сумма денег. О том, чем на самом деле занимался Соломатин, известно было только ему самому и его начальнику. Вора боялись спугнуть – вдруг он работает в хранилище? Следователь начал беседовать с сотрудниками, и одна девушка, недавно принятая на работу, сказала ему: «Украли деньги? Зачем всех подозревать? Подумайте, как я, например, к заведующей в кабинет попаду, когда ее там нет? Замок заперт. И вообще, фигня случилась, а вы стараетесь. Вон, моя подруга тоже работает в архиве, так у них много чего сперли из документов, а милицию и не подумали позвать. Директриса испугалась, что ее уволят!» Соломатин тайком проверил информацию, отправил в тот архив свою сотрудницу под видом уборщицы, и сведения подтвердились. Константин Петрович пошел дальше, послал своих людей в другие хранилища. И понял, что еще в двух архивах совершались кражи, о которых никому не сообщали. Тогда у мужчины возникла идея, каким образом можно вынести документ. В читальных залах есть камеры, на первом этаже дежурит сотрудник охраны. Константин предупредил заведующую о том, что проведет эксперимент, и в архиве появился аспирант. Парень приходил каждый день, спокойно работал. Он оказался очень приветливым, всегда останавливался поболтать с охранником у входа и с дежурной в зале. Молодой человек очаровал всех. Некоторое время его досматривали при выходе на улицу, а потом перестали. И настал момент, когда Соломатин и парень приехали к заведующему хранилищем домой и отдали ему листок, на котором один из российских императоров собственноручно начертал текст. Начальник схватился за сердце. «Никто из ваших людей денег не брал, – объяснил оперативник, – просто я стал своим, никому в голову не могло прийти, что совершу кражу». «Сотрудников следует тоже проверять на выходе! – вскипел заведующий. – А уж посетителей в особенности». «Вы правы, – согласился Соломатин. – Всех, вроде, досматривают, а на деле не каждого. С некоторыми членами коллектива охранники дружат, поэтому пропускают без обыска». «А в зале как? – не мог успокоиться главный. – Повсюду камеры! Как можно спрятать бумагу?» «Охрана состоит из людей, а они устают, – начал объяснять юноша. – Никто не способен просидеть восемь часов у монитора, не отрываясь. Поэтому секьюрити меняются. Когда приходит новый сотрудник, он минут пять болтает с тем, кто сдает пост. Камеры работают, но на пульте никого нет – ребята разговаривают. Ну и есть “слепая” зона, в разных помещениях она своя. Либо преступник знал служебное расписание, либо сидел в темном месте. Дежурная не всегда следит за посетителями, она уходит за документами, которые они заказывают. В зале положено находиться двум служащим – первый покидает помещение, второй остается. У вас же только по одному. А порой и единственный сотрудник два зала обслуживает. Зарплата крошечная, рабочий день долгий – трудно найти людей». Спустя короткое время Соломатин установил, что во всех архивах испарившиеся единицы хранения незадолго до их пропажи изучал кандидат исторических наук Матвей Николаевич Кузнецов. Он всегда сидел в «слепой» зоне, но ничего плохого о нем сказать не могли. Вся информация о молодом мужчине умещалась в несколько слов: пришел, заказал, почитал, заглянул в буфет, вернулся, почитал, сдал единицы хранения дежурной, ушел.
Олеся посмотрела на меня.
– Матвея вежливо попросили прийти на разговор. Кузнецов не сделал попытки удрать, не испугался, приехал к следователям. Он лишь удивился, спросил у Соломатина: «Зачем вам понадобился?» Константин Петрович не стал разводить турусы на колесах, сразу начал: «Десятого января этого года вы работали в архиве…» «Нет, нет, – остановил его Кузнецов, – в этот день читал лекции в институте, начал в девять, закончил в районе двадцати часов. Студенты и дневного отделения, и вечернего у меня». «А восемнадцатого числа того же месяца?» – осведомился Соломатин. И услышал такой же ответ. Константин сравнил рабочее расписание педагога с днями, когда он сидел в архиве, и увидел полное совпадение. Следователь поговорил с учебной частью института, где его заверили, что Матвей – человек-робот, никогда не опаздывает на занятия, не пропускает их, находится в учебном заведении с утра и до ночи. Перерыв между лекциями у преподавателей десять минут. Есть большая, так называемая «обеденная» перемена. Но за тридцать минут ни до одного архива, в которых были совершены кражи, не доехать. А сотрудницы залов, где занимался Кузнецов, твердо говорили: «Он приходил к полудню, сдавал материал в шестнадцать».
Олеся повернулась к Степану.
– Какая мысль приходит в голову после ознакомления с данной информацией?
– Некто, похожий на Кузнецова, использовал его паспорт. Брал документ в те дни, когда Матвей укатывал на лекции, и успевал положить на место до возвращения владельца, – немедленно ответил мой муж.
Глава тридцатая
Калинина кивнула.
– Верно. Но кто мог беспрепятственно войти в дом Кузнецова? Вот вам маленькая, но очень интересная деталь. Жена Матвея в дни краж отсутствовала в Домнино. Галина Петровна, в то время совсем молодая, поступила в техникум, где готовили портних. А там учебная неделя длилась с понедельника по субботу включительно, за прогулы не допускали до сессии. Стало понятно, что орудует кто-то из близких пары, только такой человек сумел бы сделать дубликат ключей от избы, чтобы войти, взять паспорт и до возвращения кого-то из хозяев вернуть документ на место. Круг подозреваемых сузился. Кто в него вошел? Роберт, единокровный брат Матвея, Герман, сын Мироновых, студент-историк, его отец Карл, начальник Кузнецова, Егор Ларин, друг Матвея. Кандидат исторических наук вел замкнутый образ жизни, но перечисленные молодые мужчины у него были постоянными гостями. Соломатин копнул глубже, и на свет выплыла информация, которая его удивила. Все сведения об отце Егора Ларина оказались закрыты. Данные имелись только по матери парня, Валентине Тимофеевне Рыжовой. Женщина числилась уборщицей, однако приобрела просторную кооперативную квартиру, выплатила сразу за нее полностью всю сумму. Егор посещал необычную школу, хотя в его детстве не было частных гимназий. Понимаете…
Олеся опять вскочила и забегала по маршруту «кофеварка – холодильник – кофеварка».
– Десятилетки при Советской власти были разные. Одни – совсем простые, с классами, где много детей. Другие – с углубленным изучением какого-то предмета: иностранного языка, математики, литературы. В обычные заведения брали ребят без собеседования. А вот в те, где особое внимание уделялось какому-то одному направлению, попасть было нелегко, тут следовало предварительно поговорить с завучами, директором, и они решали, сумеет ли дошкольник влиться в детский коллектив, потянет ли усложненную программу. Но работало одно учебное заведение, куда простому малышу, даже гениальному, путь был заказан. В центре столицы располагалось здание, во двор которого рано утром въезжали черные «Волги», «Чайки» и обычные автомобили с
