С трудом сдерживая хрипящий свист, вырывавшийся из груди, Толик открыл глаза.
На крыльце было пусто.
И вдруг в темноте снова запела морзянка. Где-то здесь, прямо у них под носом. Темка шагнул вперед и наклонился.
- Тьфу, черт! - громко сказал он и позвал Толика. - Гляди-ка!
Толик приблизился и в лунном туманном свете увидел на двери железную петлю. Дул легкий ветерок, и она болталась, постукивая о ручку: та-та, тарара-ра-ра!
Мальчишки не засмеялись, не обрадовались. Просто вздохнули. Отлегло немного.
Ничего не значило, раз нет шпиона, что его вообще не могло тут быть. Все могло быть в этом овраге.
- Пожалуй, я пойду, - сказал Толик, переводя дыхание, и Темка кивнул, соглашаясь.
Он быстро пошел по дорожке, ведущей наверх, - и вдруг остолбенел. Горящие зеленые глаза собаки Баскервиллей глядели на него не мигая.
Толик шагнул в сторону, и с диким воплем метнулись глаза. Толик перевел дыхание и чертыхнулся. Господи, наслушаешься разной муры - и черт знает что начинает казаться. Обыкновенный кот.
Неожиданно ему стало стыдно, что он так быстро распрощался с Темкой. Будто сбежал. А Темка там один. И ничего. Может, ему тоже страшно, а он не бежит.
Насвистывая песенку, Толик повернул назад.
Темка еще не лег. Он сидел в халупе на матрасе, брошенном у стены, и читал свою "Собаку".
Толик стукнул в окно. Темка вздрогнул и ослепил его ярким лучом фонарика.
- Ну так я пошел! - непринужденно сказал Толик.
- Ну так иди! - напряженно ответил Темка и рассмеялся, поняв его. Иди, иди! - сказал он. - Ничего!
Обратно Толик шел, громко распевая. Было страшно, но он старался не думать об этом.
Это было в первую ночь. А сегодня наступит четвертая. Мало того, что тут жуть сплошная, так сегодня Темка еще голодный спать ляжет. Живот вон у него урчит. Это Толика вина.
Собака Баскервиллей не пугала его теперь.
Его пугала мысль о том, чем он будет кормить Темку завтра.
Ведь он отвечал за это.
5
Сначала Толик продал свои книжки. Их было немного, не больше десяти "Золотой ключик", "Русские народные сказки" и еще несколько, - подарки к праздникам и дням рождения от мамы и отца.
В букинистическом магазине была длиннющая очередь, высокий старик с козлиной бородкой нервно перелистывал книги - наверное, искал, нет ли выдранных и залитых чернилами страниц, - а потом швырял их куда-то на стол, откидывая с сухим стуком несколько костяшек на счетах.
Толик терпеливо выстоял очередь, а когда подошел к старику, тот на него даже не взглянул.
- У детей не принимаем, - буркнул он.
И Толик, посмотрев задумчиво на нудную бородку скупщика, не стал спорить. "И тут не верят", - подумал тоскливо Толик. Он отошел от старика и, поймав на себе сочувственный взгляд какого-то парня, попросил книги сдать его. Парень ничего не сказал, только кивнул. И через пятнадцать минут терпения Толик получил свою выручку - один рубль сорок две копейки мелочью.
Вообще-то эти деньги можно было растянуть дня на четыре, если кормить Темку одним хлебом с луком. Даже белым можно было. Но Темка смотрел вчера такими голодными глазами, что у Толика рука не поднялась принести ему одного хлеба. "А! Придумаю что-нибудь", - пахнул он рукой и купил в гастрономе две бутылки молока, двести граммов колбасы, две городские пышные булочки и на добавку три пирожка с ливером. Еще одна копейка осталась в запасе.
Увидев Толика с охапкой еды, Темка молча заскакал, блестя голодными, как у волчонка, глазами, потом, урча, стал есть. Пища исчезала поразительно быстро. Толик улыбался, и радуясь и горюя. Это, конечно, хорошо, что у Темки такой аппетит, и хорошо, что Толику пришла эта идея - продать книги. Но с другой стороны - Темка уже доедал последний пирожок с ливером. Оставалась одна городская булка. И снова надо было думать, как накормить его завтра.
Наконец Темка наелся, отломил еще задок у городской булки и стал вяло жевать его.
- Наелся, кашалот? - спросил его Толик.
Темка лениво икнул. Глаза закрывались у него сами собой.
- Ну, дрыхни! - кивнул Толик и пошел наверх.
Надо было придумывать что-то. Надо было искать еду.
Любопытно все-таки бывает. Что бы там ни случалось, но Толику за всю его жизнь ни разу о еде думать не приходилось. Ну, продавали булочки в школьном буфете, ну не было никогда у него денег на эти булочки, но он же не умирал с голоду. Ел свой хлеб с маслом на перемене, а когда приходил домой, худо-бедно, но кормила его бабка или мама. И супом, и вторым котлеты там с картошкой или макароны. Никогда не думал Толик о еде, да вот пришлось.
