наливалась густыми фиолетовыми тонами. Над головами зажглись первые звезды. Взвыл и остался позади Великий ветер, Отец всех ветров, не поспевая за фантомами.
— Есть много вариантов свободы, — непонятно ответил лаборант. — Главное — исходная волновая матрица. Память, структура личности — все в комплексе. Душа, если вам так проще. А тело можно вырастить любое… Была бы подходящая биомасса! Ну вот мы и в космосе.
Черная пустота Вселенной потрясала. Колючие глаза звезд изучали пылинку, осмелившуюся взлететь. Во тьме полыхал косматый шар Солнца. Неожиданно лучи его высветили огромную плоскость, проплывающую рядом. Взгляд с трудом охватывал гигантскую конструкцию, и Шевалье не сразу сообразил, что перед ним.
— Орбитальный накопитель, — буднично сообщил «ангел».
Этот черный ромб Огюст уже видел с земли. Накопитель душ! Размеры «ромба» потрясали. Что ты говорил, ангелок? «Тело можно вырастить любое…»? Что же тогда для вас — проблема? Вы устремились в космос, к другим звездам и планетам; Земля опустела…
Вам не хватает душ? Для освоения новых миров?!
Как же ты сразу не догадался, Шевалье-от-самой-реки! Что делают в твое время, когда не достает добровольцев для освоения новых территорий? Правильно, молодой человек: государство отправляет туда заключенных. Каторжников-переселенцев. Их руками Англия сейчас осваивает дикую, смертельно опасную Австралию. Чем потомки лучше английских лордов? Им нужна рабочая сила…
Только не тела — души!
Вот для чего их лазутчики проникли в прошлое. Вот для чего им нужен ты, Огюст Шевалье! Какая роль уготована тебе жижей в Лабиринте? Вербовщика? Надзирателя? Конвоира? И потянутся караваны плененных душ по звездным путям, обретая в других мирах новые тела — чтобы под надзором стражи работать на благо потомков.
«В поте лица твоего будешь есть хлеб, — вспомнил он, — доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят…»[28]
— …а вот орбитальная исследовательская станция. Мы начинаем сокращать их число. Во многих отпала надобность, а околоземное пространство они захламили изрядно. Вон проходит метеоспутник. С помощью таких мы регулируем климат… Извините, нам пора. Фантомное тело имеет свои недостатки. Космические излучения вызывают эффект эйфории — опьянение эфиром…
* * *
Угольно-черный ромб плыл над Землей.
Сгусток тьмы, он тенью скользил по орбите. Яростные лучи Солнца ненадолго делали его видимым, проявляя, словно монохромный снимок. Ромб исправно поглощал ураган волн, бушующий в эфире, но, в отличие от турмалина Гамулецкого, не мог поглотить его полностью.
Ромб не был одинок. Вслед за ним по орбите, караваном в пустыне, тянулась вереница ромбов-близнецов, образуя вокруг планеты рукотворное кольцо. А внизу, как ни в чем не бывало, вращался зелено-голубой шар, кокетливо кутаясь в дымчатую кисею облаков. Казалось, ни Земле, ни ее обитателям нет дела до траурного пунктира, опоясавшего мир.
Лишь единственный смельчак заинтересовался диковинным ожерельем.
Великий ветер, Отец всех ветров, собравшись с силами, вознесся на немыслимую высоту — туда, где разреженный воздух подобен иглам мороза, просеянным сквозь сито. Здесь, на границе своих владений, он встретился с космическим братом — Солнечным ветром. В последнее время они виделись редко. Впрочем, что значит время для двух странников?
Миг? Вечность?
Нет разницы.
Никто не знает, о чем говорили эти двое на языке дуновений и частиц. Вскоре один умчался прочь, к далеким созвездиям, а второй продолжил путь в заоблачных высотах, на границе запретной для него ледяной пустоты. Даже Великим положен предел. Но не это тревожило Отца всех ветров Земли. Глупо сетовать на извечный порядок. Наслаждайся доступным — избежишь разочарований.
Эфемерным жителям Земли было неведомо это мудрое правило. Их жадность не знала границ. Недра гор и пучины морей, царство Великого ветра и держава его солнечного брата — дальше, глубже… Компания черных ромбов, опоясавшая Землю, — свидетельство их упрямства. Великому ветру не нравились эти правильные до тошноты геометрические фигуры, несущиеся в первозданной пустоте.
И не потому, что он не мог до них добраться.
В ромбах, зиявших в небе, словно дыры в Бездну, крылась угроза. Вызов основам миропорядка. Круговорот причин и следствий грозил дать сбой. Что случится, если ромбы застрянут осколками антрацита в жерновах бытия, в шестеренках Механизмов Времени и Пространства? Механизма Жизни, наконец!
Ну что этим людям неймется, в самом деле?!
Вздохнув, Отец ветров оторвал взгляд от смутных высей. Внизу, сквозь дыру в ватном одеяле облаков, был виден город: некогда — обиталище двуногих эфемеров, теперь — музей под открытым небом. Блестели на солнце купола церквей. Шло рябью море крыш — рыжих, серых, черных. Чужеродно смотрелись редкие вкрапления зелени. Еще более чужеродными выглядели небоскребы — башни, сверкающие металлом и стеклом.
За ними глаз не сразу замечал одинокий шпиль Адмиралтейства.
Город рассекали пустынные реки улиц и проспектов, деля его, словно огромный пирог. Где их былое многолюдье? Праздные толпы гуляк, потоки угрюмых работников; стайки любопытных туристов? Город застыл, замер. Сон? Каталепсия?
Смерть?
Лишь вода в гранитных венах каналов текла по‑прежнему. Нева поддерживала видимость жизни в угасающем теле. Великий ветер помнил город другим. Ему захотелось повернуть время вспять — услышать шум голосов, посмеяться над суетой…
Почему бы и нет?
Но прежде, чем Земля послушно крутнулась в обратную сторону, набирая разгон, Великому ветру привиделось странное. Лабиринт улиц заполнила бурлящая жижа. Она пенилась, вздымалась, проникала в окна домов, стремясь утопить город в себе. Земля завертелась волчком, дымясь от спешки, лучи Солнца упали с горних высот, и там, где они касались жижи, она вскипала, испаряясь. Струи пара устремлялись ввысь — дальше, дальше, прочь от тверди…
Поток бесплотных душ возносился к небесам. Увы, пророчества лгали — там их ждал отнюдь не обещанный рай.
Там их ждал — ромб.
Акт II
Божья кара
Так как обычно принято утверждать, что знание о будущих событиях точным знанием являться не может, то дело обстоит таким образом, что я поначалу не верил в свою возможность предсказывать посредством моих природных данных, унаследованных от предков. Я все время недооценивал свои способности, данные мне природой…
Мишель Нострадамус, «Послание Генриху II»
Итак, и стыд рождения, и страх смерти сливаются в одно чувство преступности, откуда и возникает долг воскрешения, который прежде всего требует прогресса в целомудрии. В нынешнем же обществе, следующем природе, то есть избравшем себе за образец животное, все направлено к развитию половых инстинктов.
Литургия верных и есть превращение процесса питания и рождения в воссоздание, или Всеобщее Воскрешение.
Николай Федоров
Сцена первая
Все пути ведут в петербург
(Продолжение)
1
— Придушу! — выдохнул Торбен Йене Торвен.
Затем трезво взвесил свои возможности и уточнил:
— Перестреляю!
Пин‑эр
