«Приходите ко мне сегодня ночью...»
Что он может предложить ей? Несколько ночей? Руку и сердце? Любит ли он ее? Теодор не знал. Его чувство к Марго было ясным и простым, как весенний цветок, но Камилла – о, это совсем другое дело! Госпожа де Ларди напоминала ему старого боевого генерала. И вместе с тем она была настоящей женщиной – нежной, верной. Если то мучительное чувство, что возникало у Теодора, когда он думал о Камилле, и есть любовь... Что он мог предложить этому медному ангелу?
Она не пойдет замуж за бедного дворянина с юга, за собственного начальника охраны.
Пусть он дворянин, но у него нет земли, нет денег, да и громкого титула тоже нет, и никогда не будет. Теодор ничего не может предложить, кроме себя. Правда, насколько он успел узнать Камиллу, большее ей вряд ли требуется... Но имеет ли он право предлагать ей замужество, если сам не уверен в своей любви? Влюбленность – дело другое. Но нельзя строить всю жизнь на внезапно вспыхнувшем и наполовину больном чувстве.
В любом случае, сегодня ночью все прояснится.
Часы в гостиной пробили двенадцать; их звон далеко разнесся по притихшему дому. Время смены караула. Теодор медленно прошел по переходам и лестницам, проверяя, все ли в порядке. Все были на своих местах. У главной лестницы зевал Фабьен: этот паренек нравился Теодору, из него мог выйти толк. Младшему брату Виллеру сейчас, кажется, столько же, сколько Фабьену, – двадцать два. Теодор забыл, что такое иметь семью, и привык создавать ее из тех людей, что были поблизости. Вот и сейчас сельский паренек казался кем-то вроде брата... Впрочем, для него Теодор – лишь суровый начальник.
Арман Жюре, ответственный за ночное дежурство, меланхолично резался в кости с двумя слугами Камиллы. Теодор не стал им мешать и поднялся в свою спальню. Ополоснул лицо холодной водой, скинул камзол, собрался отцепить шпагу – потом помедлил и все-таки не снял. Кинжал тоже остался при шевалье: привычка стала сильнее его.
Он взял рогатый подсвечник с пятью свечами, тихо затворил дверь и бесшумно двинулся к комнате Камиллы – сегодня охранять хозяйку будет он сам. Виллеру знал теперь замок как свои пять пальцев – на левой руке, разумеется, – и мог бы пройти по нему с закрытыми глазами, и все-таки его путь был долгим. Некоторое время Теодор постоял перед дверью, потом постучал. Никакого ответа. Он помедлил еще мгновение, нажал на дверную ручку и вошел.
Потрескивали поленья в камине, растопленном, несмотря на теплый день: ночи по-прежнему были холодными. Камилла, с распущенными волосами, сидела в кресле у огня, уронив на колени книгу, которую читала. Она так и уснула, и на сей раз ей снился хороший сон, Теодор знал. Он улыбнулся, осторожно поставил подсвечник на маленький столик у дверей, отцепил все-таки шпагу, чтоб не звякнула, подошел и, склонившись, заглянул Камилле в лицо. Он отвел упавшую ей на глаза прядь, но женщина не проснулась: усталость взяла свое. Так засыпают солдаты после боя. Виллеру вынул книгу из ее безвольной руки, отложил на столик. Можно подождать, пока она проснется, а можно устроить ее поудобнее. Осторожно, стараясь не разбудить, Теодор поднял Камиллу на руки и отнес на кровать. Госпожа де Ларди предприняла попытку свернуться клубочком, что было достаточно неудобно, в тяжелом-то платье. Виллеру снял сапоги, тоже улегся на кровать; Камилла немедленно уютно устроилась у него под боком, положив голову ему на плечо. У Теодора сна не было ни в одном глазу. Он лежал, держал в своих объятиях удивительную женщину и смотрел, как оплывают свечи.
Виллеру не знал, любит ли он Камиллу, он сам себя не мог понять. Он угадывал ее желания, ее движения, ему нравилось, как она говорит и как она язвит. Он думал о ней постоянно. Перепалки с ней позволяли не расслабляться, но говорить в гостиной за чашечкой чая – это одно, а стать ей больше чем собеседником – другое.
Теодор всегда очень ответственно относился к своим привязанностям. Если он делал шаг навстречу женщине, или она делала шаг навстречу ему – значит, он готов был отдать за нее жизнь, не задумываясь. Ей принадлежало его сердце и его время, ей принадлежал он весь. Он брал на себя полную ответственность за нее. А сейчас – непонятная то ли любовь, то ли тоска, заполняющая его душу, тянущая, не дающая вздохнуть.
Виллеру осторожно поцеловал Камиллу в лоб; та глубоко вздохнула и еще крепче прижалась к нему. Медный ангел, посланный ему в награду. За что, за какие деяния, и награда ли это, и может ли любовь быть наградой? Любовь, которая никогда не исчезает без следа, на которой стоит весь мир, которая пронизывает мироздание и из которой соткано поистине все? Любовь, дарующая настоящее бессмертие. Теодору до дрожи в руках хотелось оградить эту женщину от всех мирских забот, защитить ее, сделать ее бессмертной.
И все же он не был уверен, что это та самая любовь.
Теодор провел правой ладонью по мягким волосам Камиллы – надо же, руки еще что-то чувствуют... И тут она проснулась и в упор, как будто и не спала, посмотрела на Виллеру.
– Значит, вы все-таки пришли. – Голос у нее был обворожительно-хриплый после сна.
– Как видите.
– Вижу я вас прекрасно. – Она не спешила отстраняться или делать что-то еще. – Это вы меня уложили так красиво? Чрезвычайно мило.
Ее насмешливый тон удивил Теодора, но через мгновение он все понял: Камилла просто волновалась и изо всех сил старалась этого не показывать.
– Тш-ш, – сказал он и коснулся ее лица. – Не нужно ничего говорить.
– Ты думаешь? – почти шепотом и почти жалобно спросила она.
– Я знаю.
Он переместился так, чтобы можно было поцеловать эту восхитительную женщину.
– Что мы делаем, Камилла?
– Не знаю...
После первого поцелуя она закончила:
– ...Но это чертовски прекрасно, сударь!
Теодору было неудобно расцеплять крючки на ее платье левой рукой, но женщина прекрасно справилась сама, и последний бастион в виде корсета пал.
И стали неважными все слова, все неясности – их можно будет обсудить потом, потому что сейчас... потому что сейчас...
– ...Знаешь, чего мне сейчас хочется?
– Повторить?
– Это само собой разумеется. Выкурить трубку.
Теодор застонал.
– А чаю ты не хочешь?
– Нет, благодарю вас, сударь, вы очень любезны.
– Не за что, сударыня, не за что.
Камилла рассмеялась и положила голову ему на плечо. Теодор нежно перебирал ее волосы.
Он-то думал, что стоит ему прийти – и все станет понятнее. Но нет. Одно он знал точно: образ Марго окончательно ушел в прошлое. С остальным было сложнее. Теодор обнимал Камиллу и думал. О герцоге Энгиенском, об их размолвке и о том, что было бы с ним, с Теодором, если бы этой размолвки не случилось. Виллеру и сам не подозревал, насколько истосковался по привычному образу жизни, для этого потребовалось пожить в непривычном. И теперь больше, чем раньше, ему хотелось вернуться.
