ушедшей клиентки.
Даже, если бы Лера и увидела это, то не обиделась. Мальчик был недалек от истины. Увела ее в другую сторону, силой своей цветущей, бело-розовой красоты, сирень.
И Лера, чтобы не расплакаться, почесала себе переносицу. Этот способ был ей хорошо знаком. И пользоваться им стало уже привычкой.
Золотистая тетрадь,
16 июня 2022
Клёна
Двор был колодезный, темный и мрачный. И свет в него просачивался только из окон квартир. Еще было и мокро. Нудел дождь с утра, настроение у всех было никудышное. Жильцы дома неспешно собирались на общее собрание. Кто вышел с фонариком, кто с собакой, заодно выгулять. Набралось чуть больше десятка человек. Ждали главного по дому, чтобы начать собрание по поводу этих треклятых вечно открытых ворот. Они, эти сломанные ворота, делали двор проходным для всяких подозрительных незнакомцев. А во дворе — машины. Почти каждый хозяин квартиры, он же — хозяин и личного авто, а то и двух. Вообщем, вопрос назрел. Нужно ставить ворота новые, поэтому и собрались.
Хозяином этого “воротного” движения оказался полковник. Он въехал во двор на мощном джипе, и не стал гасить фары, чтобы осветить “плацдарм”. Он так и сказал.
Клёна (производное от Клементины), владелица небольшой квартирки аж на пятом этаже, тоже спустилась, и сейчас старательно уворачивалась от слепящего света фар, скромно зашла за спины скученных людей. То бишь, соседей. Она почти никого здесь уже не знала. Коммуналки старого этого дома в центре города давно были расселены состоятельными людьми. Далекими и неинтересными ей. Машины у неё тоже не было, она скорее вышла подышать свежим вечерним воздухом. Давно она уже не выходила в такое позднее время. Боязно по вечерам, неспокойно, галдит молодежь. Тишины нигде нет. Только страхи от бесконечных салютов, шутих и громких голосов. Одна не погуляешь. Клёна и небо-то видела ночное только из высокого своего окна. В его ограниченность попадала всего одна звезда. И Клёна всегда здоровалась с ней, как со старой знакомой по общей бессоннице. И та в ответ щедро подмигивала, одобряя эту бессонницу.
И сейчас Клена посмотрела вверх, но тяжелыми пластами чернелись на нем тучи. И никаких тебе звезд.
Между тем полковник что-то дельное вещал собранию. Его серая каракулевая папаха в свете фар отдавала фосфористическим фантастическим свечением. Вызывала ужас и некоторое от этого почтение.
Обсуждались какие-то тарифы, фирмы, сколько у кого машин. И прочее, было скучно, и ненужная информация Клёну утомила. Она погладила чью-то собачку в темноте. Та коснулась её теплым приветливым языком. Шелестел дождь умиротворенно, и хотелось какой-нибудь кнопкой, как на пульте, выключить эти все суетные голоса, как в рекламе, убрать звук. Она чуть удивилась тому, насколько она никого здесь не знает. И собаки другие. Раньше был алабай, овчарки, пудель и таксы. Сегодня — маленькие той-терьерчики. Дрожащие на дожде, и уж совсем не собаки. Чужбина в собственном дворе.
И вдруг она услышала, что её позвали по имени. “Клёна, Клёна…” Она даже не сразу поняла, что её зовут. Оглянулась. Старый сосед-художник. Давно не виделись. Он её приобнял за плечи: “Привет”.
Она улыбнулась и отметила, что борода соседа стала совсем седой. И голова тоже. Но не это открытие растревожило Клёну. Она вдруг замерла, захотелось домой. Соседи громко обсуждали сколько будет “в среднем”. В среднем на семью. Начался ор, выяснение правды о наличии автомобилей.
Клёна тихонько отошла в сторонку. Ещё раз погладила незнакомую собачку, и узнав, что итог выбора фирмы разместят на сайте полковника, уныло двинулась домой.
Интернета у неё не было, потому всю тщету этого собрания она оценила сразу. Надо будет оплатить новые ворота — найдут, позвонят в дверь. И она пошла домой.
Налив себе в чашку горячего кофе и сделав тонюсенький бутерброд с сыром, Клена погрузилась в любимое кресло, и неторопливо жуя, она с необыкновенной теплотой вспомнила соседа-художника. Она не могла понять, почему думает о нем вот уже больше часа. Даже телевизор не стала включать для уютного фона. Ей вспомнился его голос, рука на её плече. И эти воспоминания какого-то пустякового мгновения, были потрясением. И она поняла почему.
Он окликнул её по имени. Она впервые за долгие годы услышала имя, произнесенное, обращенное к ней. Дети называют её мамой и никогда — по имени. А других общений нет. Давно нет. Цунами отлива друзей, соседей, знакомых. Никого нет. И как-то это не было замечено. Этот отлив жизни. Слизал всех и всё. Целый её мир. Она и не знала. И не думалось ей о том, как давно никто к ней не обращался по имени.
Это открытие надо было осознать, согласиться с ним. И вынести приговор. Ничего уже не будет.
Она поняла пока только одно, что пойдет на следующее собрание жильцов, хоть со школы не любила и не ходила ни на какие собрания. А теперь пойдет, несмотря на глупый голос (именно глупый голос, полковника, такое тоже бывает), пойдет, чтобы вдруг услышать редкое и прекрасное свое имя — Клёна. Оказывается и в таком пустяке скрываются большие смыслы, которые подвигнут тебя к принятию чужбины этой, и почувствовать себя камешком на песке, который хоть и обнажил отлив, но не унес пока с собой.
И надо будет подключить интернет. Хотя! Собрание — лучше. Оно — живое.
Бестетрадные,
9 декабря 2015
Творчество
Если бы у Аллы Романовны спросили сегодня об образе истинной нищеты — она смогла бы ответить, ни секунды не промедлив — штопание дивана. Ну кто, скажите, в наши дни штопает обивку дивана?
“Что это? Бедность”, — сама себе вслух сказала Алла, разглядывая строгим взором воплощение оной.
Велюровый бежевый привычный диван её оскалился пружиной, которая с ночи выскочила изнутри и разбудила, предательно пырнув в бок. Продырявив при этом и простыню.
Алла Романовна смотрела на эту диванную катастрофу. Правильнее всего было вы вынести диван на помойку и купить новый. Но она себе это позволить не могла. Не было на это денег. Что говорить. Их вообще не было. Но не хотелось думать о тревожном, надо было заняться штопкой.
Она достала коробку с нитками и прочей фурнитурой, разложила это все перед собой и стала приспосабливать к цвету, чтобы не так было заметно. И нитка должна быть крепкой. И подумалось, что откладывать эту унизительную процедуру нельзя. Дыра расползется еще больше. Но работа — долгая и кропотливая. И неожиданно она расплакалась.
Она увидела в полной
