исследования: например, длительные периоды физического, эмоционального или сексуального насилия, а также хроническая нехватка внимания. Другим примером служит парентификация, которая сама по себе является формой родительского пренебрежения, когда ребенок вынужден принять на себя роль взрослого – скажем, столкнувшись с бездомностью или отсутствием денег. В последующих главах мы подробно рассмотрим и объясним все эти типы детских травм.
Большинство травмирующих ситуаций, пережитых участниками нашего исследования, имели место в кругу родственников; всего 2 % таких случаев произошли вне семьи. Это еще раз указывает, что семья может быть опасным пространством – местом, где ребенок с большой долей вероятности может оказаться жертвой. Так было во времена Достоевского, и сейчас ситуация осталась прежней. Будущие проблемные игроки часто рождаются в так называемых «дисфункциональных» семьях. Под этим термином понимаются семьи, которые – зачастую несмотря на значительные усилия – постоянно оказываются в замкнутом кругу патологических отношений, вредных привычек и социально уязвимых ситуаций. У людей, выросших в таком окружении, детские травмы связаны с мыслями о семье. Чтобы подавить эти воспоминания, многие обращаются к игре. В этой главе мы постараемся ответить на вопрос, почему именно игра стала для них способом избавиться от стресса.
Одним из стрессовых факторов, о которых время от времени упоминали наши респонденты, была игровая зависимость у родителей. Как мы выясним, жизнь с родителем-игроманом повышает уровень стресса в жизни ребенка и способствует дальнейшему нарушению связей внутри семьи. Неудивительно, что дети проблемных игроков чаще сталкиваются со стрессом и хуже умеют с ним бороться, чем те, чьи родители не проявляют патологической тяги к игре. Это значит, что и у них самих больше риск превратиться в игроманов.
Однако у многих участников нашего исследования родители не были проблемными игроками. В этом отношении они похожи на Достоевского: в детстве они жили в обстановке стресса, а когда выросли, у них возникла игровая зависимость.
Давайте рассмотрим пример Мэрилин (имя изменено). Ее родители были не игроманами, а алкоголиками. Мэрилин сообщила нам, что в детстве ей было нелегко. С ее точки зрения, алкоголизм родителей повлиял на развитие ее игровой зависимости. «Оба моих родителя были алкоголиками, – говорит она. – Так что если зависимость передается по наследству, то я думаю, что это из-за них я не смогла научиться иначе справляться со стрессом». В этой главе мы увидим, почему жизнь с родителями-алкоголиками была для Мэрилин настолько тяжелой. В двух словах, их зависимость стала для нее источником стресса и тревоги, и чтобы справиться с этими факторами, она научилась у родителей неверным копинг-стратегиям.
Далее мы перейдем к конкретным случаям травмирующего опыта, о которых рассказали наши респонденты, и постараемся понять, как эти ситуации заложили основу для грядущего развития игромании. Сначала мы выслушаем истории тех, кто в детстве столкнулся с единичным травмирующим событием. Помните, что стресс, который они пережили в детском или подростковом возрасте, продолжает играть важную роль даже во взрослой жизни и тем самым способствует проявлению патологической тяги к игре.
Травма
Почему некоторые события или ситуации становятся травмирующими? Как и в случае со стрессом, травма (результат глубокого потрясения) определяется субъективным восприятием. «Травмирующее происшествие» – это конкретное событие, вызывающее у ребенка устойчивое чувство стресса и отчаяния. Такие события часто случаются неожиданно, поэтому вы не успеваете мысленно или физически к ним подготовиться. Поскольку вы не можете отреагировать адекватно, в результате вы чувствуете изумление, огорчение и беспомощность. Итак, травма и стресс понимаются субъективно; поэтому травму можно считать результатом крайнего стресса. Зачастую воспоминания об особенно травмирующем происшествии остаются с человеком на всю жизнь.
Есть много данных, позволяющих предположить, что многие патологические игроки в детстве переживали ситуацию стресса – из-за чего в дальнейшем они используют нездоровые копинг-стратегии, такие как игра. Джулиан Табер, Ричард Маккормик и Луис Рамирес обнаружили, что 23 % игроков, посещающих психотерапевта, сообщали о тяжелой травме, в том числе сексуального или физического характера [Taber et al. 1987]. У этих участников исследования сильнее проявлялись депрессия и тревожность, что, как мы знаем, связано со степенью выраженности игровой зависимости. Нэнси Петри и Карен Стейнберг выяснили, что проблемные игроки чаще оказывались жертвами родительского пренебрежения, а также эмоционального и сексуального насилия [Petry, Steinberg 2005]. Чем более жестоким было насилие, тем раньше жертва начинала играть и тем сильнее проявлялись связанные с игроманией проблемы. К подобным результатам также пришли Отто Кауш, Лорин Рагл и Дуглас Роланд [Kausch et al. 2006]. Как сообщается в их исследовании, 64 % патологических игроков, получающих терапию, столкнулись с эмоциональной травмой, 40,5 % – с физической, а 24,3 % – с сексуальной, причем все травмирующие инциденты произошли в детском возрасте.
Оуэн Волковиц, Алек Роу и Аллен Доран предположили, что развитию игромании часто предшествует значительный стресс – например, болезнь, травма или смерть одного из родителей [Wolkowitz et al. 1985]. Вне зависимости от конкретного типа, подобные события накладывают отпечаток на психическое и физическое здоровье человека на много лет вперед. Многие исследования показывают, что у детей, рано столкнувшихся со стрессом, выше вероятность развития психических патологий. Это объясняется и физиологическими изменениями в нейробиологических системах, отвечающих за реакцию на стресс, и психологическими факторами – ребенок оказывается не в состоянии выработать здоровую стратегию для борьбы со стрессами в будущем.
Одной из травм, о которых сообщали наши респонденты, была смерть близкого человека.
Смерть и/или потеря близкого
Как обнаружил Чарльз Немерофф, у детей, столкнувшихся со смертью одного из родителей, в дальнейшем больше риск развития депрессивных и тревожных расстройств [Nemeroff 2004]. В рамках нашего исследования мы обнаружили, что оба вида расстройств тесно связаны с выраженностью игровой зависимости. Неудивительно, что некоторые наши респонденты в детстве потеряли близкого человека. В очень раннем возрасте им пришлось ощутить чувство покинутости и одиночества, и это повлияло на их дальнейшее психологическое развитие. Например, Дениз было четырнадцать лет, когда умерла ее мать.
Когда мне было четырнадцать, все изменилось. Моя мать умерла от осложнений после обычной операции язвы желудка. Диана [старшая сестра] окончила школу и уехала. Еще через два года отец женился снова, и мы вместе с мачехой переехали во Флинт, расположенный в часе езды к северу от Детройта. Я потеряла маму, сестру и остальных родственников, поэтому злилась и бунтовала.
Для Дениз весь мир внезапно перевернулся. Не приходится сомневаться, что неожиданная смерть матери – это травмирующее событие. После переезда она оказалась вдали от тех, кто мог бы помочь ей справиться с этой потерей. Гнев, возмущение и протест, которые испытывала Дениз, привели к формированию
