уверен, что он своего добьется».
«А вот тот?» «Это глупец».«Нельзя ли пояснее?» «Глупец, который изобрел машину для подделки кредитных билетов — дрянную машину, обладающую кучей недостатков».«А третий, в ливрее, который играет на виолончели?» «Он здесь ненадолго. Быть может, сегодня вечером или завтра утром его отправят в приют, для умолишен-ных, потому что его дело — пустяковое».«А твое?» «Мое еще незначительнее».
Сам же он сидел в халате за маленьким столиком и чертил геометрические фигуры, ни на кого не обращая внимания. Он работал так же спокойно, как если бы был у себя дома. Потом всех его тюремных сожителей увели и мы остались одни. «И что ты здесь делаешь?» «Работаю, как видишь».«Кто тебя сюда засадил?» «Я сам». «Ты сам?» «Вот именно». «Как же ты это сделал?» «Так же, как сделал бы с другим. Я затеял тяжбу против самого себя. Выиграл ее и, в силу решения, состаявшегося не в мою пользу, а также последовавшего за ним постановления, меня взяли и отвели сюда».«Да ты с ума спятил».«Ничего подобного. Я рассказываю тебе все так, как оно есть». «А ты не можешь затеять против самого себя другую тяжбу? Выиграть ее и, в силу нового решения и постановления, выйти на свободу?» «Нет».
Калиостро слушал Рето де Виллета, наморщив лоб.
— Что это за чушь? — непонимающе спросил он. — Как можно затеять судебный процесс против самого себя и добиться, чтобы тебя посадили в тюрьму?
— Все очень просто, — пояснил Рето. — У Жансона была хорошенькая служанка, которая служила ему его половиной гораздо чаще, чем его законная половина. Это неравное распределение нарушило семейный мир. Жансона не пугали никакие скандалы, ему было трудно досадить. Но все же он решил покинуть жену и поселиться со служанкой. Все его имущество состояло из кое-какой мебели, домашней утвари и его собственных рисунков. А потому, он решил обобрать жену до гола, чтобы не уходить из дому с пустыми руками. Вот что он задумал. Жансон решил выдать служанке векселя, чтобы она предъявила их к взысканию и добилась описи и продажи его вещей. Тогда бы они из его квартиры на мосту Сен-Мишель перекочевали в тот день, где они собирались обосноваться со своей возлюбленной. В восторге от своей идеи, он выписал векселя, подал их к взысканию, нанял двух поверенных и бегал от одного к другому, преследуя самого себя с превеликим рвением. Он прекрасно нападал и слабо защищался. И что же в результате? В результате его приговорили к уплате долга со всеми законными последствиями. Он уже мысленно завладел всем, что было у него в доме, но дело обернулось иначе. Служанка оказалась самой, что ни на есть хитрейшей мерзавкой, вроде графини де ла Мотт. От нее требовалось только одно — описать мебель и прочее домашнее имущество, которое принадлежали жене господина Жансона, а она, не остановившись на достигнутом, взялась за него самого. Добилась его ареста и заключения в тюрьму. Причем, для этого ей не понадобилось делать ничего сверхъестественного. Этот бедняга сам все сделал против себя. Так что, сколь же странными тебе, Джузеппе, не показались те загадочные ответы, которые он мне давал в тюрьме, они, тем не менее, были правдивы.
Калиостро, который было развеселился, снова упал духом. Очевидно, рассказ о печальном финале господина де Жансона, слишком явно напоминавшем итальянцу его собственную историю, не принес ему особой радости.
— И что же, этот бедняга до сих пор сидит в тюрьме?
Рето пожал плечами.
— Не знаю. Я уже давно не получал от него никаких известий. Думаю, что у него вряд ли есть шанс выбраться оттуда.
Калиостро помрачнел еще больше и, задумчиво глядя на дно кружки, произнес:
— Не смешно. Рето, прошу тебя, больше не рассказывай мне об этих мерзавках. Я больше не желаю иметь дело с женщинами.
Де Виллет пожал плечами.
— Ну хорошо. В таком случае, могу рассказать тебе про моего хозяина, господина Робеспьера. Тоже, между прочим, весьма занятный человек. Если за то время, которое я живу на этой земле, я научился хоть немного разбираться в людях, то думаю, что, улыбнись господину Робеспьеру фортуна, он далеко пойдет…
Беседа Калиостро с Рето де Виллетом была прервана появлением в номере итальянца его преданного и немногословного слуги. Последние дни он неотлучно дежурил возле дома графини де ла Мотт, наблюдая за тем, что там происходит.
— Граф де ла Мотт вернулся, — сообщил он.
— Как он выглядит? — спросил Калиостро. — Граф де ла Мотт относится к той категории людей, по внешнему виду которых легко определить, как у них идут дела, — пояснил итальянец Рето де Виллету.
— Он весел, — ответил слуга.
— Весел? — переспросил Калиостро. — Значит, нам с тобой, Рето, нужно в ближайшие дни ожидать известий от графини де ла Мотт, если она, конечно, намерена сдержать свое слово.
— А если не намерена?
— Тогда я просто убью ее.
— Может быть, не стоит так сразу? — миролюбиво сказал Рето. — Кстати, у меня есть кое — какие мысли по этому поводу. Не дождаться ли нам возвращения кардинала из его путешествия и рассказать ему о том, что графиня — мошенница?
Калиостро хмуро покачал головой.
— Я уже думал над этим. Пока мы ничего не можем сделать. Но если она не отдаст мне мою долю — клянусь, я убью ее. Она обманула меня, и не один раз, а дважды. Еще никому не удавалось обманывать меня два раза подряд. Во-первых, она обещала довольствоваться комиссионными кардинала и той суммой, которую я выделю ей сам. Кроме этого, мы собирались вместе уехать из Франции. А что в результате? Нет, я этого так не оставлю. Она еще пожалеет о том, что так обошлась со мной. Между прочим, я, кажется, по-настоящему был влюблен в нее. Какой идиот, какой глупец.
Герцогиня д'Айен-Ноайль по-прежнему оставалась первой статс-дамой ее королевского величества Марии-Антуанетты Французской. Однако, это была лишь формальная сторона дела. Фактически, дела по ведению канцелярии королевы перешли в руки графини Констанции де Бодуэн.
И это нельзя боло назвать дворцовым переворотом, потому что Констанция никого не смещала и не свергала. Молодость и энергичность позволяли ей без особого ущерба для себя выполнять широкий круг обязанностей и при этом успевать везде и повсюду. Она вела жизнь не просто придворной дамы, а доверенного лица королевы.
Мария-Антуанетта дала Констанции самостоятельно давать ответы на письма, приходящие на имя королевы, разбираться с жалобами и т. д. Констанция по-прежнему занималась драгоценностями для королевы, а потому ее часто могли видеть в ювелирных мастерских Парижа.
Однажды, в