И вообще, с тех пор как ушел Темка в "подполье", Толик стал, ну серьезнее, что ли. Ведь теперь он не только за себя отвечал, но и за Темку тоже. Будто Темка его сын и Толик обязан его накормить.
Еда теперь для Толика - первая забота. И не только еда, Толик для Темки теперь вроде бы как поводырь у слепого. Смотрит, куда идти. Как шагать. Или словно перископ у подводной лодки. Лодка - под водой, а перископ наверху крутится. Направо глаз повернет, налево, - кругом осматривается - нет ли близко врага. И как быть дальше.
А как быть дальше? Толик думал об этом каждый час, каждую минуту и ничего не мог придумать. Отец один раз приходил, поверил, что Толик про Темку ничего не знает. Но ведь он же не успокоился. А Темкина мать - тем более. Наверное, заявили в милицию. Наверное, в реке спасатели искали, с баграми - не утонул ли. Ищут, конечно, Темку, это ясно, и что до сих пор не догадались в Клопиной деревне поискать, так это случайность. Чистой воды.
Ну, хорошо. Пусть даже совсем не найдут. Но сколько Темка еще продержится? Осенью в школу надо будет. Что же он, учиться не станет? Будет зимовать тут, как Амундсен?
Нет, все это ненадежно и шатко. Разве что отец не выдержит, сдастся.
Прежде Толику все представлялось просто. Темка уходит из дому, отец, поняв, что Темка сбежал из-за него, возвращается к маме и Толику. Раз-раз-раз - и в дамках!
Но все оказалось сложней и серьезней. Если Темку найдет милиция позор и провал! Приведут домой под конвоем, как вора.
А если сдаться? Просто вернуться Темке - и все? Толик усмехнулся. Скажи-ка об этом Темке! Пожалуй, еще отколотит, боксер.
Да, многое кажется поначалу простым и решаемым. Как в математике. Глянешь на задачку, все просто. Первое действие, второе. А решишь, ответ не сходится...
Так и у Толика. Радуется он, что твердый Темка человек. Железный характер. Спит себе сейчас на матрасе у стены, "Собаку Баскервиллей" под голову сунул и ни в чем не сомневается. Все просто у него и понятно: ушел из дому - и точка! А Толик думает-думает, руки у него опускаются, словно у пловца в море без берегов. Куда плыть? Зачем плыть - все равно бесполезно. Подводная лодка внизу, под водой, храпит себе спокойно, а он - перископ. Ему виднее. Виднее, что все бесполезно. Что не вернется отец, если не захочет. А если захочет, вернется и без того.
"Детство все это, - по-взрослому думает Толик, - игрушки-побрякушки. Несерьезно! - И тут же на себя злится: - Несерьезно! Если бесполезно и несерьезно, что ж, так и сидеть, сложив руки? Ждать снова, пока за тебя взрослые не решат? Ждать и ни во что не вмешиваться?.."
Толик ломал голову, прямо на части ее разобрал, а придумать ничего не мог. Тогда стал смотреть под ноги. Может, кто рубль обронил. Нет, рубль это уж слишком. Двадцатинку бы! И то четыре пирожка купить можно. Или лучше батон. Придется Темке снова хлеб с луком есть, что поделаешь. "Придется!" Толик усмехнулся. Придется ли? Надо еще найти эту двадцатинку.
Забавная мысль пришла ему в голову. А что, если пойти на рынок? Глядишь, кто-нибудь просыплет картошку - можно подобрать, а потом испечь ее в костре. Дров, слава богу, в овраге полным-полно. Да и вообще - ту же двадцатинку там найти легче, чем просто на улице, - всюду торгуют, всюду деньги достают, авось и упадет монетка.
Базар походил на реку, только непонятно было, в какую сторону она текла. Во все! Вперед, назад, вбок... Люди толкаются, на ноги друг другу наступают, спорят, смеются. А на прилавках - чего только нет! Пирамиды зрелых помидоров, ярких, блестящих, как бы невзаправдашних. Желтые дыни, будто они из сливочного масла сделаны. Яблоки в корзинах - светятся, словно прозрачные. А пахнут, пахнут!.. У Толика даже слюнки потекли. - вот бы попробовать!
Конечно, если по сторонам глазеть, на всякие вкусности глаза пялить, никакой двадцатинки не найдешь. Надо вниз глядеть. Под ноги. Авось блеснет заветная монетка. Ну блесни, блесни! Говорят, если думаешь только о том, что тебе нужно, обязательно найдешь. И Толик шепчет: "Двадцатинка, найдись! Найдись, двадцатинка!" Словно гипнотизирует. Заклинает.
Покупатели на него внимания не обращают - не видят, наверно, даже, что путается тут под ногами мальчишка, а торговки сквозь толпу его разглядели. Молча взглядами провожают. Вдруг жулик? Бродит тут, шепчет, будто чего выискивает. И чуть Толик поближе к прилавку встанет, кричат, будто кто их режет:
