Абвере, скажи один из главных девизов большевиков?
– Кто не работает, тот не ест? Или: мир хижинам, война дворцам?
– Кто не с нами, тот против нас, а кто против нас, тот враг, и того убиваем и мучаем нещадно, как собаку Павлова. Так вот, пристрели немца, того, что раскололи до тебя, и будешь воевать с нами, за свободную советскую Латвию.
– Я согласен.
– Еще бы, ну, пошли, Елисеев, пошли перевербовывать эксагента Абвера.
Я, Елисеев и лже-Маленков повели лже-Сазонова на расстрел, выйдя из расположения, прошли еще километр, и я, загнав патрон в ствол парабела, вытянул из него магазин, затем кивнул Елисееву. Тот, передернув затвор «ППШ», взял под прицел обоих засланцев. После этого я протянул пистоль латышу-плохишу.
– На, и докажи, что ты с нами, или сдохнете вместе.
Латыш-плохиш выхватил пистоль у меня из рук, бабах, и одним агентом Абвера в лесу стало меньше, плохиш выстрелил неизвестному немцу в лоб, вышибив арийские, высшей расы, мозги на хрен.
– А теперь, господин из Риги, скажи три причины, по которым мы не должны тебя убить?
– Первая, я хорошо знаю немецкий язык.
– Наплевать, у нас четверо знают немецкий как родной, и нам их хватает, – преувеличил я в два раза количество немецкогундящих, ведь я из Ферганской долины, у нас очень долго торгуются даже из-за носков. А тут торг идет на прибалтийскую жизнь, лицо прибалтийской национальности, лицо, приравненное к истинно арийским харям.
– Я хорошо знаю взрывное дело, это вторая причина.
– Стопиццот раз накласть, у нас взвод саперов. И вообще твои бранденбургские навыки мне до фени.
– Могу водить все виды авто, и даже танки, как танки РККА, так и Вермахта.
– У тя сегодня неудачный день, наверно, менопауза у тя началась, у нас взвод танкистов на три танка, на хер мне еще один? Слышь, ты, Вайкуле или Пельш ты абверовский, я честно не вижу ни одной причины не мочить тебя. Чувствую, убив тебя, я увеличу мартиролог[129] страдальцев за независимость Латвии.
– Да я согласен делать что угодно, только оставьте живым.
– Ладно, пока будешь у меня спецпереводчиком, а там посмотрим.
Мы идем обратно с места расстрела неизвестного засланца, и я спрашиваю у плохолатыша (ну тянет меня, блин, покомиссарствовать):
– Слышь, мастер шпротов, а звать тебя как?
– Артур Круминьш.
– Ответь мне на вопрос: ты пошел в бранденбургеры ради чего? Ради независимости Латвии, так?
– Да, так, я учился с 37-го в Гамбурге, потом вы захватили мою страну, и я уже не смог бы адвокатствовать, как мечтал, вот и пошел ради освобождения родины.
– И что даст независимость Латвии?
– Как что? Жить станет лучше!
– Кому именно?
– Как кому, всем нам, латышам.
– А ты уверен?
– Да.
– Первый кол в спину твоей мечте, с чего вы, умники, решили, что немцы дали бы вам независимость? Хрена они собачьего вам дадут, догонят, обгонят и иСЧо надают, Латвия да и вся Прибалтика теперь исконно немецкая земля, Остланд называется. И, значит, вопрос, чем вам немцы лучше СССР?
– Так они цивилизованная европейская нация, а не ваши жидо-большевистские азиатские орды.
– Ты еще татаро-монголов, гуннов и варваров добавь, спой Геббельсиную песню. Насчет азиатов, увы и ах, но вы, европейцы, особенно вы, прибалты, еще прямыми дикарями были, частично крещенными насильно псами рыцарями даже в двенадцатом веке. Когда тевтонцы гоняли вас по лесам и болотам[130], а один из ваших братских народов – пруссов уничтожили под корень, в Азии уже давно тогда процветали науки[131], трактат о медицине, в основе которого лежит современная медицина Абу Али ибн Сины, уже в десятый раз был переиздан даже в формате покет-сайз[132]. Ал-Хоразми написал уже «Ал Жабр аль Мукамбала», ну от слов аль жабр и пошла алгебра[133], а от Ал-Хорезми – алгоритм. А Бируни уже создал свой полуглобус, я уж молчу про Сунь Цзы, Конфуция, Манихея, Хайяма и сотни других великих азиатов. Да и Западная Европа мыть руки перед едой[134] (и вообще умываться) и есть не копытами, а ложками и другими приспособлениями, научилась, опять же, у «тупых» азиатов, во время Крестовых походов, а прибалты гордые и еще позже. Так что азиаты – это не западло.
