ворота в пещеру сорока разбойников из сказки. Си Ши сидела перед столиком, заваленным свитками, напротив висела карта, по всей стене красовались вышитые гобелены с драконами, фениксами, пагодами, множеством человеческих лиц, были там и батрохи — кажется, это было изображение истории Эрлитоу и Дома в частности. Ещё висели картины и, судя по стоявшим на низенькой тумбочке краскам, туши и кисти в стаканчике, автором их была сама Си Ши. Но картины были какие-то тревожные: там гигантский журавль разрушал лягушачьи города, самурай отрубал голову дракону, огромный незнакомый Хамуцо демон пожирал девушку. И везде эти хмурые тучи… Их наставница рисовала прекрасно, почему она ничего не показывала им?
Хамуцо даже забыла, зачем они пришли, пока Си Ши сама не поспешила к выходу.
Служанки зашли к Эмань, потому что туда побежал Пельмешек. После чего они вылетели оттуда и постучали к Хамуцо и Меркурии. После того, как Хамуцо осознала произошедшее, иного решения ей в голову не пришло. В конце концов это было самое страшное, что она увидела в Тянь-Чжунго…
Си Ши внимательно смотрела в остекленевшие глаза Эмань, держа в руке деревянную жабу.
— Значит, резчик по имени…
— Сяолун, — убитым голосом произнесла Хамуцо. — Разносит наркотики в своей мастерской и в театре.
В голове только одна мысль: вот мёртвая Эмань, вот человек, что отравил её. На Дом падёт тяжесть позора из-за поступка Эмань, а Бирюза будет заперт в тюрьме или, что ещё хуже, казнён… И ведь его будут не расстреливать, нет. Наверное, его повесят… или отрубят голову… А вдруг его будут пытать?! Конечно, его будут пытать, чтобы выйти на производителя, театр закроют, всех его работников тоже будут мучить… И всё из-за того, что она разозлила Эмань… нет, из-за того, что она пыталась её изменить. Ну и из-за того, что она уходила из Дома Мандаринок. Вот и всё. Молодец, Хамуцо, ты разрушила минимум три жизни считая свою. А максимум может идти на десятки человек.
Эмань не реагировала. Когда Хамуцо, ещё до того, как звать Си Ши, взяла её за ворот и начала трясти, крича при этом "Эмань, ты слышишь меня?", то ответом было только "Чё, реально?"
— Нереально, — с отчаянием произнесла тогда Хамуцо. Отчаяние владело ей и сейчас. Ей реально казалась, что Эмань точно теперь умрёт.
— Я могу сбегать за ним! Я знаю, где он живёт, он не даст ей умереть и не навлечёт на нас позора из-за того что…
Си Ши остановила её изящным жестом руки. Она сняла очки с Эмань и теперь пальцами раздвинула ей веки.
— Свечу.
Пузырчатка поднесла свечу к лицу девушки, зрачки у той сузились. Си Ши взяла Эмань за левое запястье и начала считать пульс.
— Она в относительном порядке. Не надо бежать за резчиком днём, тебя будет хорошо видно издали. Если эта дурочка не очнётся, лучше побеги вечером.
Хамуцо от удивления кашлянула. Хотя хотелось упасть в обморок.
— То есть… Простите, госпожа Ши, вы же, наверное, поняли, что мы уходили…
Си Ши устало посмотрела на неё, и девушка заметила, что щёки у наставницы впали, а под глазами залегли тени.
— Я знаю всё с самого начала. И ничего не говорила вам, поскольку раз у вас есть своя голова на плечах, то вы быстро научитесь на собственных ошибках, почему этот мир далеко не такой, как современная вам наша общая родина. Но как я вижу, ваше познание мира зашло слишком далеко. Не потому, что вы идиотки, хотя это так и есть, а из-за того, что мир начинает сходить с ума.
Повисла жутковатая тишина. Служанки испуганно начали цепляться друг за друга. Хамуцо решилась спросить шёпотом:
— Госпожа Ши, скоро всё изменится?
Си Ши на миг нервно улыбнулась, показывая выступающие передние зубы.
— Такамагахара приходит. Но самое страшное, что никто не знает, когда наступит этот день. Но в этот день мы будем обречены.
Воздух точно стал каменным. Дышать стало невозможно.
Только кашель Эмань немного вернул всех к жизни. Она перестала бессмысленно пялиться и закрыла глаза, точно заснула.
Си Ши долго смотрела на неё.
— Думаю, уже ничего страшного не будет. Сделаем вид, что ничего не заметили, авось она прекратит свои истерики. Если же будем настаивать, станет только хуже, а у нас нет времени на проблемы. Уже нет.
Хамуцо безумно радовалась, что у неё крепкая нервная система. К таким эмоциональным скачкам она была не готова. Только собиралась всех хоронить, а тут все живы, ещё и без вины за душой. Си Ши достойна собственной золотой статуэтки, как Будда.
Когда Хамуцо со служанками покинули комнату Эмань и там остались помимо хозяйки только Си Ши и Пельмешек, к наставнице подошла Меркурия.
— Госпожа Ши, извините, мне нужно сказать вам кое-что очень важное.
Си Ши успешно сделала вид, что абсолютно спокойна и ей не хочется кричать.
* * *
— …И, короче, понимаешь, они мне так ничего и не сказали на прощание. И после этого я должна вести себя достойно, чтобы не стать позором семьи? Да я лучше её так опозорю, чтобы столетия спустя о них без смеха не могли бы вспомнить, вот!
Тот самый торговец спиртным из батрохов, которого звали Прыг-Скок и у которого были довольно длинные для своего вида ноги, слегка посинел — это была эмоция сочувствия. Сегодня Эмань беседовала с ним весь вечер, и это было интересно. Он даже показал ей чёрно-белую фотографию своего семейства: Прыг-Скок, его пара Трёхлапка и подрастающие головастики в корыте. Родители Прыг-Скока возражали против его брака с этой женщиной, боясь, что их дети тоже будут хромыми. Вообще они много против чего возражали, в том числе против того, чтобы он продавал людям яд.
Эмань отхлебнула из горла чоудзю. Уже стемнело и снова начал нудно накрапывать дождь. Вокруг них иногда ходили другие люди и батрохи. Люди смотрели на Эмань с неодобрением, а батрохи с интересом.
— Тебе, Круглые Очки, пора перестать это пить, — сказал Прыг-Скок.
— Почему? — немного затуманено посмотрела на него Эмань.
— Будешь меньше жить, и мы с тобой меньше увидимся.
— Мда? — чмокнула губами Эмань и задумалась. — Слушай, Прыг-Скок, а если я вдруг исчезну, ты будешь обо мне скучать?
— Буду, — одним кваком ответил батрох.
— Здорово, — пьяно улыбнулась Эмань. — Ты не поверишь, но по иронии судьбы здесь ты мой самый лучший друг.
Батрох довольно раскрыл широкий рот с малочисленными мелкими зубцами.
— О-о-о! Я очень горд!
— Заслуженно, — закивала Эмань.
— Эй! — донеслось издали. — А как же я?
Эмань повернула голову:
