Береговая оборона к востоку от Роны была уничтожена за считаные часы. Десятки тысяч немецких солдат были убиты, ранены или взяты в плен. Еще раз огромное количество незаменимой материальной части — такое как оружие и транспортные средства — было потеряно. Обе так называемые «крепости» — Тулон и Марсель — были захвачены противником. Две добрые боеспособные дивизии были выкошены, главным образом, чтобы обеспечить отсроченный отход тыловых частей на родину, что произошло бы в любом случае.
Если бы во время продвижения десантного флота Союзников мы отвели бы от побережья все боеспособные части, свободные от мертвого груза тыловых частей, а затем развернули бы их вне досягаемости тяжелой корабельной артиллерии, мы, возможно, установили бы гибкую оборону. Вторгшийся противник в таком случае штурмовал бы пустой ландшафт, а позднее мог понести значительные потери.
Но для последних лет войны было, вероятно, верно высказывание генерала Ганса Кисселя о способностях немецкого командования в целом. Казалось, как будто эти люди полностью оставили и забыли все, что они так хорошо умели делать в начале войны.
Конечно, в тот момент было немного оставшихся в живых от первого или даже второго поколения сражавшихся солдат Вермахта.
Так как большая часть 11-й танковой дивизии была крайне нужна девятнадцатой армии, чтобы держать шоссе № 7 открытым к северу от Монтелимара, 27 августа наша дивизия осталась одна в арьергарде, сражавшемся у Монтелимара. К 28 августа нас ужимали в область, которая становилась все меньше и меньше.
Может быть, стоит упомянуть один случай из сражения у Монтелимара. Рано утром 27 августа мой адъютант, удостоенный Дубовых Листьев к Рыцарскому кресту, обер-фельдфебель (позднее лейтенант) Кристиан Браун, добровольно вызвался, как всегда, с несколькими бойцами на патрулирование. В России он довел до совершенства свой личный способ захвата «языка» — разрезая полевые телефонные кабели в тылу противника и ожидая появления бригады связистов-ремонтников. Как только они появлялись, Брауну и его соратникам оставалось только «поздравить» их с попаданием в немецкий плен — и это срабатывало каждый раз! Менее чем через час он и его бойцы вернулись с целым взводом американских пехотинцев, включая двух офицеров, взятых в плен. Он сказал нам, что они собирались освежиться рано утром в отдельно стоящем доме. Брауну было достаточно сделать два выстрела из его пистолета-пулемета во входную дверь и громко проорать приказ сдаваться. Этого было достаточно, чтобы убедить американцев сдаться. Два молодых офицера были особенно удивлены, когда они поняли простую уловку, которой их обвели вокруг пальца. В целом более тридцати американских солдат были захвачены Брауном и его маленьким патрулем.
Когда патруль возвратился с военнопленными, я предложил этим двум офицерам сигареты и стакан вина, от чего они отказались, как их, по-видимому, учили. У них были свои собственные сигареты, и они, возможно, предположили, что мы хотели отравить их вином. Или они, возможно, просто не испытали желания принимать что-то, что не было доступно для их солдат. Они оказались образцовыми военнопленными. Они никогда не оставляли меня, когда мы прорывались на север следующим утром. Так как они мне просто не были нужны, я дал им выбор пройти несколько сотен метров вверх по холму и вернуться к их товарищам, но они отклонили предложение. «Нет, сэр, — сказали они, — мы теперь военнопленные!» Они попросили лишь быструю транспортировку в более спокойные места, но я никоим образом не мог выполнить их желание.
Во время многих атак их собственных Jabo они убегали во всех направлениях, но впоследствии они опять оказывались у меня на шее!
Только нация, которая, основываясь на ее огромном материальном превосходстве, настолько уверена в исходе войны в ее пользу, может позволить себе отправиться на войну с такими бойцами. Конечно, у меня был и другой опыт встречи с американцами в других случаях[32].
Утром 28 августа я получил полковой приказ, говорящий, что прорыв на север планировался на раннее утро 29-го. К северу от реки Дромы долина Роны снова расширялась. Поэтому самый трудный для прохождения участок был длиной примерно двадцать километров между Монтелимаром и той рекой. Приказ предписывал моему батальону при поддержке нескольких танков продвигаться через возвышенности к востоку от шоссе № 7. Танки должны были присоединиться ко мне рано утром. Я сразу же выразил сомнение, потому что, по моему мнению, не было никакого смысла продолжать сражение в лесу с гораздо лучше экипированными американцами. Главным было достичь северного берега Дромы, по возможности без дальнейших потерь. Мой полковник, так же как и я, привыкший к подобным ситуациям в России, разделил мое мнение, но заявил: «Это — приказ генерала, так что вы ничего не сможете с этим поделать! Он хочет выступить в поход таким же образом». Тогда я сказал: «Герр полковник, я буду ждать и наблюдать, как завтра утром будет развиваться ситуация, и буду действовать соответствующе». С этим он согласился.
Я приказал командирам своих рот держать максимально возможное расстояние от противника ранним утром следующего дня и собраться на моем командном пункте. Тем, кто не смогут там быть по какой-либо причине, придется выбираться самостоятельно. Направление было известно, и мы должны были собраться к северу от Дромы на шоссе № 7. На заре все на моем командном пункте были готовы выступить в поход, надеясь, что не придется прорываться с боем, но ожидая обещанных танков и оставшейся части рот. Только часть моего батальона была на месте в установленное время, остальные все еще были связаны в отдельных стычках с американцами. Когда прошло полчаса после установленного времени, а танки все еще не показывались, я приказал присутствующим бойцам построиться и выступать. Наш маршрут пролегал не через горы, как мне было приказано, а прямо вдоль берега Роны, среди высокой болотной травы и кустарника. Я мог только гадать, почему не появились танки. Было особенно опасно использовать их на узких горных дорогах, с густыми зарослями по обе стороны, где противник мог лежать в засаде позади любого куста.
Поздно днем, после того как мы пересекли Дрому почти нетронутыми, я не был удивлен, узнав, что в результате попытки прорыва командир моей дивизии и многие из его штаба были взяты в плен, и меня ждало то же самое, если бы я последовал установленным маршрутом!
Намного позже в наши руки попала старая американская газета, в которой его захват был описан в деталях — когда американский солдат попытался вытащить его из-за куста, он потребовал быть взятым в плен офицером. Конечно, я не мог судить, сообщала ли американская армейская газета правду, но то, что он серьезно относился к соблюдению хороших манер, звучало достоверно. В конце концов, это был человек, который на своем празднике весь вечер поднимал тосты за своих подчиненных![33]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
